«Группа, которая спасет рок» 20 лет назад The Strokes выпустили первый альбом — и оживили целый жанр, сами того не желая. Почему это изменило весь музыкальный мир?

Первому альбому американской группы The Strokes «Is This It» 30 июля исполнилось 20 лет. По просьбе «Медузы» музыкальный журналист Никита Величко вспомнил историю этой работы, написанной под влиянием рок-музыки 1970-х, но открывшей — внезапно для самих ее участников — дорогу многим инди-группам нулевых от The Killers до The Libertines (и вдохновившим Билли Айлиш, у которой накануне тоже вышел новый альбом).

Двадцать лет назад, 30 июля 2001 года, в Австралии вышел дебютный альбом американцев The Strokes «Is This It». Это было лето The Strokes. Это был их год — и их только что начавшееся тысячелетие.

В начале нулевых брит-поп угасал, в Америке развивался ню-метал, первые места в чартах занимал R&B, лейблы искали новых The Prodigy и Nine Inch Nails. И тут возникла аномалия — рок-группа из пяти парней, вдохновлявшихся The Velvet Underground. В них было все, чему могли позавидовать остальные: потертая элегантность, остроумие без интеллектуализма, молодость, красота и непринужденная крутость, за которой стояло огромное трудолюбие.

Коллекция отказов

Казалось, что кто-то собрал The Strokes по принципу бойз-бенда — настолько участники дополняли друг друга. Но нет, познакомились и подружились они еще в детстве. Объединил всех вокалист Джулиан Касабланкас: когда ему было шесть, он учился в школе на Верхнем Ист-Сайде с будущим басистом группы Николаем Фрайтуром. В 13 в швейцарском интернате Institut Le Rosey он познакомился с будущим гитаристом группы Альбертом Хэммондом — младшим, а через пару лет в частной школе Дуайт — с гитаристом Ником Валенси и барабанщиком Фабрицио Моретти.

Валенси — Моретти — Касабланкас слушали Nirvana, Pearl Jam и Soundgarden, много пили и играли в трио под названием Just Pipe. Позже к ним присоединился Фрайтур, а окончательно группа сложилась, когда Хэммонд-младший переехал из Калифорнии учиться в Нью-Йорк.

Хэммонд-младший поселился в доме, расположенном напротив модельного агентства Elite Model Management. Он случайно узнал, что отец его бывшего одноклассника — Касабланкаса — возглавлял это агентство. В поисках друзей в новом городе он зашел в офис и сказал: «Я когда-то учился с Джулианом, вот мой номер». Вскоре они с Джулианом и Николаем напились в баре «Маргаритами», зашлифовали их пивом в парке, дома Альберта стошнило. Так и подружились. Когда решили порепетировать вместе, и группа, и сам Альберт очень нервничали. На репетицию он пришел в строгом костюме, что никак не совпадало с образом четырех любителей гранжа.

Хэммонд-старший, отец Альберта, прославился в 1970-е как автор-исполнитель поп-рок-баллад (пел сам, писал для Селин Дион, Тины Тернер, Уитни Хьюстон). Все участники группы были родом из богатых семей, но Касабланкас, например, рос с матерью, редко общался с отцом и не любил обсуждать его в интервью, отшучиваясь: «Мой любимый слух? Что он наш менеджер». Так что успех The Strokes не объяснить только привилегированностью — кроме удачной отправной точки в них действительно было редкое сочетание таланта, трудолюбия и стиля.

Они потрясающе выглядели в своих пиджаках и кожаных куртках, винтажных футболках и рубашках, рваных джинсах и конверсах. Есть хорошая цитата Касабланкаса об этом: «Я раньше наряжался перед концертами, но мне казалось, что это как-то неправильно. Тогда Ник [Валенси] сказал: «В чем проблема? Одевайся каждый день так, будто ты собираешься играть концерт». И это стало моим девизом».

Они были откровенно расслабленными, как и положено рок-звездам. При этом перед первым выступлением в нью-йоркском клубе Spiral — 14 сентября 1999 года — они полгода репетировали почти каждый вечер и несколько недель думали над названием группы (в итоге Касабланкас просто «выпалил» ни с того ни с сего на одной из репетиций — и все согласились). С одной стороны, на ранних концертах они оттачивали свои песни, делали их четче, резче. С другой — десятки этих первых концертов собирали всего по сто человек зрителей, а первые пробные записи крупные лейблы вроде Matador отвергали. В то время Хэммонд-младший даже начал собирать коллекцию отказов.

