«Когда отношение к советскому модернизму изменится, здания будут либо снесены, либо обезображены» Архитектурный краевед Денис Ромодин — о восстановлении библиотеки ИНИОН

Библиотека ИНИОН РАН — один из главных шедевров московского модернизма. Здание Якова Белопольского хотели признать памятником, но не успели — 30 января 2015 года оно серьезно пострадало во время пожара. Тогда библиотеку решили отстроить заново в соответствии с изначальными габаритами и функцией. К октябрю 2020 года полностью готовы фасады, идет благоустройство амфитеатра на месте бывшего водоема, внутри здания работают над отделкой интерьеров и монтажом оборудования. Стройку планируют завершить до конца 2021 года. О том, как выглядит библиотека сейчас, почему стало возможно ее восстановление и что нужно сделать, чтобы полюбить и сохранить советский модернизм, «Медуза» поговорила с Денисом Ромодиным — архитектурным краеведом и старшим научным сотрудником Музея Москвы.

— В 2015 году, незадолго до пожара, международная организация по охране архитектурных памятников Docomomo назвала библиотеку ИНИОН «одним из ярчайших объектов советского модернизма» и включила ее в предварительный список самых важных зданий советской архитектуры. Почему на это здание обратили внимание?

— С 2012 по 2014 год я был в комиссии по сохранению объектов наследия советского модернизма в Москве, в которую входили Союз архитекторов Москвы, Docomomo и Институт модернизма. Мы хотели составить предварительный список таких объектов, чтобы отправить его в Департамент культурного наследия — и придать им охранный статус. Уже тогда было понятно, что многие из них исчезают, перестраиваются, сносятся. 

Здание ИНИОН вошло в этот список. Во-первых, оно должно было формировать ансамбль площади Иосипа Броз Тито, который сейчас, к сожалению, испорчен. Во-вторых, к тому времени внутри и снаружи библиотека идеально сохранилась. Конечно, были небольшие повреждения, но в целом здание дошло до наших дней в аутентичном виде. В-третьих, это работа известного архитектора Якова Белопольского — постройка очень эффектная сама по себе, особенно в сочетании с водоемом, который изначально там был. Здание перенимает принципы мировой архитектуры — например, зенитные фонари, которые изобрел и использовал Алвар Аалто в проекте выборгской библиотеки. 

— Что еще уникального в этом проекте? 

— Прежде всего конструкция. Нижнюю часть библиотеки строили из железобетона, а верхняя, достаточно легкая, сделана из металла. Там уникальное остекление: огромные стекла крепились на внутренние конструкции, при этом внешняя поверхность стекол была бесшовной и разделялась только горизонтальными планками, которые задавали ритм [фасаду].  

— А водоем перед входом был ведь не только декоративным? У него была и техническая функция?

— Да, это было экспериментальное решение — водоем должен был охлаждать электронно-вычислительные машины и выполнять терморегулирующую функцию всего здания. Однако эта система так не заработала по ряду экономических причин и, видимо, из-за технических сложностей.

— Вы побывали на экскурсии в восстановленном после пожара здании. Какое у вас впечатление? Похоже ли «новое» здание на «старое»? 

— По габаритам и общей концепции здание полностью повторяет прежнюю библиотеку. Но меня немного смущает отделка. Раньше фасады были облицованы желтовато-белым песчаником однородного оттенка. Сейчас тоже решили сделать натуральный камень, что в наше время редкость — вместо него часто используют синтетические материалы или керамогранит, а они просто убивают такие постройки. Но каменную породу в новом здании выбрали более контрастных цветов. И нам кажется, что это испортило впечатление. Еще одно отличие — стеклопакеты, однако это почти незаметно.

В остальном у меня нет претензий к внешнему облику, если не считать вывески на главном фасаде. Раньше использовался черный шрифт для надписи «Академия наук». Она была не «советская» и не «российская» — универсальная надпись. Теперь на здании появилось полное наименование учреждения, а буквы стали золотистыми и нечитаемыми на контрастном фоне. 

Другой очень спорный момент — отсутствие водоема. Наверное, все-таки стоило его воспроизвести, хотя с его содержанием были бы хозяйственные трудности. Нынешняя идея с партером — тоже неплохой компромисс, но водоем с фонтанами стал бы новым местом притяжения.  

Внутри здание поменялось в соответствии со всеми современными требованиями. Появился дополнительный этаж в нижней части стилобата для дополнительных площадей и кабинетов сотрудников института. Его вписали достаточно корректно, так что внешне он незаметен. Что радует — пока это в проекте, я еще не видел окончательного варианта, — авторы все-таки восстанавливают главную лестницу, задуманную Белопольским. Зенитные фонари над лестницей тоже восстановлены — скорее всего, Белопольский имел в виду именно такое, более современное решение, нежели пластмассовые светопропускающие колпаки в прежнем здании. Это был очень волнительный момент, потому что все боялись, что фонари не будут восстанавливать и заменят фальшивками со светодиодной подсветкой. 

