Ребят-то зачем убили? В 2016 году на пожаре в Москве погибли восемь сотрудников МЧС — такого не было 70 лет. Вот как судят их руководителей. Репортаж Кристины Сафоновой
22 сентября 2016-го при тушении склада на востоке Москвы погибли сразу восемь пожарных. Самая массовая гибель сотрудников столичного МЧС за последние 70 лет расколола пожарное братство — единого взгляда на ситуацию у них нет и спустя четыре с половиной года. Ответственными за случившееся следствие (и родственники погибших) считают руководителей тушения — полковника Дмитрия Ширлина и его заместителя на том пожаре, подполковника Сергея Барсукова. Прокуратура просит для них реальные сроки, а Ширлин и Барсуков вину отрицают — и говорят, что предотвратить гибель пожарных было невозможно. Спецкор «Медузы» Кристина Сафонова рассказывает, как в Преображенском районном суде прошли прения по этому делу.
Сотрудники МЧС Дмитрий Ширлин и Сергей Барсуков стараются держаться в стороне от родственников погибших пожарных. В ожидании заседания Ширлин с Барсуковым стоят в дальнем конце коридора, а уже в зале — вместе с адвокатами Русланом Голенковым и Алексеем Тарасовым — занимают одну скамью. Скамья небольшая, и сидеть на ней сразу четверым крупным мужчинам не очень комфортно. Остальные места — за потерпевшими и их представителями.
Сейчас Ширлин и Барсуков находятся под подпиской о невыезде. Их обвиняют в халатности, которая привела к гибели восьми подчиненных (часть 3 статьи 293 Уголовного кодекса).
Около 17 часов 22 сентября 2016 года на востоке Москвы загорелась бывшая овощебаза — разные компания снимали там помещения под склады. Пожарные быстро приехали на место, но из-за сильного задымления долго не могли найти очаг возгорания. Огонь быстро распространялся.
В начале девятого сотрудники МЧС почувствовали запах аммиака. Его наличие на складе для пожарных оказалось неожиданностью, но запах быстро исчез. Случившееся списали на то, что небольшое количество аммиака могло выйти из находящегося на складе компрессора.
Чтобы избежать распространения огня в эту зону, полковник Ширлин, в тот момент руководивший тушением, и его заместитель, подполковник Барсуков решили отправить больше пожарных на крышу склада.
В 20:50 она обрушилась. Восемь человек — Александр Юрчиков, Алексей Акимов, Роман Георгиев, Александр Коренцов, Павел Андрюшкин, Николай Голубев, Сергей Синелобов и Павел Макарочкин — сгорели заживо. Перед смертью один из них просил товарищей по рации: «Дайте воду на нас!» и «Где вода?»
Следствие и прокуратура уверены, что подсудимые могли предотвратить гибель пожарных. Сторона обвинения указывает, что еще за час до случившегося подчиненные сообщали Ширлину и Барсукову, что воды не хватает и есть угроза обрушения.
Обвинение подчеркивает: Ширлин и Барсуков также знали, что у горящего склада вторая степень огнестойкости — это значит, что здание выдерживает только от 15 до 90 минут горения, после чего начинает разрушаться. К моменту гибели пожарных с начала возгорания прошло больше трех часов.
Ширлин и Барсуков с такой версией событий не согласны. Они настаивают, что пытались предотвратить возможный взрыв аммиака и газовых баллонов, которые хранились в компрессорной склада. А на угрозу жизни сотрудников ничего не указывало, уверены подсудимые. Кроме того, после обрушения крыши они пытались их спасти, утверждают Ширлин и Барсуков.
Это дело судья Преображенского суда Вероника Сиратегян рассматривает уже полтора года. И даже перед началом прений, 22 марта, родственники погибших с трудом верят, что скоро услышат приговор. При этом в сентябре 2021 года срок давности по делу истекает.
Зато у прокурора Ольги Евдокимовой, кажется, сомнений в скором приговоре нет. В своем выступлении в прениях она громко и с расстановкой говорит, что Ширлин должен был обеспечить безопасность подчиненных, а Барсуков — собирать и передавать ему всю имеющуюся информацию. Их вина, считает прокурор, полностью доказана. Евдокимова также уверена: версия защиты о том, что подсудимые пытались не допустить взрыва, ничем не подтверждается — такой угрозы, по оценке обвинения, не было.
