Так выглядит интеллект Умер киновед Кирилл Разлогов. Он был противоречивым человеком, который повлиял на весь российский кинематограф
Российский киновед, культуролог, критик и телеведущий Кирилл Разлогов умер в возрасте 75 лет от сердечной недостаточности. Разлогов был президентом Гильдии киноведов и кинокритиков России и программным директором Московского Международного кинофестиваля на протяжении 22 лет. С начала 1990-х годов Разлогов вел авторские программы о кино, был ведущим программы «Культ кино» на телеканале «Культура». Выпустил около 20 книг и почти 600 научных работ по истории искусства и кинематографа. По просьбе «Медузы» киноведа вспоминает журналист и кинокритик Екатерина Барабаш.
— Кирилл умер? Это шутка?
Как надо прожить жизнь, чтобы в известие о твоей смерти не поверили? Какая вера в жизнестойкость, витальность, бешеную энергию должна жить в головах у друзей, знакомых и коллег, чтобы даже в твои 75 никто не поверил, что ты ушел?
«Не могу говорить об этом человеке в прошедшем времени» в этом случае — не фигура речи. Просто Кирилл Разлогов — личность настолько вездесущая и незаменимая, что смириться с его уходом трудно. Огромная брешь. Не брешь даже — ее всегда возможно заделать, залатать, — пропасть, куда вместе с Разлоговым рухнула огромная часть того, на чем еще худо-бедно держалась отечественная кинокритика.
Разлогов — это уровень, блеск и величина. Он действительно был мерилом вкуса и бездной знаний. Не могу подсчитать, сколько раз за тридцать лет знакомства он выручал меня словом и эрудицией. Срочно нужен комментарий про скандал на Каннском фестивале (или конкурс органистов, или наследие Канта, или последние изыскания в области наскальной живописи), но никто не соглашается? «Звони Разлогову», — требовали в редакциях.
— Привет! — кричал он в трубку. Обычно на фоне каких-то невообразимых шумов (неизвестно, бывал ли он вообще дома, в тишине, без толпы, компании, собеседников), — надеюсь, вы позвонили, чтобы пригласить меня на свидание!
— Кирилл, нужна помощь срочно, вопрос жизни и смерти!
Он мгновенно становился серьезным, суровел, голос терял игривый тон, но приобретал металлический. Из телефонной трубки шли чеканные, блестяще сформулированные, словно заготовленные заранее фразы про скандал на Каннском фестивале (или конкурс органистов, или наследие Канта, или последние изыскания в области наскальной живописи).
Кажется, он знал все. А если чего-то не знал, то масштаб его эрудиции позволял ему всякий раз мгновенно проанализировать ситуацию, обобщить и применить свои знания в ту же секунду прицельно точно. Это эрудиция, так выглядит интеллект.
Все, что происходило в последние несколько десятилетий в российском кино — включая скандалы в Союзе кинематографистов, треволнения в кинокритической среде, взлеты и провалы киноиндустрии, — ко всему этому Разлогов имел непосредственное отношение. Все происходило при его участии, под его наблюдением и под его критическими стрелами. Они были остры, но безболезненны. Он умел ругать, не уничтожая. Разбирать, не ломая. Критиковать, не раздавливая. Отказывать, не обижая.
При Разлогове Московский международный кинофестиваль, программным директором которого он был последние 22 года, стал событием внутреннего масштаба. Без претензий на мировое признание, без вселенских амбиций, но мощным кинопраздником для своих. Разлогов был умен и не жил в мире пустых амбиций.
Он был настолько умен, что оттуда, где он сейчас, точно не стал бы радоваться некрологу-дифирамбу. Не был Разлогов ни лапочкой, ни душкой. Человек интеллектуально амбициозный, он не всегда мог отказаться от привлекательных предложений. У него были довольно, скажем так, гибкие представления об этике, часто — увы — совпадающие с представлениями тех, кто делал ему эти предложения.
Про историю с его президентством в Гильдии киноведов и кинокритиков можно написать увлекательный роман-эпопею. Сам ли он придумал раскол в Гильдии, чтобы избавиться от не лояльной руководству ее части, — мы не знаем. Но он стал энергичным проводником этой затеи. И так легко, так изящно добился своего, что впору поразмыслить — черт возьми, а может, все к тому и шло, раз это играючи удалось, а Кирилл лишь ускорил естественный процесс?
Но даже здесь, разбив сообщество кинокритиков на «правильных» и «неправильных», с точки зрения руководства Союза кинематографистов, он в конечном счете сделал доброе дело. Независимые кинокритики, не обязанные следовать осторожно-провластному курсу Никиты Михалкова, смогут объединиться.
Разлогову все можно было сказать в глаза — он никогда не обижался даже на самые сердитые выпады в свой адрес. С ним можно было спорить, рискуя выйти из себя, но подвигнуть на ссору его самого было невозможно. Кирилл не ссорился никогда и ни с кем. Он даже слегка бравировал своим умением приспосабливаться, а на упреки — «Ну и циник же вы!» — отвечал своим характерным разлоговским дробным смехом.
Как всякая масштабная личность, он был противоречив. Он был ходячим парадоксом: циник и нежная душа, человек исключительной свободы и соглашатель, блистательный критик и порой неожиданный адепт массового киномусора, ловелас на словах и трогательно преданный семье муж и отец.
Нет ангелов среди нас. Но есть не-ангелы: мелочь с мелкими добродетелями и пороками и титаны — с огромными добродетелями и пороками, которые кажутся незначительными на фоне их добродетелей. Кто слушал лекции Кирилла Разлогова на Высших курсах о зарубежном кино, кто участвовал в дискуссиях с ним, кто писал работы под его руководством или просто имел возможность побыть рядом, поболтать, посмеяться — тот подтвердит, что представить интеллектуально-творческую московскую среду без него пока невозможно.
Свыкнемся, конечно, но теперь всей средой мы спустились на ступеньку ниже.