Почему СССР кончился, а хамство — нет? Социологи изучили эту проблему на примере роддомов. И вот их ответ
Попав в руки врачей, мы оказываемся в уязвимом положении и сталкиваемся с решениями, смысл которых часто не понимаем. Особенно бывает трудно, когда врачи, разговаривая с нами, позволяют себе грубоватый, повелительный и всезнающий тон. Социологи Анастасия Новкунская, Дарья Литвина и Анна Темкина, исследующие практики современной медицины, не раз обнаруживали этот феномен. Изучая отношения между женщинами и медицинскими профессионалами, ученые постарались разобраться в происхождении врачебной грубости и обнаружили родство этого явления с «хамством» — видом «коммуникации» (как выражаются социологи), характерным для экономики дефицита и авторитарной политической системы. Специально для рубрики «Идеи» они обобщили свои главные выводы.
Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов
Все, кто застал СССР, помнят состояние просителя, состояние человека, стоящего в очереди, состояние человека, пытающегося выпросить товар или услугу у продавца, начальника или любого другого должностного лица. «Я начинаю как-то жалобно закатывать глаза, изгибать широкую поясницу, делать какие-то роющие движения правой ногой», — описывал Сергей Довлатов ощущения человека, стоящего перед прилавком магазина.
Хамство было социально приемлемым и, вероятно, неизбежным способом коммуникации в обществе, где получить желаемое можно, только установив особые отношения с любым обладателем доступа к благам. Казалось, что это поведение должно исчезнуть вместе с системой дефицитов и партийного правления. Но, как показывают исследования социологов, хамство продолжает жить в российском обществе.
И если в советское время оно было свойственно продавцам товаров и услуг, то теперь к хамству могут прибегать и потребители, поскольку они чувствуют свою ситуативную власть над продавцами.
Гипотеза. Мы все хорошо представляем себе феномен хамства, даже если нам не приходилось сталкиваться с ним лично, — однако достаточно редко осмысляем его не как особенность чьего-то характера, а как социальное явление. Будучи социологами, мы рассматриваем хамство как особый тип коммуникации, для которой характерны грубое обращение и эмоциональное давление на собеседника. При этом хамство — это не просто грубость или несдержанность. Важно, что оно возникает в определенном (авторитарном) социальном контексте и даже становится нормой общения внутри него. Теоретически, когда этот контекст меняется, уровень хамства должен снизиться.
Коммуникативная норма советского времени
Хамство распространено в социальных институтах авторитарных режимов, где управление осуществляется «сверху вниз». Жесткость правил сочетается с плохим качеством услуг и дефицитом товаров: ресурсы ограничены и за них идет постоянная борьба.
В СССР хамство было неотъемлемой частью повседневной жизни, особенно распространенной в сфере торговли и оказания услуг. Хамство было типичным для работников советской торговли, медицинского персонала, бухгалтеров, сотрудников коммунальных и жилищных служб.
Советская плановая экономика порождала хронический дефицит товаров и услуг, включая товары первой необходимости, такие как туалетная бумага и средства женской гигиены. Директора и продавцы магазинов становились в этой ситуации обладателями эксклюзивного доступа к формально «общедоступным», но в действительности дефицитным ресурсам. Право решать, кому продать товар, а кому нет, позволяло им влиять на благополучие других людей.
Это ситуативное преимущество позволяло демонстрировать любым покупателям — вне зависимости от их социального положения и профессионального статуса — свое превосходство. Они задавали коммуникативный тон — вежливый или хамский, которому сложно сопротивляться. Нам особенно близко определение «хамства», данное писателем Сергеем Довлатовым.
Сергей Довлатов, из эссе «Это непереводимое слово — „хамство“»
Рассказывают, что писатель Владимир Набоков, годами читая лекции в Корнельском университете юным американским славистам, бился в попытках объяснить им «своими словами» суть непереводимых русских понятий — «интеллигенция», «пошлость», «мещанство» и «хамство». Говорят, с «интеллигенцией», «пошлостью» и «мещанством» он в конце концов справился, а вот растолковать, что означает слово «хамство», так и не смог.