Пока прокурор говорит, подсудимые не сводят с нее глаз. У полковника Ширлина краснеют щеки. Евдокимова просит суд назначить ему шесть лет колонии общего режима, Барсукову — пять. А также удовлетворить иски родителей погибших пожарных Александра Коренцова и Павла Андрюшкина — каждый из них попросил о компенсации в миллион рублей (плюс судебные издержки).
После прокурора в прениях выступают потерпевшие. Они просят о максимально суровом наказании — статья предусматривает до семи лет лишения свободы. «Его небрежное халатное отношение привело к гибели наших близких людей», — говорит о Ширлине бывший военный Владислав Коренцов, потерявший в пожаре единственного сына.
Выступление Коренцова длится больше полутора часов. Как и другие потерпевшие, за четыре с половиной года он подробно изучил обстоятельства того пожара и материалы дела. «Жертв могло быть больше. В прогар провалились еще четыре человека, но их вытащили», — напоминает собравшимся Коренцов. И заканчивает свое выступление оценкой Ширлина: «Во всем его поведении в суде видно не раскаяние, а высокомерие и чванливость!»
«А ребят-то зачем убили?» — спрашивает в своем выступлении жена Коренцова Светлана. И, не рассчитывая на ответ, продолжает: по ее мнению, необходимости отправлять ее сына и других пожарных на крышу не было, они никого не спасали, а огонь не мог распространиться на другие постройки.
«Я считаю мифом показания подсудимых о том, что велась работа по спасению людей [пожарных], — говорит Светлана Коренцова. — То, что происходило после [обрушения], когда голоса [в радиоэфире] стихли, это работа по спасению тел».
Барсуков внимательно смотрит на нее, иногда удивленно приподнимая брови.
«Имея такой опыт, как можно было это допустить?» — недоумевает сестра Марины Андрюшкиной Наталья. Четыре года назад Марина потеряла сына; кроме Натальи и пожилой матери, у нее никого не осталось.
«На крыше никого не должно было находиться», — говорит Лариса Лисеенко. Ее муж Роман Георгиев так и не увидел дочь, родившуюся через полтора месяца после пожара — 12 ноября 2016 года.
Оксана Акимова, тоже оставшаяся вдовой, просит суд не смягчать наказание Ширлину из-за того, что у него есть несовершеннолетний ребенок. «У моего сына сейчас нет возможности… — говорит Оксана, всхлипывая, — разговаривать с отцом. У них эта возможность останется».
После паузы продолжает: «Мой сын перестал улыбаться, он стал опускать глаза, когда смотрит на других отцов, он больше не поет в ванной… Я прошу суд учесть, что [у погибших] восемь детей, восемь!»
Затем слово берет сторона защиты. Адвокат Ширлина Руслан Голенков уверен, что его подзащитный действовал адекватно ситуации и пожарные погибли не по его вине. Он настаивает, что — несмотря на позицию обвинения — угроза взрыва действительно была. То, что аммиак мог представлять опасность, говорится и в заключении взрывотехнической экспертизы, проведенной по ходатайству защиты. «Ширлин не мог предвидеть наступившие последствия по не зависящим от него обстоятельствам», — говорит Голенков — и просит оправдать подзащитного.
«Вы знаете, как бы я тушил пожар? — продолжает адвокат, склонившись над трибуной и глядя в упор на потерпевших. — Я бы загнал всех представителей [склада] в здание…»
На этих словах судья Сиратегян его прерывает. «Я допустил эту ремарку, потому что как человек я вас прекрасно понимаю, — оправдывается Голенков, по-прежнему внимательно глядя на родственников погибших. — Но как профессионал, он [Ширлин] не мог проигнорировать пожар. Здесь я могу сказать: нужно не с Ширлиным бороться, а с системой. Потому что у нас обязаны тушить при любых обстоятельствах. Иначе его бы тоже судили за халатность».
— А так он к гибели людей привел!
— Что ж сам-то не полез [на крышу]? — доносятся возмущенные крики из зала.
Судья вынуждена вновь напомнить Голенкову, что он адвокат и должен вести себя соответствующе. Выпрямившись, тот перечисляет положительные черты подзащитного и отмечает, что за годы работы в МЧС он потушил более ста пожаров.
— А что так мало?
— Он восемь человек похоронил! — вновь раздаются крики из зала.
Адвокат Барсукова Алексей Тарасов в свою очередь отмечает, что на протяжении всего процесса его подзащитного и Ширлина представляют «как сиамских близнецов», действовавших вместе. Тарасов же подчеркивает, что Барсуков не мог принимать решения самостоятельно и независимо от Ширлина. Кроме того, причины обрушения крыши, считает Тарасов, не до конца изучены. Для этого необходимо провести еще одну экспертизу — строительно-техническую. Версия о взрыве, по оценке адвоката, также не была опровергнута. А потому Барсукова необходимо оправдать.
