«Тени тевтонов» Алексея Иванова: два героя из разных веков охотятся за проклятым мечом Сатаны Аудиосериал-блокбастер с батальными сценами и эпическим размахом

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о новой работе писателя Алексея Иванова «Тени тевтонов» — она вышла на сервисе Storytel в формате аудиосериала (текст читают актеры Юра Борисов и Григорий Перель), а также в издательстве «Рипол» в бумаге (с географическими картами). Это эпический блокбастер, действие которого происходит сразу в двух временных отрезках. В конце XV века поляк Каетан Клиховский пытается проникнуть в тевтонский замок, чтобы завладеть проклятым мечом, который он должен вернуть Сатане. В 1945 году его потомок — историк и узник концлагеря — Винцент Клиховский пытается завершить его дело.

Алексей Иванов. Тени тевтонов. М.: Storytel, 2021 

По меньшей мере со времен гоголевского «Портрета» история о художнике, растрачивающем свой талант в погоне за массовым успехом, это всегда сюжет трагический и нравоучительный. Трагический понятно почему: отказ от высокого служения музам в пользу суетной популярности всегда приравнивается к переходу на сторону зла. Мораль же такого рода историй неизменно состоит в том, что для самого творца подобный выбор плох в средне- и долгосрочной перспективе: на пути к сиюминутной славе якобы невозможно создать нечто долговечное и значительное. 

Если под таким углом смотреть на карьеру Алексея Иванова, неуклонно эволюционирующего от вещей вполне бескомпромиссных (таковы его ранние романы «Сердце пармы», «Географ глобус пропил», «Блуда и МУДО») к вещам все более и более продуманно коммерческим, то, конечно, его выбор достоин сожаления. Однако судящие подобным образом забывают, что со времен Гоголя ситуация в русской культуре несколько изменилась: сегодня у нас процветают десятки сортов литературы, с большими или меньшими основаниями претендующей на звание «высокой», в то время как авторов, умеющих писать увлекательные и небанальные книги для широкого читателя, можно пересчитать по пальцам одной руки. И в ряду этих немногих Алексей Иванов, пожалуй, может уверенно рассчитывать на желтую майку лидера.

«Тени тевтонов» изначально писались как аудиосериал, и, пожалуй, их в самом деле лучше слушать, а не читать: магия актерских голосов (книгу начитали Григорий Перель и Юра Борисов) добавляет тексту объема, нагнетает драйв и скрадывает мелкие огрехи, превращая придуманную Алексеем Ивановым историю в настоящий полноразмерный блокбастер. Впрочем, в виде книги «Тени тевтонов» тоже доступны — и в этом качестве обладают одним важным преимуществом: в них есть географические карты, позволяющие сориентироваться среди множества незнакомых и полузнакомых топонимов и локализовать на местности сложно закрученную многосоставную интригу. 

Действие «Теней тевтонов» разворачивается сразу в двух эпохах и замкнуто вокруг одного магического артефакта — принадлежащего Сатане (здесь он выступает под именем Бафомета) проклятого меча, которым, по преданию, некогда отсекли голову Иоанну Крестителю. Меч этот зовется Лигуэт и обладает тремя свойствами: он без усилия разрубает любой материал — будь то человеческое тело, камень или металл, он избавляет своего носителя от вины перед богом и, наконец, пронзив сердце воина, он превращает того в анастифонта — своего рода зомби, могучего, лишенного собственной воли и неподвластного смерти. Много веков назад Лигуэтом завладели рыцари Тевтонского ордена, и все это время Бафомет пытается вернуть себе свою собственность. 

Однако для того, чтобы заполучить проклятый меч, дьяволу нужна помощь человека. В конце XV века, во времена упадка Тевтонского ордена, он выбирает в качестве своего орудия молодого польского шляхтича Каетана Клиховского: с помощью демона-суккуба Каетан должен проникнуть в осажденный тевтонский замок Мариенбург, забрать оттуда Лигуэт и передать его Бафомету. В ХХ веке, в первые мирные дни мая 1945-го, дальний потомок злополучного Каетана, историк и бывший узник концлагеря Винцент Клиховский ищет Лигуэт на руинах разрушенного советской артиллерией Пиллау (ныне Балтийск) для того, чтобы завершить миссию, проваленную предком, и снять со своего рода древнее проклятие.

