«Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино: теперь не фильм, а роман! Литературный дебют режиссера оказался богаче и подробнее кино — мы узнаем много нового о героях Брэда Питта и Леонардо ди Каприо

В Америке в конце июня вышел роман Квентина Тарантино «Однажды в Голливуде» — частично основанный и пересекающийся с сюжетом одноименного фильма. Оказалось, что литературный дебют Тарантино — не только не вторичен по отношению к первоисточнику, но даже подробнее и богаче. О книге рассказывает кинокритик «Медузы» Антон Долин.

Внимание: в тексте есть спойлер фильма «Однажды в… Голливуде». Если вы его не смотрели, отложите этот материал!

Книжечку — небольшого стандартного формата, но пухлую, целых 400 страниц, — я купил в нью-йоркском аэропорту на пересадке, за 10 долларов. Вопреки всем правилам, сначала вышла именно дешевая версия в мягком переплете, красивое издание ожидается позже. Квентин Тарантино не был бы собой, если бы не начал свою литературную карьеру с того самого «pulp fiction», который прославил его имя.

Хотя здесь логичнее вспомнить не детектив, который читал в уборной Винсент Вега из «Криминального чтива», а вестерн о злополучном Изи-Бризи, за которым проводил свободное время на съемках пилота к сериалу «Лансер» актер Рик Далтон, герой «Однажды в… Голливуде». Дебютный роман Тарантино от фильма отличает не только отсутствие многоточия в заголовке, но и многое другое. И вообще, хотя автор изо всех сил выдает текст за новеллизацию, перед нами, скорее, мастерская стилизация под таковую. 

Обычно практически любая книга, написанная по мотивам фильма, — это паразитирование на нем; она априори вторична, и неизбежно беднее первоисточника, поскольку описывает словами то, что читатель/зритель уже видел своими глазами. Но не эта. «Однажды в Голливуде» подробнее и богаче, это поистине «режиссерская» версия той же истории, расширенная и дополненная, а в некоторых местах — неожиданно радикально сокращенная самим автором. Очевидно, мы имеем дело с экспериментом, а не попыткой механически заработать на раскрученном бренде. 

Начать хотя бы с того, что самый привлекательный и знаменитый элемент своего почти-одноименного фильма Тарантино в книгу не включает. Ведь для абсолютного большинства «Однажды в… Голливуде» — о том, как кинематограф одолел реальность, а двое симпатичных неудачников, пьющий актер и его друг-каскадер, не позволили секте Чарльза Мэнсона убить Шэрон Тейт и ее друзей 9 августа 1969 года. Так вот, в книге этот эпизод — отнюдь не кульминационный. Его в романе, можно сказать, нет вовсе, если не считать беглого упоминания в первой трети. Как нет и эпической схватки Клиффа Бута с мэнсоновскими прихвостнями на заброшенном ранчо. И хотя книга значительно неполиткорректнее фильма — мы слышим мысли главных героев, откровенных расистов, женоненавистников и психопатов (один из них еще и убийца, даром что герой войны), — она окончательно ставит крест на репутации Тарантино как специалиста по «смешному насилию». Это элегически грустный, неторопливый, по-прустовски въедливый роман о духе времени. Пусть даже и отчасти выдуманном. 

Нехватку столь ожидаемых потоков бутафорской крови автор компенсирует пленительной въедливостью. Нам удастся узнать многое о прошлом Рика Далтона и даже кое-что о будущем, о его методах работы над ролью, о его диагнозе (биполярное расстройство в 1969 году еще не было открыто) и о том, почему для него так важен «Большой побег» Джона Стерджеса, где он не снялся. Мы во всех подробностях выясним драматичную предысторию Клиффа Бута — это коснется и его конфликта с Брюсом Ли, и инцидента с убийством жены, но в особенности неожиданных синефильских привычек каскадера, который по выходным ходит в артхаусные кинотеатры и обожает Куросаву, но презирает Антониони. Станет объемнее и человечнее прекрасный призрак Шэрон Тейт (и мы узнаем, зачем она вообще идет смотреть фильм с собственным участием в обычный кинотеатр). Из эпизодников в важных действующих лиц превратятся режиссер Роман Полански, агент Марвин Шворц, наглая красотка Киска, сам Чарли Мэнсон, и восьмилетняя актриса Труди, она же Мирабелла. Остроумие фирменных, моментально опознаваемых, тарантиновских диалогов будет дополнено столь же насмешливой и многоэтажной прозой. Даже каждая песня из саундтрека получит свой исчерпывающий комментарий — например, станет ясно, почему чаще всего там звучат Paul Revere & The Raiders.  

