Кремль бьет по «Мемориалу», чтобы сделать больно не только нам, но прежде всего — Германии Максим Трудолюбов — о том, как атака на главную правозащитную организацию связана с внешней политикой
Угроза властей уничтожить «Мемориал» воспринимается как тяжелый удар сразу и по правам человека в сегодняшней России, и по свободному разговору о страшных событиях прошлого, вину за которые несет государство. Общество, у которого есть организация, подобная «Мемориалу», и общество, у которого такой организации нет, — это общества, находящиеся на разных этапах взросления. Российское общество взрослое. Пока. Но политическому руководству России нет дела до зрелости общества. Для игроков из Кремля «Мемориал» — самая известная в Германии российская организация. И по этой причине — один из инструментов воздействия на немецких и европейских политиков. Это одна из болевых точек, и если на нее можно надавить — значит, нужно надавить. Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов — о том, как российское государство играет в войну и мир.
О своей внутренней и внешней политике российские власти рассказывают две противоположные по смыслу истории, два мифа. Внутри страны, говорят нам представители государства и комментаторы государственных медиа, царят мир, согласие и стабильность. Во внешнем мире, напротив, нет ни мира, ни согласия, ни стабильности. Россия вынуждена иметь дело с врагами, которые подступают к ее границам, мешают стране развиваться и стремятся ограничить ее влияние в мире.
Два мифа российской политики
Отдельные проблемы внутри России существуют — но, как говорят государственные СМИ, являются следствиями конфликтов вовне. Объяснять внутренние проблемы внешними причинами — старинная техника власти, применявшаяся на протяжении всего советского времени и позволявшая на риторическом уровне выводить руководителей страны из-под возможной критики. Проводниками дурного внешнего влияния российское государство называет разного рода «других», окопавшихся внутри единого российского общества. Оно их выявляет и объявляет «иностранными агентами», «нежелательными» и «экстремистскими» организациями.
История про мир внутри страны, как и история про войну во внешнем мире, придуманы и очень мало связаны с действительным положением вещей. Российское общество не едино, неоднородно и поляризовано по множеству вопросов — от отношения к советскому прошлому до предпочтений, касающихся политического будущего (то есть пути, по которому движется страна). Если бы в России могли существовать партии и организации, действительно отражающие взгляды граждан, политическая борьба в стране приводила бы к непредсказуемым исходам выборов и создавала бы напряженную и увлекательную национальную дискуссию по множеству тем.
Ничего подобного сейчас нет: публичная сфера остается предметом неустанной заботы властей, стремящихся маскировать и прятать реальные внутренние конфликты и создавать — в воображении граждан — внешние. И внутреннее согласие, и внешние конфликты в России конструируются искусственно — с помощью пропаганды, поддержки одних групп населения в противовес другим, с помощью манипулирования опросами общественного мнения и выборами.
Война России с окружающим миром — ключевой политический миф. В реальности самые близкие к власти люди одновременно и самые интегрированные во внешний мир. Как показывают исследования взглядов российской элиты, отношение этих людей к странам Запада может быть негативным, может содержать в себе обиду и недовольство качеством гостеприимства — но именно Запад остается их ориентиром.
Депутаты российского парламента много лет отстаивают право владеть недвижимостью за пределами страны. Для тех, кто получает максимальные выгоды от сложившейся в России ситуации, путь на Запад практически безальтернативен, ведь западные юрисдикции лучше защищают их активы, западные университеты лучше учат их детей, а уровень личной безопасности, к которому они стремятся, по-настоящему достижим только вне России.
Россия глубоко интегрирована в мировую экономику как покупатель промышленных товаров и продуктов высоких технологий. Российское общество и политические лидеры страны в личном качестве зависят от иностранной финансовой, правовой и цифровой инфраструктуры. Настаивать на независимости и лидерстве в международных отношениях в таком положении трудно.
Но российское руководство все равно стремится к утверждению независимости и лидерства. Поскольку добиваться этого с помощью позитивных «козырей» — например, экономического веса и влияния — не удается, они задействуют негативные, так или иначе связанные с конфликтами. Именно в конфликтных ситуациях политические руководители России располагают наиболее выгодным для них набором «болевых точек» в международном диалоге. В стратегии конфликта, которой они следуют, важно не применение силы как таковое, а силовой потенциал — угрозы и многозначительные жесты.