Вокруг обоих героев — и Каетана, и Винцента — завихряются сложные узоры чужих интересов и интриг, каждый из них — пешка в большой игре с высокими ставками. Но если первому приходится иметь дело с озверевшими чешскими наемниками-таборитами, суровыми немецкими рыцарями и лесной прусской нечистью, то противниками (а иногда невольными помощниками) Винцента оказываются офицеры советской контрразведки и последние бойцы нацистского подразделения «Вервольф», прячущиеся в протянувшихся под городом катакомбах. Две эпохи, две исторических катастрофы — закат Тевтонского ордена и крушение нацизма — оказываются диковинным образом зарифмованы, давняя неудача старшего Клиховского отражается в отчаянном стремлении младшего вернуть Сатане его имущество, и от того, сумеет ли Винцент взломать код, правильно сопоставить прошлое с настоящим и избежать роковой ошибки, совершенной предком, зависит не только судьба его семьи, но и в некотором смысле судьба всего послевоенного мира.

Коммерческая, массовая, «блокбастерная», если угодно, природа «Теней тевтонов» ни в малой мере не означает автоматически отсутствия в ней по-настоящему мощных элементов и художественной глубины. Величественные батальные сцены в тексте Иванова выстроены с подлинно толкиновским эпическим размахом и в этом качестве, в общем, не имеют аналогов в отечественной литературе постсоветского времени.

В безжалостном изобилии сложных слов — как подлинных, так и выдуманных, реконструированных — угадывается дыхание Алексея Иванова времен «Сердца пармы». Словно бы подавая знаки взыскательному слушателю (или читателю), Иванов элегантно обыгрывает сюжет знаменитой поэмы Адама Мицкевича «Конрад Валленрод», а также вводит в виде камео реального исторического персонажа, великого польского хрониста Яна Длугоша — его внезапное, по мнению современников, решение удалиться от мира политики и посвятить себя историографии в аудиосериале получает неожиданное и остроумное объяснение.

Описания фольклорной нежити отчетливо отзываются поэтикой «Вечеров на хуторе близ Диканьки». А пронизывающая текст метафора мертвых воинов-анастифонтов, которые в мире ХХ века оборачиваются одновременно и людьми с мозгами, промытыми пропагандой, и жертвами концлагерей, в которых пережитые страдания выжгли все чувства, не выглядит ни тривиальной, ни искусственной. Более того, оставляя читателю теоретическую возможность разом дисконтировать всю линию, связанную с происками дьявола, и прочесть ее как старинную легенду, Иванов позволяет свести всю историю с зачарованным мечом к по-булгаковски красивой метафоре Сатаны как альтернативной — и вовсе не обязательно порочной — формы регулирования геополитических процессов.

Впрочем, кое к чему в «Тенях тевтонов» можно придраться. Романтические коллизии никогда не были сильной стороной Алексея Иванова — вот и на сей раз сентиментальный сюжет о скоропалительной любви немецкой девушки Хельги и простого русского солдата Володи, разворачивающейся на дымящихся руинах Второй мировой, выглядит куском грубоватого гипсокартона, неловко воткнутым между дорогими дубовыми панелями (впрочем, до некоторой степени этот недостаток скрадывает та самая магия актерского исполнения, о которой шла речь выше). Мотивация некоторых героев выглядит неубедительно — так, автор практически не объясняет, что заставляет Винцента Клиховского, рационалиста и ученого, внезапно принять на веру семейное проклятие и броситься его предотвращать вместо того, чтобы искать жену и детей.

При желании в книге можно найти и другие недочеты. Можно, но, в общем, не хочется, и в первую очередь потому, что несмотря ни на что «Тени тевтонов» великолепно «работают»: цепко фиксируют читательское внимание, развлекают, увлекают и властно ставят внешний, реальный мир на паузу. Начав движение в сторону максимально широкого читателя в «Тоболе» и несколько неуклюже продолжив его в «Пищеблоке», Алексей Иванов, похоже, прибыл в финальную точку своего маршрута. Теперь у нас есть если не свой Стивен Кинг, то, во всяком случае, свой Роберт Харрис — тем более ценный, что практически единственный.