«Любой белорус сможет меня заменить» Интервью соратницы Светланы Тихановской — музыканта Марии Колесниковой. Она единственная из «женского триумвирата», кто остался в Минске

Мария Колесникова была главой предвыборного штаба Виктора Бабарико, которого изначально считали главным конкурентом Александра Лукашенко на президентских выборах в 2020 году. Однако Бабарико арестовали, а Колесникова в итоге оказалась частью «женского триумвирата», который продолжил бороться за пост президента страны. Другие участницы этого триумвирата — Вероника Цепкало и Светлана Тихановская — уже покинули Беларусь под давлением властей. Несмотря на это, Колесникова никуда уезжать не собирается. Спецкор «Медузы» Светлана Рейтер поговорила с ней об итогах выборов и протестах.

— После отъезда Светланы Тихановской и Вероники Цепкало ваш триумвират распался. Вы общаетесь сейчас? Разрабатываете дальнейшую стратегию?

— Стратегия довольно понятна — мы сейчас должны все силы направлять на помощь тем, кто пострадал в результате выборов. Мы собираемся помогать тем членам участковых избирательных комиссий, которые рассказывали нам о давлении, рассказывали, как их заставляли подделывать результаты в пользу Лукашенко. Мы должны помогать всем, кого задержали, — а их, по нашим данным, несколько тысяч человек. Мы должны поддержать тех, кто сейчас лежит в больницах после столкновения с милицией, а число этих людей тоже идет на сотни.

— Вы общались со Светланой Тихановской после ее отъезда?

— В последний раз мы заходили в ЦИК вместе. Я знаю, что она сидела с двумя высокопоставленными силовиками в кабинете главы ЦИК Лидии Ермошиной. Больше я ее не видела — только смотрела, как и все, ее видеообращение.

— Она ведь в тот день подавала жалобу на результаты выборов?

— Я знаю, что эта жалоба была у Ермошиной. Что случилось с этой бумагой дальше, я не знаю.

— Вы говорите о жалобах, которые поступали от членов УИК. На каком количестве участков были сфальсифицированы результаты, по вашим данным? Сколько жалоб вы получили и на какое давление жалуются члены УИК?

— У меня пока нет данных конкретно по людям, но я знаю, что очень многие готовы озвучивать нарушения, свидетелями которых они стали. И это как раз отличает эти выборы от всех предыдущих. На всех прежних выборах все знали, что есть фальсификации, но всем было все равно. А в этот раз люди поняли, что их большинство, что они хотят отстаивать свои права, отстаивать свой голос. В том числе это поняли члены избирательных комиссий — до них дошло, что они совершают фальсификации, участвуют в преступлении. Мы знаем, что они стали отказываться это делать, что кого-то за отказ увольняют, а кого-то лишают премии. Этим людям мы точно будем помогать. 

— Вероника Цепкало уехала, опасаясь за свою безопасность. Светлана Тихановская сделала то же самое. Вы остались. Вам не страшно за себя? 

— Вы знаете, на самом деле нет. Я сначала была в политике, скажем так, с двумя мужчинами — Виктором Бабарико и его сыном, Эдуардом Бабарико.

Уже два месяца их удерживают в стенах КГБ — что с ними происходит, мы не знаем. И вот то, что с ними случилось, меня не остановило от того, чтобы продолжить ту работу, которую мы вместе начинали. Светлана и Вероника уехали, и я поддерживаю их выбор, но я чувствую большую ответственность за то, что сейчас происходит, и, конечно, я не собираюсь останавливаться.

— Вы ходите с охраной?

— У меня как не было охраны, так ее и нет. Я хожу по центру Минска, встречаюсь с друзьями. Единственное — я стараюсь не бывать там, где много людей, потому что на мое появление они слишком бурно и эмоционально реагируют, а если речь идет о толпе, это может им самим повредить. Они начинают аплодировать, они начинают скапливаться, и все — массовое мероприятие, и кто знает, чем это все может закончиться. Я хожу в магазины, в кафе. Я абсолютно осознанно не меняю своих привычек.

