«Всем нужна сказка, а она охотно продавала сказочный продукт» Интервью режиссера Алекса Гибни, который снял документальный фильм про создательницу Theranos Элизабет Холмс (и снимет еще один)
«Всем нужна сказка, а она охотно продавала сказочный продукт» Интервью режиссера Алекса Гибни, который снял документальный фильм про создательницу Theranos Элизабет Холмс (и снимет еще один)
В начале сентября в США начались предварительные слушания по делу Элизабет Холмс, основательницы скандально известной компании Theranos, которая обещала революцию в медицинских анализах крови. За десять лет работы стартап привлек около 700 миллионов долларов инвестиций, на пике в 2014 году его стоимость оценивалась в 9 миллиардов долларов. Но уже в 2015-м выяснилось, что технологии мгновенного анализа крови по одной ее капле, которую обещала Холмс, никогда не существовало. К 2018-му компания была ликвидирована, а Элизабет и ее партнеру Рамешу Бальвани предъявили обвинения в мошенничестве. Спецкор «Медузы» Светлана Рейтер обсудила дело Элизабет Холмс с Алексом Гибни — режиссером вышедшего в 2019 году документального фильма «Изобретатель: Жажда крови в Кремниевой долине».
— Как пришла идея снять документальный фильм об Элизабет Холмс?
— На самом деле снять его мне предложила телекомпания HBO. В то время у Theranos, компании Холмс, уже были проблемы с законом, но до полной катастрофы не дошло. Я стал изучать все, что мог, по этой теме — и чем больше читал, тем интереснее она мне казалась. Потому что это была история аферы неслыханных масштабов — причем в самом центре Кремниевой долины.
— Когда HBO вышел на вас?
— Господи, вспомнить бы. Мы снимали фильм почти два года, они обратились ко мне раньше… Это было в 2017 году.
— И съемки шли почти два года.
— Да. С нами поначалу никто не хотел разговаривать. Первым делом мы вышли на саму Элизабет Холмс — она не под запись поговорила с моими продюсерами и отказалась сниматься. Несмотря на то, что в прессе уже были статьи о провале Theranos, сама Холмс была уверена, что это временные неурядицы. Что скоро все вернется на свои места: прибор «Эдисон» будет делать анализы крови без малейшей осечки, компания наконец-то добьется успеха и Холмс даст нам интервью. Так сказать, в очередном зените своей славы.
Сотрудники Theranos, с которыми мы пытались договориться об интервью, боялись это делать: они все подписали NDA (договор о неразглашении). И знаменитый адвокат Дэвид Бойс, который представлял интересы Theranos, довольно ясно дал понять всем сотрудникам, что, если кто-то из них начнет говорить, пощады не будет.
— Но вы не сдались.
— Да, мы не сдались. Нам повезло, мы смогли снять нескольких журналистов, которые писали о взлете Theranos. Один из них дал нам записи разговоров с Холмс, что было очень полезно — можно было проследить метаморфозы героини от успеха до провала. Потом мы вышли на журналиста Джона Каррейру.
— Вы снимали ваш фильм уже после того, как он написал свою книгу «Дурная кровь»?
— Наша команда вышла на Джона весной 2017 года, когда он еще писал «Дурную кровь». Некоторое время было непонятно, сможет ли он вообще с нами сотрудничать, поскольку, кажется, к тому времени он уже обещал написать сценарий для известного режиссера Адама Маккея. Но в итоге все как-то утряслось, Джон дал нам большое интервью и помог нам советами и источниками.
— Один из главных героев вашего фильма, Тайлер Шульц, внук бывшего госсекретаря США Джорджа Шульца, был основным источником Каррейру. Как вам удалось убедить его говорить на камеру? Какие гарантии безопасности вы ему дали?
— Как журналист, никаких гарантий сверх тех, что у него уже были, я ему дать не мог. Когда мы его снимали, он уже сотрудничал с правоохранительными органами, так что защита у него была. Нам повезло, что он говорил с Каррейру, а тот рассказал ему о нас. Потом и сам Тайлер согласился сняться. Для него в какой-то момент это стало делом принципа — рассказывать правду о мошенничестве Theranos.
