Курсы валют улетели в космос. Накопления можно как-то спасти? Может, вложиться в золото? А инвестиции могут помочь?
С 24 февраля, когда российская армия вторглась в Украину, курс рубля к доллару, евро и другим валютам упал почти вдвое. Одновременно Центробанк ввел ограничения на снятие и покупку валюты, и сбережения многих россиян начали таять. Как в условиях постоянно меняющегося курса сохранить свои сбережения? И удастся ли вообще это сделать? Объясняет доцент РАНХиГС, специалист по фондовым рынкам Сергей Хестанов.
— Что людям теперь делать со своими накоплениями?
— До 24 февраля я бы легко ответил на этот вопрос. Сейчас все стало гораздо сложнее из-за того, что непонятно, как будут работать многие традиционные способы снижения рисков для накоплений.
Раньше логика человека, который хочет защитить свои накопления от инфляции и девальвации, была довольно простой. Если рассматривать простые инструменты, то достаточно было иметь долгосрочные накопления — те, которые заведомо не предполагалось использовать в ближайшие год-два, и хранить в так называемых твердых валютах. Причем даже не так важно, будь то долларах или евро. Потому что до недавнего времени инфляция по твердым валютам была радикально ниже рублевой. С другой стороны, никакого ограничения на движение валюты, на движение капитала до недавнего времени не было. В тех условиях разумной стратегией в долгосрочных условиях было банально хранить в валюте.
Для тех, у кого накопления значительные, можно было подумать об использовании более сложных финансовых инструментов. Многие состоятельные люди использовали евробонды. Эта логика работала заметно больше десятилетия.
Сейчас из-за — я аккуратно подбираю слова — непростой геополитической обстановки такая логичная схема на некоторое время перестанет работать. В настоящее время конвертируемость рубля заметно ограничена, также ограничена возможность совершать трансграничные транзакции.
Для людей, которые располагают небольшими суммами, может быть, имеет смысл подумать о наличной валюте. Даже в позднесоветские годы, когда в Союзе формальное обращение валюты было запрещено, все желающие ее покупали и продавали. Был хоть и черный, но более-менее понятный рынок. Но это для небольших сумм, поскольку сейчас продать крупную сумму в наличном виде за рубли достаточно сложно и велика вероятность, что это вызовет серьезные вопросы у правоохранительных органов.
Некоторый слабый оптимизм внушает то, что степень рыночности российской экономики остается достаточно большой. Потребность части экономических субъектов в защите от инфляции довольно велика. Соответственно, есть надежда, что какой-то подход [экономического блока правительства и Банка России к решению проблемы] постепенно сформируется.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
Кроме того, несмотря на отсутствие свободного валютного рынка, движение котировок рубля, в том числе и на зарубежный площадках, внушает некоторый оптимизм. Возможно, где-то вблизи текущих курсов рынок нащупывает какое-то промежуточное равновесие. Если рубль укрепится на значениях, не очень далеких от текущих, то, возможно, это будет сигналом для Центрального банка — для смягчения ограничений. И мы вернемся не совсем в тот валютный рынок, который был до 24 февраля, но в достаточно похожую ситуацию. И тогда ответ на вопрос, что делать с деньгами, станет гораздо понятнее.
— Минфин советует выходить из валютных счетов и вкладываться в золото. Насколько такая стратегия оправдана?
— У золота есть довольно много недостатков. Купить золото легко. Уже многие банки начали продавать от одного грамма. Но при попытке его продать довольно типичным является требование экспертизы [слитков], что затратно. И для маленького объема золота экспертиза может стоить дороже чем само золото. Необходимость экспертизы при продаже сильно ограничивает применимость золота.
— Насколько вероятно, что мы в ближайшие дни столкнемся с черным рынком валюты?
— Центральный банк прекрасно понимает значимые риски возникновения черного валютного рынка. Его возникновение крайне нежелательно: это снизит управляемость, вызовет целый букет рисков. И нежелание ЦБ допустить формирование черного валютного рынка внушает мне некоторую надежду. Баланс поступления валюты и импорт в нынешних непростых условиях как-то сформируются, и появится возможность либерализовать валютный рынок. Мне кажется, Центробанк не будет затягивать. Регулятор, насколько это возможно, постарается открыть нормальный валютный рынок просто из соображения, что если этого не сделать, [черный] рынок откроется явочным порядком.
— Насколько велика вероятность, что люди не смогут сохранить свои накопления?
— Инфляция сейчас действительно высокая. В этом году, даже по консервативным прогнозам, она ожидается на уровне 20%. Для сравнения: довольно высокая инфляция 2015 года составила порядка 15%. Довольно чувствительно.
Сейчас какая-то часть людей с накоплениями размером в полугодовую или годовую зарплату посмотрит в сторону альтернативных инструментов. Кроме того, высокая ставка ЦБ привела к тому, что доходность многих депозитов находится на уровне выше 20%. Даже такой депозит — это меньшее зло, чем тупо держать деньги под подушкой. Для людей с небольшой зарплатой это если не выход, то способ подсластить пилюлю.