Интерьеры собираются восстановить отчасти в соответствии с идеями Белопольского, но появятся отступления в пользу более современных общественных пространств и безопасности. Теперь это несгораемое здание из железобетона. Думаю, решат и главную проблему ИНИОНа — терморегуляцию. Помню, в теплую погоду там было очень жарко, а в прохладную — так холодно, что можно было заболеть, при этом в верхней одежде внутрь не пускали. 

— Когда летом 2019 года приступили к стройке, первым делом уничтожили наружный мост и входную арку, уцелевшие при пожаре, а затем снесли и все остальное. Почему их не сохранили и не встроили в новый объект, как было в случае с «Гаражом» Рема Колхаса?

— Входную арку действительно можно было оставить как символ прежнего здания. Но старые конструкции библиотеки, планировка, нижние стилобаты и обилие несущих стен не позволили бы приспособить пространство под современные функции и стандарты. Можно было сохранить правую часть, уцелевшую при пожаре, и достроить левую, но законсервировать [руины, как это было в случае с «Гаражом»] — вряд ли. 

— Что изменится для посетителей и сотрудников? 

— Судя по фотографиям, для посетителей сделают нормальную столовую, гардероб, более совершенные сантехнические помещения, а у сотрудников появится больше кабинетов. Мне кажется, в советском проекте больше внимания уделяли хранилищу и читальным залам, нежели рабочим пространствам.

— Если не считать этих отступлений, то здание решили восстанавливать в соответствии с проектом Якова Белопольского. Получается, что это один из немногих случаев, когда советский модернизм воссоздается и позиционируется как историческая ценность?  

— К реализованному проекту все равно много вопросов. Имелось в виду восстановление того, что было построено, а не первоначального проекта Белопольского. Некоторые его идеи при первоначальном строительстве упростили. То есть мы получаем новодел с техническими улучшениями, воспроизводящий прежнее здание.

— Почему вообще стало возможно это восстановление — из-за того, что отношение к модернизму поменялось?

— Я думаю, большую роль сыграло профессиональное сообщество — надо сказать спасибо архитектору Кириллу Губернаторову, который поднял шум. Все изначально представленные проекты были очень слабыми, но общими усилиями удалось убедить восстановить постройку в оригинальном виде. Это уникальный случай — в Москве такого пока не было.

— А непрофессионалы по-прежнему враждебно настроены к совмоду?

— У большинства людей отношение пока не поменялось. Для поколения старше 45 лет советский модернизм — это недавнее прошлое, пережиток советской эпохи. И еще проблема в том, что эти здания выглядят достаточно неказисто, многие из них находятся в аварийном состоянии и плохо стареют. Часто они противоречат окружающей застройке, а люди помнят, что было на их месте, поэтому пока что отношение к ним негативное. Как и авангард, модернистская архитектура плохо воспринимается до тех пор, пока здания не приводят в порядок.

— У людей моложе другое отношение?

— Да, конечно, новое поколение относится к модернизму совсем иначе. Для них это такая Атлантида, великое наследие страны. Но в хозяйствующих органах, которые принимают решения, как правило, сидят люди старше. И для них это обычные советские «коробки», которые не жалко переделать. Они не видят в них того, что можно попытаться сохранить, и искренне верят, что керамогранит или перестройка в постмодернизм только улучшат здание. Я с этим сталкиваюсь регулярно, и не только в Москве.

— А как модернизм оценивают на Западе? Мы в этом смысле действуем синхронно или отстаем?

— В Европе эти процессы проходят очень по-разному. В Скандинавии и Финляндии к модернизму относятся более трепетно, потому что там он появился в период подъема национальной архитектуры и дизайна. Немассовые постройки стараются сохранять и реставрировать. Но там более качественная архитектура, очень проработанные детали — у архитекторов были хорошие поставщики, которые монтировали все вплоть до дверной ручки. 

Что касается остального Запада, то как член Docomomo, могу сказать, что там такие же проблемы, как у нас. Многие достаточно интересные здания эпохи модернизма и брутализма сносятся. Например, Кельн после Второй мировой войны отстроили заново, а с 1980-х там пошел вал разрушений. И это несмотря на то, что зданиям было по 40 лет, и они стали символами послевоенной архитектуры и подъема немецкой экономики. Так что в этом смысле мы идем синхронно.