— Откуда в фильме появилось интервью Элизабет Холмс и съемки офиса и лабораторий Theranos?
— Я смог найти источник в Theranos, у которого были многочасовые, бесконечные записи разговоров с Холмс. Все эти интервью были сняты знаменитым режиссером-документалистом Эрролом Моррисом, которого когда-то наняли снимать рекламу Theranos. Помимо разговоров, там были детальные съемки интерьеров компании, лабораторий — этот массив стал для нас настоящим спасением.
— Почему сама Холмс отказалась сниматься?
— Потому что она хотела, чтобы игра велась по ее правилам. Ей нужна была реклама, а не честный рассказ о том, что случилось в Theranos
— Как вы сами считаете, Холмс намеренно шла на обман потребителя, предлагая им сделать длинный список анализов по одной капле крови из пальца? Или она, как свойственно многим изобретателям, добросовестно заблуждалась?
— Сложный вопрос, если честно, Я думаю, Холмс родилась — ну или выросла — идеалистом. И изначально Theranos задумывался не для того, чтобы облапошить инвесторов. Но дальше, когда стало ясно, что анализатор крови под названием «Эдисон» не в состоянии выполнить даже простейшие анализы, то вместо того, чтобы честно сказать «Ребята, я облажалась», Холмс стала врать. Такая коррупция с благородными целями, понимаете? Цель оправдывает средства, вранье с благими целями, ложь во спасение проекта — как ни назовите.
— Поэтому в вашем фильме есть рассказ об эксперименте с игральными костями?
— Да. Это эксперимент бихевиориста Дэна Ариэли. Он довольно прост: людям предлагают выбрать определенную сторону игральной кости, кость бросают, человек получает столько долларов, сколько очков выпало на выбранной им стороне. Сказать, что именно ты выбрал, нужно после того, как кость упала на стол. То есть можно соврать, что выбрал сторону с самым большим числом. Дальше участникам говорят — выберите сторону и все выигранные вами деньги пойдут на благотворительность. И вот в этом случае люди начинают врать очень активно — потому что они считают, что раз деньги пойдут на благое дело, то соврать не грех. Для меня это было большое открытие.
— Что в процессе съемок вас удивило больше всего?
— То, что многие считали Элизабет Холмс уникальным явлением, чем-то вроде единорога. На самом деле у нее были предшественники — например, тот же Томас Эдисон, который в начале своей карьеры много раз оказывался на грани краха из-за своих слишком самонадеянных проектов, фальшивых презентаций неработающих изобретений, подкупа журналистов. Мы стали изучать его биографию, еще когда никто не хотел с нами разговаривать, — и вот этот поворот с Эдисоном, который мы тогда придумали, в итоге нам очень пригодился.
— Элизабет Холмс выросла в обеспеченной семье с хорошим, простите за выражение, провенансом и крепкими связями. И все равно — почему ей безоговорочно верили инвесторы и члены совета директоров Theranos? Тот же Джордж Шульц, Генри Киссинджер, Руперт Мердок. Акулы в своей отрасли, а деньги давали без малейшего due diligence.
— У Элизабет Холмс есть одно редкое качество — она может быть невероятно убедительной. Тот же Тайлер Шульц, когда ему стало понятно, что дело дрянь, проекта нет, анализатор не работает, заходил в кабинет Холмс злым, а выходил совершенно убежденным в том, что работает в лучшей компании на земле и все в порядке, все работает, все идет так, как должно. Людям хочется верить в проект с хорошим целеполаганием, все в глубине души хотят вкладывать деньги в спасение человечества — а это она и предлагала.
Потом представьте себе Кремниевую долину — мужской мир, в котором вдруг появляется женщина. Она бросила университет — прямо как Стив Джобс. Носит черные водолазки — прямо как Стив Джобс. Разве это не чудесно, если такая женщина займет свое место в этом мире мужчин? Ее ждали, она была нужна, понимаете? Поэтому о Холмс, кстати, охотно писали СМИ — всем нужна сказка со счастливым концом, а она охотно продавала сказочный продукт. В этом, кстати, тоже есть сходство с Джобсом, который тоже был талантливым пиарщиком.
— Разница в том, что у него все работало.