— Можно ли быть уверенным, что Агентство по страхованию вкладов сможет гарантировать выплаты депозитов, если банк разорится?
— Для рублевых вкладов — никаких трудностей. Все трудности прямо или косвенно связаны с валютой. Если пофантазировать и представить, что ситуация на нынешнем уровне стабилизируется, то мне кажется, необходимости каких-то сверхжестких валютных ограничений [на операции с валютой] не будет. Почти двукратная девальвация рубля надежно сократит импорт [товаров в Россию]. А опыт 2015 года подсказывает, что при чувствительной девальвации импорт падает сильнее экспорта, что автоматически укрепляет торговый баланс. В этих условиях мотивация к жестким валютным ограничениям сама собой отпадает.
— За последние годы на фондовый рынок вышли почти 18 миллионов россиян. Как они себя поведут, когда биржи вновь откроются?
— Нынешнее падение акций, в общем, не первое. Падение 1998 года было куда более заметным. Кроме того, когда ценная бумага падает, многие инвесторы просто берут паузу. Ну какой смысл продавать бумаги, если ее цена сократилась на 80%? Уж тогда лучше подождать. Хотя бы из соображения, что последние 300 лет рынки в среднем растут.
У крупного, серьезного бизнеса шансы выжить достаточно велики. В общем-то из крупных российских компаний на моей памяти умерла только одна — ее звали «Юкос». Поэтому значительная часть частных инвесторов в этих условиях ничего делать не будут. Также у многих подешевевших бумаг остается дивидендная привлекательность.
— Я правильно понял, что, по вашему мнению, после открытия фондового рынка многие россияне именно там попытаются сохранить накопления?
— На рынке каких только людей нет. Поскольку там каждый человек делает то, что он хочет, и над ним нет начальника, то встречаются как рациональные, так и совершенно идиотские решения. Большинство частных инвесторов располагают, мягко говоря, не самым крупным капиталом. Поэтому среди покупателей будет больше крупных игроков.
— Насколько велик шанс, что в нынешних тяжелых условиях российские власти пойдут на введение карточной системы?
— Вы говорите «российские власти», но на самом деле внутри тех, кто принимает решения, есть люди с самыми разными взглядами. Есть сторонники мобилизационно-распределительного подхода. Тот же господин [первый вице-премьер Андрей] Белоусов. В экономике такой подход можно назвать дирижизмом. Государство директивно устанавливает многие задачи для бизнеса. На определенном этапе многие страны через это проходили, отнюдь не только СССР. Но есть и те представители власти, которые достаточно четко стоят на рыночных позициях. Прежде всего это Минфин и ЦБ.
Более того, способность России относительно благополучно пережить кризисы 2008, 2015, 2020 годов базируется на двух простых вещах. Первое — это сбалансированный бюджет. У нас даже прошлый год удалось закрыть с небольшим, но профицитом. И второе — плавающий курс рубля. Можно долго спорить о степени его свободности, но до 24 февраля она была довольно высокой. Эта связка начала формироваться еще года с 2006-го. И то, как [Россия] успешно прошла кризис 2008 года, укрепило уверенность тех, кто принимает решения, что эта связка работает успешно.
— Степень закредитованности граждан с каждым месяцев увеличивалась. Смогут ли россияне и дальше использовать заемные деньги?
— Банки радикально ужесточат политику выдачи кредитов. Как минимум, до тех пор, пока не наступит какая-то относительная определенность.
Ставка ЦБ в 20% не способствует разгулу кредитования. Старые кредиты будут потихоньку гаситься, и, скорее всего, степень закредитованности сократится. Кто-то обанкротится, кто-то выплатит кредиты. Я здесь не вижу больших проблем. Почти все [потребительские] кредиты рублевые. Валютных — исчезающе мало. Банки неплохо умеют работать с определением надежности заемщиков. Едва ли у них радикально испортится кредитный портфель. Особо страшных сюрпризов ждать не стоит.
— После введения санкций в России многие были попросту шокированы их размахом. Могут ли панические настроения несколько спасть в ближайшее время?
У меня сложилось впечатление, что эти геополитические события стали неожиданностью — в том числе и для крупного бизнеса. Весьма вероятно, что те, кто режиссировал эти геополитические события, скорее всего, не принимали во внимание все риски для экономики. Если бы к дискуссии были бы допущены хотя бы кто-то из минфина или ЦБ, они постарались либо отговорить власти от этих действий, либо, если это невозможно, хотя бы как-то подготовиться. Соответственно не было того, что случилось с международными резервами [Центробанка].
Сейчас будет, да, болезненный, да, неприятный, но период приспособления. Процентам 80 бизнеса придется ужаться, чем-то пожертвовать. Но приспособятся. Если предположить, что как оно сейчас есть, так оно и останется, то, в общем-то, 1998 год был суровее. И глубина перестройки бизнеса была сильнее. В пользу этого говорит простая вещь. Тогда, на пике девальвации, рубль упал более чем в пять раз, а сейчас всего в два раза.
