«Когда-нибудь я расскажу своим детям, что их папа работал во время пандемии» В День медицинского работника мы поговорили с теми, кто формально не относится к врачам — но работал в одинаковых с ними условиях
21 июня 2020 года в России отмечается День медицинского работника. Это не только врачи, но и медсестры и медбратья, санитары, лаборанты и многие другие, от которых зависит бесперебойная работа больниц, поликлиник и других медицинских учреждений. Но не только они — ведь без завхоза, который формально к медработникам не относится, ни одна больница не сможет нормально функционировать. В период пандемии они все оказались буквально на передовой войны с коронавирусом, в одинаково опасных условиях, требующих максимальной самоотдачи. Но если врачей в этот день все благодарят и поздравляют, то про младший медперсонал и других сотрудников больниц вспоминают реже. Мы решили восполнить этот пробел и поговорили с сотрудниками нескольких российски больниц о том, как им работалось в прошедшие несколько месяцев.
Все материалы «Медузы» о коронавирусе открыты для распространения по лицензии Creative Commons CC BY. Вы можете их перепечатать! На фотографии лицензия не распространяется.
Никита Титов, техник, Боткинская больница
Я студент медицинского пятого колледжа, учусь на третьем курсе на медбрата. До начала пандемии работал техником в Боткинской больнице почти год. Когда все началось, видел из окна, как соседний корпус перестраивали в ковидный, устанавливали технику, мебель. О том, что туда нужны сотрудники, узнал от старшей медсестры. В первую волну я не смог попасть, так как сам заболел коронавирусом и провел на длительном больничном больше месяца. Сюда пришел работать 1 июня. Работа практически ничем не отличается от обычного отделения, обязанности те же. Нужно следить, чтобы пациенты были чистые и сытые, помогаю медсестрам развозить капельницы. Но отличаются сами пациенты. Раньше я работал в гастроэнтерологии в обычном палатном отделении. А сейчас это «красная» зона, пневмония и ковид. Хотя еще есть и те, у кого например гастрит, но у человека обнаружили коронавирус и положили в наше отделение.
Я захотел работать в ковидном корпусе, потому что мне понравилась идея, что ты можешь стать частью истории. Это звучит романтично. Когда-нибудь я расскажу своим детям, что их папа работал во время пандемии. И если когда-то люди пережили испанку, то и коронавирус мы победим. Сейчас бывает тяжело, но пандемия закончится, и я вернусь в свое отделение.
Самое тяжелое — это работа в костюмах и СИЗ (средства индивидуальной защиты — прим. «Медузы»). Перед тем как пойти работать сюда, мы в симуляционном центре больницы проходили обучение, как правильно одеваться и как работать с ковидными пациентами. Чтобы зайти в красную зону, мы должны быть полностью переодеты в герметичные костюмы. Предыдущие костюмы были очень плотные и совершенно не продувались. И только недавно у нас появились тонкие комбинезоны, в них полегче. Пока ты находишься на смене, костюмы нельзя снимать. Также и средства защиты: маски, бахилы, респираторы, перчатки. Шесть часов ничего не снимаем и не можем пойти поесть, попить или сходить в туалет. Чтобы немного охладиться, можно в процедурном кабинете посидеть, где есть кондиционер.
Самое сложное психологически, что люди изначально не понимают серьезности ситуации. Когда в разгар пандемии количество больных на аппарат ИВЛ зашкаливало, а наши сотрудники без выходных работали, жили в гостинице и не видели семьи, в то же время кто-то гулял по парку. Это обидно. Можно понять, что людям скучно, но здорово было бы, если бы люди думали о тех, кто спасет им жизнь, если они окажутся в отделении.
Анна Кирсанова, помощник врача, ГКБ № 15 им.Филатова
Учебные учреждения закрылись из-за коронавируса, и нам поступило предложение пойти работать врачами-стажерами в стационар с коронавирусной инфекцией.
Мы с мужем вместе учимся, живем, оба молодые, никаких хронических заболеваний у нас нет. И решили вместе пойти работать. С 13 апреля мы в больнице. Трудовой договор был заключен до особого распоряжения.
До того, как нам предложили пойти [работать] за заработную плату, мужу предлагали как волонтеру. Он отказался, и через пару дней нам поступило предложение пойти за зарплату. Получаем 90 тысяч за вычетом процентов. Когда мы устраивались, то рассчитывали только на зарплату, но получаем еще дополнительные выплаты: федеральную от Путина и региональную от Собянина.
Я и мой муж помогаем врачам, занимаемся документацией, водим пациентов на исследования, потому что они в тяжелом состоянии, при котором обязательно наблюдение. График пять на два. В нашем отделении работают два других ординатора, они по своему направлению анестезиологи и выполняют полноценную врачебную работу как анестезиологи-реаниматологи, ведут палаты, остаются на суточных дежурствах. Они полноценно лечат пациентов и выполняют всю лечебную работу. За нами же утренние обходы, дневники, назначение анализов, отвезти [пациента] на КТ. Это мой первый опыт работы в больнице. Я врач ультразвуковой диагностики, и все не так себе представляла.