Вокал как любимые синие джинсы

Сколько раз The Strokes переделывали демо, а Касабланкас все говорил — нет, нужно заново. Подход у него, вспоминал журналист Марк Спитц, был предельно серьезный, репетиции напоминали не вечеринки, а тренировки перед соревнованием. Этот подход оправдал себя, когда в первый месяц XXI века британский лейбл Rough Trade выпустил трехпесенный EP группы «The Modern Age».

The Strokes отправили его по почте Мэтту Хайки, промоутеру престижного клуба Mercury Lounge, в котором они мечтали выступить — и в итоге одно время играли регулярно по средам. Тот как раз начинал работать как американский менеджер по поиску талантов для Rough Trade. Хайки услышал EP и крутил его весь вечер. Основатель лейбла Джефф Трэвис вспоминает, как услышал The Strokes впервые: «Мэтт позвонил примерно в семь утра и дал мне послушать десять секунд по телефону, и это было оно».

Англия сошла с ума первой. New Musical Express написал: «Они выглядят и звучат как группа, которая спасет рок». И даже при любви этого издания к громким заявлениям решение поставить The Strokes на обложку дважды за три месяца — еще до выхода их первого альбома «Is This It» — выглядело беспрецедентным. Вернувшись в Америку, группа уже могла выбирать между бившимися за ней лейблами — и остановилась на RCA Records, который оставлял музыкантам права на мастер-записи, то есть позволял им максимально контролировать ситуацию.

Стива Рэлбовски, подписавшего The Strokes на лейбл, живые выступления группы сперва не убедили — показались слишком похожими на те, что он видел в одном из ключевых панк-клубов 1970-х Maxʼs Kansas City. Но через месяц Рэлбовски решил попробовать сходить еще на один концерт. В клуб Bowery Ballroom стояла гигантская очередь, The Strokes уже были на сцене — и Рэлбовски пришлось слушать их через окно. Этого оказалось достаточно.

В Нью-Йорке такого ажиотажа вокруг какой-либо группы не было со времен Beastie Boys, а сам Касабланкас стал в США самой обсуждаемой рок-звездой со времен Курта Кобейна. Что касается группы, то в прессе последний раз такую шумиху поднимали вокруг Oasis в середине 1990-х.

Касабланкас при этом пел так, будто ему все было побоку; инструменты звучали одновременно и изящно, и расхристанно. На записи альбома «Is This It», выжавшей все силы у продюсера Гордона Рафаэля, указания Касабланкаса были примерно такие: вокал должен звучать как «любимые синие джинсы — не совсем убитые, но поношенные и удобные». А хай-хэт — как «богатый парень на вечеринке, который не общается с девушками и ждет, когда они сами к нему подойдут». 

Лейбл сообщил группе, что запись звучит очень «непрофессионально», The Strokes вредят своей карьере и их альбом никогда не будет успешен. Но музыканты знали лучше. Они вообще делали что хотели — настолько откровенно, что отказались продать за 600 тысяч долларов право на использование песни «Last Nite» в рекламе пива. Альбом действительно продавался не так хорошо, как мог бы: уже тогда все переписывали музыку друг у друга и скачивали песни в интернете. Но с годами актуальности не потерял — в конце 2000-х «Is This It» вошел во всевозможные списки лучшего за десятилетия, заняв при этом самые высокие строчки.

Основатель нью-йоркской дримпоп-группы Galaxie 500 Дин Уэрхэм вспоминал, что люди в 2001 году спрашивали его: «Что ты думаешь о бин Ладене? А что думаешь о The Strokes?» 11 сентября 2001 года Хэммонд-младший и Касабланкас были в своей квартире на Второй авеню между 18-й и 19-й улицами — и даже в вечер после теракта, не зная, что делать, пошли с группой репетировать. Им пришлось убрать из американского издания альбома песню «New York City Cops» — фраза «they ainʼt too smart» («они не слишком умны») по отношению к полицейским в тот момент стала звучать совсем неуместно.

«Is This It» — одиннадцать идеальных песен о наивной пьяной юности — сделал The Strokes главными рок-музыкантами в мире и проложил путь их сподвижникам. Услышав «Is This It», The Killers решили отказаться от всех песен, которые до этого сочинили, кроме «Mr. Brightside», ставшей их главным хитом. «Мы думали, что так и будем играть в барах для 30 человек», — говорил Джек Уайт из The White Stripes, удивляясь, что благодаря The Strokes мейнстриму стал интересен гаражный рок. Однажды Пита Доэрти спросили: «Какую первую группу вы полюбили так, что сами захотели играть в группе?» — и он ответил: «The Strokes». При этом The Strokes тогда были на слуху всего несколько недель, а The Libertines Доэрти основал еще в 1997-м.