Другое дело, что у нас постройки очень сильно искажены хозяйствующими субъектами. Здесь их сложнее сохранять и восстанавливать, этот процесс очень неоднозначный. Потому что как восстанавливать, если материалы в здании часто менялись на еще более некачественные? Огромное остекление делали из сварных конструкций, а не из бесшовных или легкого алюминия, вместо гладких стекол ставили искаженные кривые. 

— А где-нибудь в России уже сейчас научились беречь модернизм?

— Пока я вижу примеры ревитализации и обновления зданий с изменениями фасадов, но сохранением архитектурных принципов. Например, в Екатеринбурге есть ЖК «Главный проспект» — это реконструкция административного здания и конструкторского бюро бывшего Екатеринбургского завода по обработке цветных металлов. Получилось, на мой взгляд, неплохо. В Суздале недавно завершили работу над модернистским гостиничным комплексом. Это такая реставрация с осовременением: там прекрасно реконструировали главный корпус, при этом сохранили внешний облик здания и все элементы отделки. Современная мебель подчеркнула и освежила интерьеры. В наших реалиях я бы поставил этому проекту «отлично».

Санаторий Вороново при Минэкономразвития — очень неплохой пример с точки зрения ремонта интерьеров, но с экстерьерами там подкачали. При реконструкции уничтожили каменную облицовку фасада, которая это здание выделяла. На ремонт фасадов не хватило денег и покрыли утеплителем.

— В наукоградах Пущино и Зеленограде часто водят экскурсии по модернистскому наследию. Есть ли в России еще примеры городов, где советский модернизм мог бы стать визитной карточкой? 

— Для меня все-таки более интересный город — наукоград Протвино, который тоже относится к Академии наук и сейчас, увы, теряет свой модернизм. Это город, в котором хочется остаться жить: полностью завершенный и реализованный ансамбль, построенный в сосновом бору. Там очень комфортная городская среда, прекрасная пешеходная и автомобильная инфраструктура. Он даже лучше новосибирского Академгородка, потому что наукоград в Новосибирске строился чуть раньше и там еще достаточно простая архитектура, а Протвино возводили на пике развития науки и ее финансирования — в 1970-е.

Но там постепенно происходят ремонт и реконструкции. Сейчас в Протвино реконструируется ДК «Протон», в котором были прекрасный интерьеры. Другие общественные здания тоже утрачивают свой внешний и внутренний вид. Как раз они могли бы стать визитной карточкой города. 

— Куда еще, кроме Суздаля и Протвино, можно поехать в России, чтобы увидеть красивый советский модернизм — даже если он не в самом хорошем состоянии?

— Можно посмотреть курортные комплексы: в санатории и здравницы крупных ведомств достаточно хорошо вкладывались. Много замечательных примеров курортной архитектуры сохранилось в Подмосковье и вдоль всего Черноморского побережья. Очень хорошая, масштабная архитектурная среда есть в Тольятти, и там уже появились группы, которые водят экскурсии. Еще я бы посоветовал Набережные Челны — это заповедник архитектуры 1960-х годов.

— Что нужно, чтобы в России наконец поменялось отношение к модернизму?

— Наверное, должно вырасти новое поколение, не знающее боли от массовой архитектуры, которая заслонила индивидуальные постройки и стала причиной негативного отношения. Важная, но пока неизлечимая проблема — качество эксплуатации здания. Постройки периода модернизма, как и периода авангарда, не умеют стареть. Они должны выглядеть свежо, ново, а для этого их нужно хорошо эксплуатировать.

Есть и вопрос общественно-политического понимания этих построек. В свое время они создавали яркие идеологические акценты, разрушая историческую среду. Но прошло уже 50-60 лет, и это нормальный период, чтобы принять модернистские здания в той окружающей среде, в которой они стоят. Понятно, что на месте Кремлевского дворца съездов тоже была историческая застройка, что его облик выбивается, но он уже стал неотъемлемой частью Кремля. Когда-то точно так же ругались на здание Сената, а сейчас мы уже не можем представить без него Кремль. 

Когда все эти факторы сойдутся, отношение к модернизму поменяется. Но есть другая проблема — боюсь, к тому моменту уже не останется построек в их исконном виде. Они будут либо снесены, либо обезображены.

— Что можно почитать о совмоде, чтобы лучше понимать эту архитектуру?

— Про архитектуру Москвы есть книга Алессандры Латур «Москва: архитектурный путеводитель 1890-2000». Она сделала очень хорошую выборку московских объектов за 100-летний период и уделила большое внимание уникальным советским постройкам с конца 1950-х. Можно также почитать электронную Библиотеку им. Некрасова и TEHNE — российский архитектурно-дизайнерский портал, работающий при поддержке Союза архитекторов России и Союза дизайнеров России, где выложено много электронных книг о советской архитектуре. И, конечно, не стоит забывать всем известные путеводители Анны Броновицкой и Николая Малинина о Москве и Алма-Ате.