— Вы же музыкант, зачем вам политика?

— Если подумать, ваш вопрос типичен для жителя постсоветской страны, потому что в европейских странах это абсолютно естественно, когда человек искусства вовлечен в политическую жизнь. Потому что существует совершенно очевидная связь между режимом и тем, насколько свободно я могу заниматься культурой и международными проектами в области современного искусства. Это самая прямая взаимосвязь с политикой и государством.

В Беларуси существует цензура, которая не позволяет ни одному из музыкантов, художников, режиссеров заниматься тем, чем ему по-настоящему хочется. В Беларуси существует разрешительная система мероприятий — ты не можешь провести концерт без согласования с каким-то там органом, ты обязательно должен получить разрешение. Все государственные коллективы, будь то симфонический оркестр или оперный театр, получают мизерные, абсолютно унизительные зарплаты. И когда люди поймут, что это финансовое унижение связано с государством, многое изменится.

Почему я, например, начала поддерживать Виктора Бабарико? Я руковожу одним из проектов Белгазпромбанка, которым Бабарико руководил. У меня была возможность с ним близко познакомиться, я полностью разделяю его ценности — они ровно такие же, как у меня. И когда он объявил, что будет баллотироваться как кандидат на выборах, я моментально поняла, что буду его поддерживать. И ни на секунду об этом не пожалела.

— Вы ждали такого эффекта от выборов?

— Когда Виктор Дмитриевич [Бабарико] решил баллотироваться на выборах, я спросила его, понимает ли он до конца, как действующая власть расправляется с оппозиционными, скажем так, оппонентами. Я много участвовала в акциях протеста, у меня не было иллюзий в отношении этой системы. Я понимала, как она работает. 

— Почему волнения с такой силой вспыхнули именно сейчас?

— Общество очень сильно изменилось благодаря стечению нескольких обстоятельств — это такие «черные лебеди», которые в один момент слетелись в одну точку — Беларусь.

Это ковид и реакция на него действующей власти: у нас не было карантина, мы до сих пор не знаем реальное число зараженных и умерших, а президент презрительно относился к заболевшим, чем отвратил от себя простых людей, которые его раньше поддерживали. Это, скажем так, первый «черный лебедь».

Второй [«черный лебедь»] — в апреле очень сильно упал рубль. Третий — возможная интеграция с Россией, потеря суверенитета — собирались подписывать 31 «дорожную карту» [по интеграции], которую никто из белорусов в глаза не видел. И они были недовольны, что важный вопрос о независимости Беларуси будет, возможно, решаться без их участия.

И наконец, большую роль сыграло высказывание Лукашенко о том, что женщина не может быть президентом. 55% избирателей в Беларуси — женщины, и вы даже не представляете себе, как это их возмутило. Они писали жалобы и собирались в инициативные группы.

Все покатилось как снежный ком: аресты Сергея Тихановского, Виктора и Эдуарда Бабарико, угрозы и запугивания тех, кто остался. Власть просто не учла, что Беларусь не та, какой была тридцать лет назад. 

— Когда вы начинали кампанию, на какой результат вы рассчитывали?

— На самом деле, как это комично ни звучит со стороны, но мы добились успеха. Цель достигнута, гражданское общество формируется. Людям не все равно, что будет дальше, и это удивительно, потому что 26 лет белорусы были послушные, они соглашались со всем, что происходит, они говорили: «А може, так и трэба». Белорусы сейчас впервые говорят: «Я могу все изменить». Это уже огромная победа. Я только надеюсь на то, что не будет кровопролития со стороны властей. Это моя личная боль. Потому что когда я вижу, что происходит на улицах, мне просто страшно на это смотреть.

— Кто заменит вас, если вас арестуют?

— У нас в команде очень много сильных и талантливых людей. Вообще, их много во всей стране — любой белорус, который взял ответственность за свою жизнь и жизнь Беларуси в свои руки, сможет меня заменить.