У нас очень хороший коллектив, если что-то непонятно и нужна помощь, то всегда подсказывают. Интересно приходить и наблюдать за пациентами. Это реанимация, и тут очень много пациентов умирает, я переживаю за них. Не могу абстрагироваться до сих пор, переживаю, как они там. Недавно был случай: водитель скорой попал к нам в очень тяжелом состоянии, находился на вентиляции легких 20 дней, и недавно сам стал дышать, полностью пришел в себя в ясное сознание. И мы переживали за него всем отделением. Перевели его в общее отделение, а дальше уже [отправили] домой.
Условия работы сложные. Когда я первый раз надела респиратор и маску, то не понимала, как в ней дышать. Воздуха катастрофически не хватает. Сейчас уже привыкла. В жару +30 тяжело находиться в костюмах, а вентиляцию включить нельзя. Силы справиться со всем этим дает интерес и любовь к профессии. Пока что нет выгорания, про которое все говорят. Думаю, оно приходит с годами, от этого никто не застрахован. Пока что мне все нравится, горящие глаза.
Кажется, многие люди поняли важность профессии врача, сейчас много плакатов и многие говорят спасибо. Это приятно, хотелось бы, чтобы так было всегда, чтобы нас не заваливали жалобами, если мы не улыбнулись в какой-то момент или не так посмотрели.
Игорь Кондеев, начальник хозяйственного отдела, ГКБ № 15 им.Филатова
В больнице я работаю 4 года, был главным инженером, последние полтора года работаю начальником хозяйственного отдела. По роду своей деятельности я одним из первых узнал, что у нас будет перепрофилирование. Мы готовили больницу к работе в совершенно новых условиях. Если раньше это была обычная больница, то стала инфекционной. Мы готовили склады в новых помещениях за пределами «красной» зоны, перевозили отделения с одного места на другое, были большие погрузочные работы в подготовке СИЗов, раньше мы их не получали в таком количестве. Больницу перепрофилировали в течение 6 дней.
По роду деятельности мой отдел занимается уборкой помещений и всей территории. Мы обеззараживаем медицинские отходы, обеспечиваем палаты бельем и в целом следим за всем складским хозяйством, проводим мелкие ремонтные работы. Еще мы косим траву и подстригаем кусты. На мне как на начальнике все организационные вопросы.
Работа увеличилась в разы, ее стало гораздо больше. При переведении больницы на новое направление мы работали до 11 вечера, потом круглосуточно и на выходных. Завозилось огромное количество материалов. Фуры с СИЗами приезжали по три-четыре в день. Каждая фура — это 12 тонн груза: маски, бахилы, очки, носки, защитные и пижамные костюмы. Если раньше мы получали хирургические костюмы в обороте 800 штук, то сейчас 9600. Стирки и перевозок стало больше.
У меня увеличилось количество дезинфекторов в два раза. Дезинфекция — это переработка медицинских отходов в такое состояние, чтобы их можно было вывозить на завод по уничтожению. В обычное время ежесуточно больница отправляла на переработку 850 килограмм, а сейчас это 6 тонн. Работать из-за этого мы стали круглосуточно. По ГОСТу медицинские отходы в доковидное время — это то, что образовывалось после реанимации и операционных. А сейчас во время пандемии все, что у нас образовывается, переходит в класс опасных отходов. Это костюмы, памперсы, пищевые отходы — вообще все.
В таких условиях мне нормально работать. Я 30 лет отслужил в органах внутренних дел и 5 лет был начальником факультета пожарной безопасности, готовил офицерский состав. Лично участвовал во всех мероприятиях с массовыми пожарами. К чрезвычайным ситуациям привык, это мое нормальное состояние.
Александр Рубцов, санитар, медбрат
Я сам еще студент, учусь на пятом курсе в Первом меде. Когда у нас в вузе оформляли заявки на волонтерскую деятельность, я подал туда заявку, но мне никто не позвонил. А потом на лекции по дистанционной дисциплине сделали объявление, что в больнице при Первом меде делают набор. Я пошел туда.
С самого начала у меня не получилось устроиться медбратом, и я пошел на санитара.
Нашу больницу с 15 июня закрыли на дезинфекцию, она готовится к плановому приему пациентов и не работает с ковидными. Я перевелся с другой работы: я был лаборантом кафедры топографической анатомии и оперативной хирургии, и сейчас уже возвращаюсь обратно. Я хотел увидеть, что в реальности из себя представляет ковид. Я знал, что не нахожусь в группе риска. И я мог быть далеко от родных: меня поселили в отеле, где я жил, не представляя угрозы для родственников.