— Джобс добился большого успеха после большого провала — его компьютер Next получился совсем не таким, как планировалось. Но после этого он взял на работу молодых и талантливых людей с критическим мышлением, которые не стеснялись говорить ему правду в лицо. И он их слушал. А Холмс брала на работу тех, кто с ней должен был во всем соглашаться. В этом, мне кажется, одна из самых больших ее ошибок.
— В суде Элизабет Холмс говорила, что во всем виноват ее партнер, Санни Бальвани. Вы верите ей?
— Ни капли. Все, с кем мы говорили, в один голос утверждали, что Санни был полностью зависим от Элизабет и слушался ее беспрекословно. Она была главной, не он.
— Холмс не звонила вам во время съемок?
— Нет. Мы периодически набирали ее номер, пытались убедить [дать интервью]. Я ходил на встречи с ее пиарщиками, но толка от этого не было. Я думаю, ей хотелось, чтобы мы отказались от своей идеи и фильма бы попросту не было.
— Сейчас идет суд по делу Theranos. Не думаете снять продолжение?
— Да, думаем. Поэтому один из моих продюсеров ходит в суд.
— И что он рассказывает?
— Что Холмс радикально изменилась, просто другой человек. Если раньше она одевалась под Джобса, то теперь носит блузки пастельных тонов, причем воротник расстегивает так, чтобы было видно распятие на цепочке.
— Иисус всемогущий!
— Да, он сам, собственной персоной.
— Как вы думаете, она себя чувствует виноватой?
— Мне кажется, она верит в то, что ее погубили мужчины — из зависти. Уничтожили ее за то, что она была такой сильной и смелой. Она действительно считает себя невиновной — потому что изначально, повторюсь, позволила себе врать во благо.
Вы знаете, я снимал фильм про Лэнса Армстронга: его обвинили в употреблении допинга, он был убежден в своей невиновности, потому что даже когда он использовал допинг, то искренне верил, что не делает ничего плохого.
— Немного детское поведение: если я делаю что-то плохое, но сам себе скажу, что это сделать нужно, то плохое станет хорошим.
— Ну да, у меня же миссия, я хочу помочь людям, что же в этом плохого?
— Вам жалко Холмс?
— Нет, не особо. Она была жестокой по отношению к собственным сотрудникам — один из которых даже покончил жизнь самоубийством. Ей, по сути, было плевать на то, что она могла навредить своим клиентам, которые получали на руки сфальсифицированные анализы. Это счастье, что никто из них не умер.
— Вопрос от российского журналиста из издания-«иноагента»: что дает вам силы продолжать, когда все отказываются с вами общаться?
— Мне больше всего помогает поиск обходных путей. Не стоит биться в закрытую дверь, если она уже неделю не открывается. Поищите…
— Чердак? Подвал?
— В каком-то смысле. Расширьте круг поисков: отказывается главный герой — найдите его знакомого, знакомого знакомых, общайтесь с ними, заходите издалека. Можно бесконечно биться головой об стену и ничего не достичь, а можно зайти с другого угла.
— Иногда и эти методы не работают.
— Ну, вера в себя, что еще остается. Я снимал фильм «Такси на темную сторону»…
— Который потом получил «Оскар»?
— Да. Тоже сложно шло, потом — потихоньку — получилось.
Дальше был фильм о Джулиане Ассанже — он отказался от интервью, но тогда мы сообразили, что Ассанж, по сути, был не поставщиком утечек, он всего лишь публиковал то, что добывали другие. А главным героем, по сути, тогда была Челси Мэннинг, на тот момент — Брэдли Мэннинг. И мы решили делать историю Челси, что было большой удачей. Фигурально выражаясь, если главная дорога закрыта, не стоит считать это провалом — объезд может принести куда больше пользы.
— Раз уж мы заговорили о российской журналистике, которая сейчас переживает далеко не лучшие времена. Известно ли вам, что название вашей кинокомпании попало в донос активиста Александра Ионова?
— Да, бред какой-то. Кажется, он считает, что мою компанию финансирует американское правительство — это абсолютная ложь. Мы нанимали — при помощи издания The Bell — людей, которые помогали нам в подготовке фильма. Нормальная журналистская работа, никаких нарушений.
Беседовала Светлана Рейтер