Обращение к синонимам ему не помогло, потому что синонимы — это слова с одинаковым значением, а слова «наглость», «грубость» и «нахальство», которыми пытался воспользоваться Набоков, решительным образом от «хамства» по своему значению отличаются. <…>
Я долго думал над всем этим и, в отличие от Набокова, сформулировал, что такое хамство, а именно: хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность. Именно в безнаказанности все дело, в заведомом ощущении ненаказуемости, неподсудности деяний, в том чувстве полнейшей беспомощности, которое охватывает жертву. Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения, потому что хамство — это всегда «сверху вниз», это всегда «от сильного — слабому», потому что хамство — это беспомощность одного и безнаказанность другого, потому что хамство — это неравенство.
Многочисленные примеры хамства можно найти в литературных описаниях раннего советского периода — в «Хождении по мукам» Толстого, охватывающем период 1914–1919 годов, и в «Собачьем сердце» Булгакова, описывающем последствия революций в России в начале ХХ века. Внезапное и радикальное перераспределение власти в тот послереволюционный период и дальнейшие экономические, политические и социальные изменения востребовали новые образцы коммуникаций и утверждения власти — и создали благоприятные условия для широкого распространения хамства.
Хамский стиль коммуникации часто переносился и в рутинные взаимодействия между людьми в транспорте, на улицах, в очередях, где люди продолжали «отстаивать» таким образом свою значимость.
Иными словами, хамство возникает тогда, когда члены социальных групп, по умолчанию не обладающие статусом и/или авторитетом, в грубой форме проявляют свое ситуационное (здесь-и-сейчас) доминирование.
Хамство в «квазитотальных институтах» — на примере роддомов в СССР
В капиталистической экономике стиль меняется: все большее распространение получают вежливость и «улыбка». Однако хамство не исчезает и в постсоветском обществе, особенно там, где базовые услуги предоставляются по усмотрению должностного лица, которое действует как привратник в доступе к общественному благу. Некоторые места больше ассоциируются с хамством, чем другие. Например, мы все еще удивляемся, если нам не хамят в бюджетных учреждениях — такой стиль коммуникации несколько сдает позиции, но пока остается точкой отсчета («Представляете, мне даже не нахамили!»).
Мы проиллюстрируем эту практику на примерах роддомов: роженицы в России часто чувствуют себя особенно уязвимыми и беспомощными, но далеко не всегда имеют возможность получить желаемую помощь в других условиях.
Советские родильные дома были физически закрыты для посетителей, и их можно было охарактеризовать как квазитотальные институты с непрозрачными внутренними правилами и практиками, непроницаемыми для внешних вызовов и критики. Они становились благоприятной средой для жесткого проявления власти и осуществления контроля над женщинами со стороны медицинских профессионалов, которые могли подчинять их единым медицинским стандартам, не обращая внимания на чувства пациенток. Поскольку женщины полностью зависели от медиков в этих условиях, им приходилось принимать эти правила и кодексы как неизбежные, неподконтрольные и неоспоримые.
Пациенткам ничего не оставалось, кроме как обращаться в государственные медучреждения. Чтобы противостоять хамству, они пытались перевести взаимодействие с врачами в личную плоскость. В результате жесткость централизованной социалистической системы здравоохранения несколько смягчилась негласными платными сервисами и неформальными отношениями. Социальные ресурсы (в том числе блат и «подарки») — это все, что могли противопоставить женщины эмоционально травмирующему опыту родов в советских роддомах.
И хотя блат не мог снизить эмоциональное давление медицинских специалистов на пациенток или уменьшить проявления хамства в целом, личные рекомендации давали некоторым людям преимущество в конкуренции за внимание врачей. А система неформальных платежей помогала улучшить отношения между врачом или акушеркой и пациенткой, переопределяя эмоциональную поддержку как часть «сделки».