Несомненно, книга «Однажды в Голливуде» — настоящий подарок для фанатов, бесценный артефакт, позволяющий заглянуть в голову и изучить изнутри метод любимого режиссера. Но вот что она для всех остальных? Довольно трудно и весьма интересно представить себе читателя, который не смотрел фильм и вообще не знает или не любит Тарантино-кинематографиста. Что он увидит на этих страницах — сложную и тонко выстроенную литературу, в которой подводные течения важнее собственно событийного ряда, или назойливый поток неизвестных имен, названий и фактов (в этом Тарантино нет равных, иногда его текст кажется статьей из какой-то параллельной выдуманной «Википедии»), собранных в одном месте горе-писателем — графоманом и мегаломаном одновременно? 

В чем книга все-таки сходится с фильмом, пусть и используя разные методы, так это в отношении к самой материи кинематографа. Для Тарантино кино обладает целебной и магической силой. В одних своих фильмах он показывал это, копируя и переосмысляя кинематографические формы, жанры и штампы (таковы «Криминальное чтиво», «Убить Билла», «Джанго освобожденный»), в других напрямую показывал, как кино наказывает зло и вознаграждает добро: это случалось в «Бесславных ублюдках», «Доказательстве смерти» и «Однажды в… Голливуде». В почти-одноименной книге он находит место для рефлексии о зрительском опыте и синефилии, о сложных отношениях актеров с их экранными амплуа, о парадоксах студийного и продюсерского кино — и даже, на примере «Ребенка Розмари», о том, что такое, по его мнению, режиссура, и чем «настоящий фильм» отличается от «киношки». На этих четырехстах страницах — вся философия кино по Тарантино, вплоть до блестящего и неожиданно оптимистичного вывода в финале. Если когда-нибудь он захочет написать теоретическую книгу по той же теме, то вряд ли справится лучше. 

А с кульминацией Тарантино обходится даже тоньше, чем в фильме. Реальность и вымысел вновь соприкасаются, причем не в одной сцене, а в двух: это встреча Клиффа Бута с пьющим и деградировавшим Альдо Рэем на съемках в Испании (напомним, что выдуманного героя Брэда Питта из «Бесславных ублюдков» автор назвал в честь любимого артиста Альдо Рэйном) и случайное рандеву Рика Далтона у дома четы Полански со Стивом Маккуином (чье эпизодическое присутствие в фильме Тарантино получает полноценное объяснение именно в книге). Фиктивные персонажи будто бы пасуют перед реальностью — но приблизиться к ней возможно лишь при помощи фантазии: эту мысль Тарантино проводит от начала до конца своей книги весьма отчетливо. 

Внушительное количество авторских отступлений и флешбэков, а также пара глав, действие которых перенесено в вымышленную вселенную «Лансера», позволяют изменить еще один важный акцент. Все-таки фильм был о конце 1960-х, а хронологические рамки книги значительно шире. Ее центральной темой становится вестерн. Из всех жанров Тарантино выбирает самый любимый, к которому в разных формах подступался в «Убить Билла», «Джанго освобожденном» и «Омерзительной восьмерке». Суть вестерна — ностальгия по «старым добрым временам», скорее всего, не существовавшим никогда. Но Тарантино не только тоскует по рыцарям Дикого Запада, которых никогда не считал бесстрашными и безупречными (известна его многолетняя борьба с призраком Джона Форда), но наглядно показывает их слабости, позерство, актерскую спесь, прямо сравнивая миф о фронтире с мифом о «золотом веке» Голливуда. 

Со своими сомнительными персонажами, которых он и не думает идеализировать, автор вступает в эпоху спагетти-вестерна — жанра, который уже не лжет, а фантазирует, смешивая добро со злом в неочевидной пропорции, предпочитая героям антигероев. Точно так же поступает Тарантино (чьим любимым фильмом недаром является «Хороший, плохой, злой» Серджио Леоне), откровенно смеясь над паладинами голливудского патриархата и одновременно сочувствуя им. Но, отправляя ковбоев на свалку истории, он провожает их книгой-реквиемом удивительной красоты, а напоследок, сам материализуясь на страницах в качестве шестилетнего ребенка (именно столько ему было в 1969-м), не забывает взять у одного из них автограф.