— Врать-то не надо!
— Врут прямо внаглую! — возмущается зал.
Свое выступление в прениях полковник Ширлин — высокий, седой, в темно-синем костюме — начинает с того, что сетует на закон о пожарной безопасности. По нему, объясняет Ширлин, задача на пожаре — спасать как людей, так и имущество. «К сожалению, на сегодняшний день от этого мы отойти не можем», — без эмоций в голосе говорит он.
И вспоминает, как сотрудники склада тоже критиковали действия сотрудников МЧС при тушении пожара. «В России все умеют учить, лечить и тушить пожары», — комментирует полковник.
Следом Ширлин напоминает, что пожар осенью 2016 года был далеко не первым на этих складах — в 2011-м в другой постройке погибли пять человек, никого за это к ответственности не привлекли.
— И что?
— Значит, можно убивать? — кричат из зала.
Судья Сиратегян просит подсудимого говорить только по сути дела.
«Что касается выбора тактики тушения, — спокойно продолжает Ширлин. — Я так понимаю, что в этом разбираются все, кроме меня. При всем уважении, я отдал этой службе больше четверти века. Наверное, все-таки что-то в этом деле понимаю».
Следом он рассказывает о лозунге, который висит во многих пожарных частях «Тушение пожара — это бой». Ширлин объясняет, что времени на принятие решений на пожаре всегда мало.
«Если я такой непрофессионал, что же мне никто не подсказал? — недоумевает Ширлин. — Невозможно никаким приказом остановить инстинкт самосохранения. Если человек чувствует опасность, он никогда не пойдет слепо отдавать свою жизнь непонятно за что».
Виновным себя, говорит полковник, он не считает, но готов ответить по закону, как его «учили командиры». «Предвидел ли я наступление таких последствий? — добавляет Ширлин. — Если бы я обладал даром предвидения, наверное, все было бы по-другому. <…> Давайте разберемся, почему в этой цепочке оказался крайним только я. Если кто-то обязанности свои недобросовестно выполняет, это не значит, что должен отвечать только я».
Сергей Барсуков — в отличие от своего начальника на том пожаре —немногословен. В прениях он тоже отрицает свою вину в гибели сослуживцев. Ни он сам, ни кто-то другой не имел права вмешиваться в решения, которые принимал тогда Ширлин, говорит Барсуков.
«Лучше поздно, чем никогда принести извинения родственникам погибших», — добавляет Барсуков уже в последнем слове. Он вновь повторяет, что хотя виновным себя не считает, готов понести ответственность. «Не прошло и четыре года!» — комментирует с места Владислав Коренцов.
После Барсукова последнее слово произносит и Дмитрий Ширлин. «Пытаться здесь делать широкие жесты, вставать на колени, умолять о пощаде я не буду», — говорит он. Тут же поясняя: не потому что ему все равно, а потому, что это его «личные переживания».
— Вся моя жизнь разделилась на две половины: до и после, — говорит полковник.
— А наша? — доносится возмущенный выкрик из зала.
— Конечно, мне не понять боль утраты, — оговаривается Ширлин. — Но за 25 лет своей карьеры я потушил больше сотни пожаров. Мог остаться там, откуда не возвращаются.
Он говорит, что уже после пожара на складе его наградили президентской грамотой за работу на Чемпионате мира по футболу. «Все о себе!» — ядовито комментирует Владислав Коренцов.
Ширлин повторяет, что вину не признает. Он говорит, что не понимает, почему на скамье подсудимых рядом с ним оказался Барсуков: «Погибший Юрчиков был его другом, они должны были на следующей неделе на рыбалку ехать. Неужели кто-то думает, что он бы его не предупредил об опасности?» Полковник выдвигает свою версию: Барсукова привлекли к этому делу не случайно, а чтобы он его «сдал».
«Приговор мы примем стойко, — заключает Ширлин. — Я хочу отметить, что Сергей Барсуков не виноват. Собственно, я и себя не признаю виновным. Я закон не нарушал. Я государев человек и выполнял приказ».
Родственники погибших недовольно переговариваются между собой, пытаются сказать что-то и подсудимым. Судья их прерывает. Приговор огласят 8 апреля. Услышав это, Ширлин и Барсуков поспешно покидают зал.
Кристина Сафонова