В современной России по-прежнему «вас много, а я одна»
За последние десятилетия рыночные механизмы, требования пациентов и профессиональные установки отчасти изменили ситуацию в медицинских учреждениях. Хамство потеряло свою легитимность в качестве «нормальной» коммуникативной практики. И тем не менее оно остается важным инструментом контроля над женщинами и подчинения их внутреннему распорядку медицинских учреждений. Фраза «Вас много, а я одна» не случайно пережила советское время.
В среде медицинских профессионалов (врачи, акушерки, медсестры) стиль общения в целом становится более нейтральным и сдержанным, однако далеко не везде получается отойти от привычного коммуникативного регистра. Хамство проявляется как в государственных, так и в частных (пускай реже) медицинских организациях. В глубинных интервью, проведенных в рамках проекта «Выбор, контроль и доверие в родах» в 2017 году (Европейским университетом в Санкт-Петербурге), женщины делились примерами хамского общения, с которыми они столкнулись в родильных домах.
«Да они хамы, да они орут, блин, да они не орут, они дисциплинируют» — женщина, 30 лет
«Акушерки были такие злые, хабалистые… и я спросила у нее, ну, что там с результатами анализов. Она там что-то на меня огрызнулась: „Я откуда знаю, это вообще не мое дело!“ и так далее» — женщина, 25 лет
Повелительный, грубый тон — по сути, эмоциональное насилие — можно рассматривать как утвердившуюся норму «профессионального» поведения в сфере здравоохранения, где пациент чувствует себя уязвимым и зависимым, а доктор — непререкаемым авторитетом.
Институционализация хамства свидетельствует о том, что коллективное в России по-прежнему преобладает над индивидуальным. Это позволяет медицинским профессионалам игнорировать эмоциональные потребности женщин в заботе — и подчинять эти потребности клиническим, организационным и бюрократическим требованиям.
Сами медицинские специалисты ни в прошлом, ни в настоящем не считают свое поведение хамским: они видят в себе экспертов, «обучающих» женщин правильному поведению. Женщин могут называть «невежественными» и «инфантильными», заставлять сотрудничать и вести себя «должным образом» во время родов, объясняя это заботой о самих роженицах и их детях.
Хамство наоборот
Но с хамством в медицинских институтах сталкиваются все, включая самих врачей. Они признаются, что чувствуют себя беспомощными в условиях российской системы здравоохранения, совмещающей крайности: недостаточно обеспеченные государственные больницы в регионах и дорогие частные клиники в столицах. В первом случае врачам мало платят, а во втором именно потребитель получает ситуативное доминирование. В результате в условиях платной медицины врачи сами могут становиться объектом хамства со стороны пациентов или пациенток.
Оказываясь в подчиненном и уязвимом положении, врачи и акушерки стремятся защититься — и круг «хамства» замыкается: обе стороны занимаются самоутверждением. Ситуация изменится, когда доктор и пациент перестанут чувствовать необходимость в демонстрации своих преимуществ.
Постепенный процесс оздоровления отношений уже идет. Манипулятивное поведение, демонстративное использование власти утрачивают свою легитимность, потому что поколения сменяют друг друга. Молодые люди становятся все более чувствительными к личным границам — а они нарушаются, если хамство для кого-то остается нормой.
Выводы. Легитимность хамства, с точки зрения профессионалов, утрачена. Медицинскому работнику могут указать на недопустимость хамства как коллеги, так и пациенты, а начальство может и наказать. Но, к сожалению, это нездоровое «средство коммуникации» продолжает жить, поскольку структурные предпосылки хамства частично сохраняются и сегодня. Пациенты становятся все более настойчивыми и их самих иногда упрекают в хамстве, особенно тех, кто оплачивает сервис. Для хамства пока остается немало пространства и в обществе в целом, и в социальных институтах. Отчасти проблему решает смена поколений — выход на сцену других людей с другой стилистикой и требованиями. Системно избавиться от хамства как механизма власти поможет только перестройка здравоохранения и ликвидация дисбалансов, существующих в ней.
Анастасия Новкунская, Дарья Литвина и Анна Темкина