Конечно, долгосрочным ответом на эту ситуацию могло бы быть лидерство, основанное на собственных идеях, технологиях и инфраструктуре. Технологическая и инфраструктурная самостоятельность могла бы быть прекрасной стратегией для России, но такая стратегия требует десятилетий усилий и инвестиций, а вкладываться в развитие нынешние российские власти не могут, потому что созданный ими самими инвестиционный климат этому препятствует. Скорее всего, они и не хотят этого делать, потому что не считают свое положение прочным: зачем дарить подарки тому, кто придет тебе на смену.
Ценности против цены
При таком подходе оружием или инструментом конфликта может стать вообще все, что вызывает болезненную реакцию у «оппонентов-партнеров». В ход идут передвижения войск у границы с Украиной, сообщения о новых видах вооружений и другие воинственные заявления. Россия — один из ведущих поставщиков энергетических ресурсов на Запад, а значит, и этот рычаг тоже задействуется. Использование Александром Лукашенко беженцев как оружия против европейских стран вызывает там протесты — значит, Россия как минимум не будет препятствовать этой жестокой игре. В этом случае сам белорусский диктатор становится российским орудием. Что очень удобно: в случае чего риторически всегда можно откреститься от участия в конфликте.
Значимые организации и фигуры внутри России, в том числе «Мемориал», тоже превращаются в разменные монеты. Подходит всё (и все), с помощью чего можно поднять шум и войти в публичную перепалку с противником. В случае с «Мемориалом» российским политическим менеджерам важна не столько деятельность старейшей в России общественной организации, сколько ее известность в Европе, прежде всего в Германии. Для которой тема преступлений тоталитаризма тоже чрезвычайно важна — и болезненна. Эта известность уже «работает»: угроза ликвидации «Мемориала» вызвала в Германии общественный резонанс. Министр иностранных дел сделал яркое заявление (саму возможность закрытия организации он назвал «шокирующей»), немецкие общественные деятели и исследователи России и ее истории уже написали и опубликовали письма в поддержку российских коллег.
Чем заметнее фигура или организация, тем больше она «весит» в стратегии конфликта. Не стоит при этом думать, что торг идет прямолинейно: мы вам одну фигуру и вы нам одну, — как при обмене шпионами или высылками дипломатов. Конечно, российские власти хотели бы, чтобы немецкие власти сертифицировали трубопровод «Северный поток — 2» еще при нынешнем канцлере, но понимают, что вряд ли добьются ускорения процесса, который идет по формальной процедуре. Да еще и отягощен продолжающимися спорами внутри Европейского союза и вокруг него (в войну слов вокруг трубопровода сейчас включилась Великобритания).
В стратегии конфликта, которую выбрали нынешние руководители российского государства, важно доносить до оппонентов, что на санкции и другие виды давления со стороны Запада от России последует ответ. Ответ этот, как правило, не может быть симметричным, поскольку российский экономический и политический вес невелик. Но этот ответ может быть болезненным, потому что «иностранные агенты» и «нежелательные» организации по статусу напоминают заложников. Минувшей весной объявление организаций и штабов Алексея Навального «экстремистскими» последовало вскоре после того, как США объявили об очередной порции санкций против России. Этим жестом российское руководство перенесло часть ответственности за судьбу политика и его сторонников на западные страны. Кремль уже не раз показывал, что в ответ на внешнее давление будет преследовать кого-то из «агентов» Запада внутри России.
Российские оппозиционные политики, общественные деятели и журналисты — не агенты иностранных держав, это знают и в администрации президента. Выявление «агентов» нужно не столько для того, чтобы пресекать какое-то чуждое влияние, сколько для того, чтобы риторически маркировать независимых людей в стране как «других». Внутренние «другие» нужны российскому руководству как один из нескольких рычагов для ведения конфликтной внешней политики и поддержания внутриполитических мифов о единстве нации и враждебном окружении.
Независимая, активная часть общества и российские власти по-разному понимают саму природу ценности любой деятельности. Для многих в России и за ее пределами «Мемориал» — сообщество исследователей государственных репрессий и правозащитников, само присутствие которых в России есть признак зрелости нашего общества. Общество, у которого есть такие организации, может претендовать на субъектность, то есть на то, чтобы не сливаться с государством, а выстраивать с ним «взрослые» отношения — иметь возможность совершать самостоятельные поступки.
Для властей же у независимой деятельности есть не ценность, а цена. Которая измеряется весом организации или человека, полезностью при обмене «ударами» в политике балансирования на грани войны и мира. Нынешние российские власти относятся к общественной деятельности примерно так же, как советские власти относились к художественным произведениям из музейных коллекций, которые они распродавали. Там тоже цена преобладала над ценностью.
Максим Трудолюбов