«Дело» Алексея Германа: фильм как акция протеста О профессоре под домашним арестом. Первый открыто политический фильм из России за долгие годы
В Каннах показали «Дело» Алексея Германа-младшего (фильм вошел в программу кинофестиваля «Особый взгляд»). В центре этой камерной картины — профессор-филолог, который находится под домашним арестом из-за преследования коррумпированной власти. Главную роль сыграл Мераб Нинидзе, также в фильме снялись Роза Хайруллина, Анастасия Мельникова, Александра Бортич, Светлана Ходченкова, Анна Михалкова и Александр Паль. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает о фильме, который можно сравнить с одиночным пикетом.
Алексей Герман — перфекционист, снимавший, вслед за своим отцом, сложные и виртуозные полотна о прошлом, восхищая зарубежных зрителей и нередко раздражая отечественных, внезапно сделал камерное кино о современности. Формальной причиной стала вынужденная остановка производства «Воздуха» — монументальной картины Германа о советских летчицах во время Второй мировой. Ощущая творческий паралич и скованность в движениях во время пандемии, режиссер вытащил на свет неосуществленный сценарий и превратил его в «Дело». Сюжет — домашний арест (таково и международное прокатное название, «House arrest»), — знаменательно рифмуется не только с ощущением замкнутости в четырех стенах, испытанным за последние полтора года практически всеми жителями планеты, но и с конкретным процессом Кирилла Серебренникова — еще одного участника Каннского фестиваля 2021.
Действие происходит в небольшом неназванном городке. Главный герой Давид — филолог, специалист по Серебряному веку (Мераб Нинидзе — постоянный и любимый актер Германа; к слову, в этом году Канны в секции классического кино покажут реставрацию «Покаяния», где Нинидзе дебютировал). Под домашний арест его и другую преподавательницу, специалиста по русской литературе XIX века Ольгу, посадили за украденный, по словам следствия, грант на научную конференцию. На самом деле, как мы узнаем с первых кадров, это месть мэра, которого Давид в соцсети обвинил в хищении пяти миллионов рублей, выделенных на памятник Петру I. Да еще и сопроводил это оскорбительной карикатурой собственного изготовления — на ней градоначальник сношается со страусом.
Давид, кажется, сам поражен своим жестом. Но теперь, когда дело дошло до процесса, из какого-то труднообъяснимого упрямства он не желает отступать — ни признавать вину («дадут условный»), ни идти на мировую, ни просто успокаиваться: на своем балконе он вывешивает простыню с надписью «Мы все знаем, кто тут настоящий вор».
Насколько мировые фестивали падки на политику, настолько современное российское кино ее чурается. «Дело» — возможно, первый открыто политический фильм, сделанный в России за последние годы, и чуть ли не единственный (если не говорить о документалистике и андерграунде) с момента премьеры «Левиафана». Конечно же, как и в картине Звягинцева, речь здесь на самом деле не о вымышленном мэре, а о глобальной и редко дающей сбои государственной системе, построенной на коррупции и насилии. Да, это маленькое и сравнительно низкобюджетное кино, все действие которого разворачивается — естественно — в небольшой квартире и во дворе дома. Но его вполне можно уподобить одиночному пикету, протестная сила которого исчисляется не массовостью, а силой воли и внутренней убежденностью человека.
Даже и больше того. «Дело» — серия таких пикетов, где, подобно акциям протестов последних лет, со своим плакатом-ролью на сцену по очереди выходят отличные артисты (несложно представить эту историю и в театре). Роза Хайруллина — мать, мягко убеждающая Давида перестать глупить: в тюрьму ему садиться нельзя ни в коем случае, а в России воровали всегда — при том же Петре, Екатерине, коммунистах. Анастасия Мельникова — бывшая жена, чей нынешний сожитель-подрядчик и рассказал об украденных деньгах, но не идти же ему с этим свидетелем на процесс! Александра Бортич — дочь, которая по причинам, неясным до поры до времени, отказывается навестить арестованного отца. Светлана Ходченкова — медсестра, следящая за здоровьем подследственного. Анна Михалкова — адвокат, у которой полно своих забот. Александр Паль — следователь, который и сочувствует, и даже Оруэлла читал, но настоятельно рекомендует не сопротивляться.
Актеров мало, зато все на подбор. А рядом с ними студенты, коллеги, соседи. И — как без них — «титушки», которые придут под окна со своими плакатами и будут скандировать «Профессор — вор». И те, кто войдут в любую дверь без стука, со своими ключами. Не понимает упрямый профессор по-хорошему — будет по-плохому.
Герман и его постоянная соратница, жена и соавтор, художник-постановщик Елена Окопная, малыми средствами создают большое кино — не о частном, а о всеобщем. Ведь случаев, подобно показанному в фильме, не счесть. Нам они давно привычны, не удивляют, не шокируют, остаются утопленными в сознании, как в выпуске проплаченных теленовостей «между прорывом канализации и блохами в детском саду». «Дело» — еще и пикет против этого усталого безразличия, вполне в традициях русской классики, призывавшей к милосердию и прозревавшей в маленьком человеке величие. Название — оттуда же: «Делом» называлась лучшая, может быть, хоть и уступающая в известности «Смерти Тарелкина», пьеса Александра Сухово-Кобылина об уничтожении личности бюрократической машиной.
Впрочем, Герман преуспел в том, что не получилось ни у Сухово-Кобылина, ни у Гоголя с Достоевским: ему удалось показать хорошего человека. Невероятная редкость в наших широтах. При этом его герой — не модель для подражания и не сосуд всех совершенств. Даже напротив. Давид, как и полагается русскому интеллигенту, неизменному герою германовских фильмов, — немного тюфяк, хоть его нынешняя домашняя обломовщина и вынужденная. Здоровье подводит, курит слишком много, не краснобай и даже косноязычен, лишен артистизма, вечно сомневается в себе. В квартире бардак, на стене пыльный портрет Ахматовой, трубы в ванной протекают. Друзей кот наплакал, жена ушла, дочь с ним не разговаривает. А он собаке стихи читает вслух. Не Ланцелот из пьесы Шварца — скорее, архивариус Шарлемань, смешно кричавший Дракону в морду: «Я протестую!» С такими же интонациями Давид объясняет матери: «Нам нужна парламентская республика». Эй, умник, ты сам понял, что сказал?
Финал фильма — парадоксальный и, пожалуй, двойственный, в любом случае вовсе не сказочный, — возвращает веру в иррациональную осмысленность правдивого слова и сохраненного, вопреки всему, человеческого достоинства. При всей безнадежности и безвыходности «Дело» оставляет светлое чувство. И это не призрачный «свет в конце тоннеля», а пронизывающее весь фильм ощущение внутренней силы одинокого чудака, замахнувшегося на непобедимого Голиафа. Может быть, однажды ему даже помогут высшие силы, и пущенный из его пращи камень попадет точно в цель.