Чего хотела сама группа? Хэммонд-младший говорил, что цели были, в общем-то, небольшие — прославиться в Нью-Йорке, о гастролях речи не шло. Касабланкасу и Валенси мечталось играть в инди-группе, подобно любимым Guided By Voices, и зарабатывать музыкой на жизнь. Однако Моретти утверждал, что все они были, безусловно, амбициозны — и морально готовили себя к большому успеху.

Взгляд из России

В России любовь к The Strokes прививала местная редакция New Musical Express, недолгая жизнь которой пришлась как раз на пик «новой рок-революции» — так называли поднявшуюся после The Strokes волну гитарных групп, обычно с названиями типа The …«s.

Журналистка Аня Дородейко вспоминает: «У нашего большого брата — английской версии NME — проснулся гигантский энтузиазм именно по отношению к The Strokes. Они [журналисты британского NME] со свойственным им юношеским максимализмом и ничем не прикрытой глобальной страстью к бескомпромиссным обобщениям писали, что это спасители рок-н-ролла и мы все должны ими проникнуться и им поклоняться. Послушав CD, мы тоже заразились страстью и любовью именно к этой группе.

The Strokes источали уверенность и крутизну, и у них была эстетика: ты усердно трудишься над всем в своей жизни, над музыкой и внешним видом, вплоть до мельчайших деталей, но это не бросается в глаза. Все было по-настоящему, мы ничего не придумывали и действительно в них влюбились. С тех пор я так сильно не полюбила ни один альбом — той живой и настоящей любовью, какой можно любить музыку в 17 лет».

Оценить, насколько The Strokes тогда были популярны в России, трудно, говорит Дородейко: «Сомневаюсь, что успех был грандиозный, на радио же их не было? Мы жили в своем довольно замкнутом мире — слушали музыку, которую очень любили, писали о ней и пытались поделиться этим со своими читателями, которые в разных городах покупали наш журнал. Поэтому можно судить по числу продаваемых копий и письмам наших читателей. По моим ощущениям, это были тысячи людей, а не сотни тысяч».

Доехали The Strokes до Москвы только в 2006-м, феерично выступив в ДК им. Горбунова. Встречали их, по воспоминаниям автора этого текста из первого ряда, как настоящих героев: лифчики летели на сцену, зрители хватали музыкантов за все доступные части тела и пели хором песни из «Is This It», скандируя имя скромного басиста Николая, у матери которого франко-русское происхождение.

Новое аномальное

The Guardian недавно опубликовал материал о том, почему группы как таковые — исчезающее явление в музыке. C каждым годом что в чартах, что в списках перспективных музыкантов их становится все меньше, и единственное исключение — собранные словно в инкубаторе кей-поп-проекты. Вместе репетировать и ездить в туры дорого и накладно, а социальные сети способствуют индивидуализму. 

Дальнейшая история The Strokes, в которой были как отличные песни, так и затяжные конфликты между участниками, будто бы подтверждает этот вывод. Возможно, это последняя группа из нескольких талантливых трудолюбивых красавцев, которая не только влюбила в себя музыкальный мир, но и породила новое явление. Хотя вопрос о том, насколько оно было новым, все еще остается. Есть мнение, что ретроволна, которую начали The Strokes, завела музыку в тупик. В любом случае, вдохновляясь группой, вдохновленной прошлым, повторить ее успех у кого-то уже вряд ли получится.

Но и сегодня The Strokes продолжают стоять на своем. Они выступают за коллективистские ценности и поддерживают демократических социалистов вроде Берни Сандерса, Александрии Окасио-Кортес и претендентки на пост мэра Нью-Йорка Майи Уайли. Ни разу не сменив состав, спустя 19 лет после «Is This It» группа получила свой первый «Грэмми» — за шестой альбом, вышедший 10 апреля 2020 года. Одна из его огромных фанаток — Билли Айлиш — говорит: «Джулиан Касабланкас — просто гений. Каждый раз, когда я слышу его тексты, я думаю: «Мне бы никогда не пришло в голову сказать это так». Вот что мне нравится в них — они такие внезапные, но в то же время близкие и понятные. Все песни отличные».

Название этого альбома — «The New Abnormal» («Новое аномальное») — совершенно случайно отразило как дух времени, так и факт появления самих The Strokes двадцать лет назад.

На виртуальной церемонии вручения наград из-за неполадок со связью прошло полминуты, прежде чем группа узнала о своей победе. Николаю, Фабрицио и Джулиану несколько раз пришлось переспросить: «А кто победил?»

Is This. It.