«Опять нам будет сладко»: синтипоп и стихи русских поэтов в исполнении Владислава Наставшева и Ивана Лубенникова. Премьера на «Медузе»

На самом деле я начал заниматься музыкой даже раньше, чем театром. С детства я учился играть на скрипке и фортепьяно в музыкальной школе — и еще год провел в училище. А потом решил, что хочу переключиться на театр и уехал учиться в Петербург. Там мои музыкальные навыки тоже пригодились.

В 2019 году я репетировал в Москве новый спектакль: была зима, вокруг не очень весело. И я начал писать песни на стихи русских поэтов. Вечерами после репетиций, когда в театре уже никого не было, я оставался в зале один и играл на пианино. Это была своего рода терапия: сидишь себе и чего-то сочиняешь. И я подумал, что нужно эти песни аранжировать. Тогда же мы подружились с Ваней, я захаживал к нему в студию на Покровку и мы стали смотреть, какие стихи подходят для песен, а какие — нет.

Все началось с Бродского. На альбоме это второй трек, он называется «Ах, улыбнись». Ваня записывал, как я играю и пою под пианино и метроном, а потом отделял мой голос и пытался что-то на него сочинить. И первый же эксперимент с Бродским показался нам очень верным. Синтипоп мне в принципе всегда нравился — он напоминает мне о детстве. 

Многие эти тексты я знаю с детства и юношества, это мои любимые стихотворения, которые уже связаны с моей жизнью. Например, «Хожу, брожу понурый» Блока и тот же Бродский — с ними я поступал в театральный институт на актерский факультет в 1999 году в Петербурге. Тарковский — потому что в юношестве засматривался «Зеркалом». И так далее.

Эти песни я частично использую в театре. В августе у меня была премьера спектакля «Три сестры» в Риге, и там каждый из четырех актов заканчивался одной из песен — их пел артист, который играл роль Тузенбаха. Первый акт — Есенин, второй — Тарковский, в третьем акте, после пожара, он пел «Последние свечи» Ахматовой, а в самом конце, когда его уже убили, — «Ненастье» Пастернака. Актеры в спектакле в исторических костюмах, и вдруг прорывается синтипоп. Но это не новое. У Софии Копполы, например, был фильм «Мария-Антуанетта» — там XVIII век и при этом звучит рок.

Мы с Ваней выступаем иногда, но у нас нет продюсера. Ване приходится всеми делами заниматься самому, и эта история отнимает у него кучу времени. Мне просто не до того: у меня репетиции в Большом театре, я оперу ставлю. Я вчера даже Ване принес цветы в благодарность, потому что мне неудобно — я понимаю, что точно не буду этим никогда заниматься. И Ваня, зная это, вынужден все волочь на себе. 

Когда мы записывали песни на студии и слушали очередную пробу, я вспомнил социальную рекламу, которая в 1990-е годы крутилась на Первом канале. В стране все было плохо — и они придумали жизнеутверждающие, духоподъемные ролики для населения. Среди них был ролик про молодую Пугачеву, которую играла Орбакайте. Она выступает на какой-то эстраде в провинции, а потом сидит перед зеркалом и рыдает, что так, мол, будет всегда — ужасные залы и отсутствие публики. А менеджер ее успокаивает, ну, Аллочка, что ты, все будет. И в это время закадровый голос настоящей Пугачевой произносил прекрасное предложение: «Я была певицей, которую никто не ждал». И вот я сижу на студии и говорю: «Слушай, Ваня, по-моему, это все не имеет никакого смысла. Нам нормально, но это никому не надо». А Ваня отвечает: «Нет, Владик, ты не прав, это обязательно, обязательно выстрелит». А я ему ту же фразу: «Я была певицей, которую никто не ждал».

Сейчас я пишу новые песни, они будут совершенно другие, на стихи моего друга-поэта из Риги Семена Ханина. Возможно, это будет уже не электроника, а акустический проект.

Мы в 2019 году познакомились с Владом благодаря нашей общей подруге, художнику-перформеру Вере Мартынов. Она интуитивно, безо всякой затеи, решила нас свести. Мы просто общались, и в какой-то момент Влад предложил послушать свои песни. Я практически сразу включился в работу — что называется, услышал эту возможность. Потому что найти человека, который пишет внятные песни — такого, как Владик, — достаточно сложно. Мне понравилось, что он делает поэзию понятной. Все-таки русская поэзия — сложная фактура, шаг в сторону и сразу расстрел. А в этом я услышал культуру, понял, что можно сделать что-то очень интересное.

Синтипоп для стихов русских поэтов — казалось бы, не самое очевидное решение. Мы пробовали разные вариации и музыкальные языки, но удивительно: все остальное звучало как аккомпанемент и совершенно не работало именно с этими песнями. И вдруг методом проб стал вырисовываться синтипоп. В первой нашей песни — на стихи Бродского — синтипоп как раз был не очевиден. Мне стало понятно, куда мы движемся, на песне на стихи Блока.  

Когда Вера услышала нашу первую песню, она сразу поставила нам дату премьеры проекта (он изначально назывался «Сад где прыгают гимнасты» — прим. «Медузы»), поэтому мы делали все достаточно оперативно, для меня это был марш-бросок. Поскольку первые концерты нам устраивали театральные друзья, они их позиционировали больше как перформансы. Но я все же воспринимаю это как музыкальный проект, изначально речь о театре вообще не шла. Владик пришел ко мне с песнями, нам хотелось записать пластинку и посмотреть, что будет. В клубах, где хороший звук, этот проект звучит внятнее, чем в контексте театра.

Мы мечтаем о новых выступлениях, у нас уже было много предложений, но из-за пандемии они, конечно, сорвались. Думаю, что когда обстановка чуть-чуть изменится, мы будем много выступать. У нас уже есть задумки по новым песням Влада — о том, как это сделать еще раз.