Когда я пошел [работать] санитаром, я думал, что он только полы моет. Но оказалось намного сложнее. Это совсем не умственная работа, она тяжелая физически. У нас в больнице было большое отделение — 70 коек. И задача санитаров — отмыть все палаты, это ежедневная двухразовая уборка. Плюс уход за тяжелыми больными, помогать принимать им пищу, убирать туалеты, переворачивать пациентов, возить на процедуры. Получалось, что у санитара самая тяжелая работа, если смотреть физически. Он постоянно бегает. За 12 часов я ни разу не садился, постоянно чем-то занимался. Поначалу я был заряжен очень сильно на то, чтобы помогать и делать это добросовестно. Но очень сильно от этого уставал.
Я хотел стать медбратом. Когда оставалось время, я шел помогать сестрам, чтобы зарекомендовать себя. Я им помогал колоть вены, и в итоге сестры предложили старшей перевести меня на ставку медбрата. Работа медбратом оказалась намного легче. Она физически не так затратна, требуется больше ловкость рук и заполнение бумажных дел. По сравнению с санитаром времени на отдых больше. Ты можешь сидеть 15 минут на диване и отдыхать, или даже если ты на посту раскладываешь таблетки, из-за того, что ты просто сидишь, это уже легче, чем постоянно бегать и мыть утки. Перед тем, как пойти [работать] медбратом, я хотел изучить все книги, почитать литературу. Но особенной теоретической подготовки не было, не успел. Больше я понял, когда наблюдал, что делают сестры, и повторял это. Плюс проявлял собственную инициативу.
Первые две смены было желание закончить все. С непривычки очень болели ноги, я сильно уставал. Но потом привык. Плюс очень поддерживают пациенты. Они себя плохо чувствуют, но когда ты о них заботишься, протираешь пыль, меняешь белье, приносишь воду, они тебе благодарны и это мотивирует.
Кристина Масорина, медсестра
Я работала в стационаре в гнойной хирургии в Подмосковье в течение года. Была медсестрой в перевязочной и процедурной. И когда нагрянул ковид, нам в рабочем чате сообщили, что у нас появились первые пациенты с коронавирусом. Но мер никаких не было предпринято. Людей увезли в центральную больницу, а нам сказали, что выдадут защиту. Все думали, что что у нас будет мобилизация. Но на смене медсестра дала мне одноразовую маску, шапочку, бахилы и халатик. Я работала сутки и воспринимала каждого человека как потенциальное биологическое оружие. В итоге после смены я решила уволиться. Я готова к риску, готова помогать, но не в таких условиях. Это даже унизительно. Ты делаешь все, а заразиться можешь из-за недостаточного снабжения. Я поняла, что надо дальше идти работать. Долго писала девушке, которая мобилизовала людей в 31-ю больницу, одну из немногих которая полностью мобилизована, здесь 692 койки. И она в итоге позвала меня.
Первый день было страшно. Я пришла туда и ничего не понимала. Мне помогла девушка, все рассказала, и дальше все было временем взаимовыручки и взаимопомощи. У нас было максимальное снабжение, всегда были СИЗы, респираторы, чистые маски и специальные люди, добровольцы, которые дежурили по 24 часа и проверяли нашу изоляцию, обматывали руки, ноги. У нас был даже сленг для этого: проскотчевать. Нас всех скотчевали качественно. И еще были специальные люди, которые помогали раздеваться после смены в 12 часов. Надо им всем отдать должное.
Я 6 лет в системе медицинского образования, но такого никогда не видела. В первый день самый большой шок. Я прихожу на пост медсестер, а там космонавты печатают что-то на компьютере. Что-то среднее между станцией МКС и зоной отчуждения в Припяти. 40-летние люди, кажется нормальные, лежат на животе, подключены к кислороду. Меня за рукав хватает женщина, долго смотрит и потом спрашивает: «Почему мне так плохо?» А я первый день на работе и не понимаю, что ей отвечать. И сама думаю: «Это же респираторное заболевание, не рак. Правда, почему так плохо?»
Я первый раз так ощутила, что то, что мы делаем, очень ценится. Но некоторые пациенты и в экстренной ситуации вели себя так, словно мы обслуживающий персонал.
Старшие врачи были рады нашей помощи. У нас в отделении было 70-80 пациентов, это очень много в условиях стационара. И на отделение было три медсестры, а в костюмах и перчатках все делается в десять раз медленнее. Я работала по 12 часов подряд. За это время надо ставить капельницы, измерять давление и температуру, ставить уколы внутривенные и внутримышечные, раздавать таблетки. Видеть тяжелых больных сложно, я была к этому не готова. Мы проходили коронавирус в вузе на 5 курсе, там было три слайда про него. Было сказано, что это средний респираторный вирус, группа ОРВИ, ничего страшного, бывают вспышки. И когда ты смотришь, как люди умирают от ОРВИ — сложно. В целом сложно быть готовым к пандемии.
Когда я была не на смене, у меня начинались небольшие панические атаки. Но когда я снова начинала работать, то понимала, что все идет своим чередом.