15 мая Моби выпустил свой 17-й альбом «All Visible Objects», в котором он возвращается от эмбиента к старому клубному звуку. Сегодня Моби живет в Лос-Анджелесе, почти не выходит из дома и без карантина — и называет своей основной работой не музыку, а активизм, защиту прав животных. «Медуза» поговорила с ним о новой пластинке, Дональде Трампе, Толстом и Достоевском, а также о том, стоит ли вегану ругаться с друзьями, если те едят гамбургеры.

— Как вы? Как проводите карантин в Лос-Анджелесе?

— Что ж, стыдно в этом признаваться, но моя жизнь до пандемии и во время нее очень похожи. Мне стыдно об этом говорить, потому что я знаю, что это ненормальная ситуация для большинства людей. Но я и до пандемии проводил почти все время дома в одиночестве за работой, так и сейчас — только теперь это вообще все время.

Где-то 10 лет назад я перестал пить. И когда я перестал пить, я перестал активно социализироваться, перестал часто выходить куда-то. И начал проводить почти все время дома, работая или занимаясь спортом. Но пандемия ужасна, для многих из нас жизнь совсем не та, что была раньше. 

— Вы несколько десятилетий прожили в Нью-Йорке. Сейчас там очень высокая смертность. Что вы чувствуете по этому поводу? Стресс?

— Очевидно, что такие большие города, как Нью-Йорк или Москва, Сан-Франциско, Чикаго или Лондон, чудесны по той же причине, что делает их такими восприимчивыми к эпидемии. Прекрасный транспорт, отличные рестораны, в этих городах люди любят куда-то выходить и общаться друг с другом — все это замечательно. Но, к сожалению, это замечательно и для вируса.

Не думаю, что у меня есть право переживать. Множество других людей сталкивается с гораздо большим количеством неприятных обстоятельств, чем я. С болезнью, увольнением, потерей любимых… Когда мне тревожно, я просто стараюсь напоминать себе, что другим людям еще тревожнее.

— Давайте поговорим о вашем новом альбоме. Мне показалось, что он сильно отличается от предыдущих — вы вернулись от такого медленного мрачного звука и эмбиента к старому клубному звучанию. Как это произошло? 

— Очень хороший вопрос. Хотел бы я иметь на него хороший ответ — но на самом деле не знаю. Я согласен со всем, что вы сказали. Но когда я записываю музыку, я не знаю, почему делаю что-то определенное. У меня такой причудливый бэкграунд как у музыканта: в юности я играл классическую музыку, позже — панк-рок, был хип-хоп диджеем какое-то время, был частью рейв-сцены.

Так что я думаю, единственный ответ, который у меня есть, звучит так: я хочу делать что-то, что волнует меня, что вызывает какие-то эмоции. Но вы абсолютно правы — я 54-летний мужчина, который все время торчит дома, так что я правда сам до конца не понимаю, почему сделал этот альбом таким клубным. Просто люблю клубную музыку. Хотел бы я иметь ответ получше, но, к сожалению, его у меня нет. 

— Когда вы были в клубе в последний раз? 

— О боже… Раз или два в год меня приглашают куда-то — и если мне удобно, если это недалеко [то я прихожу в клуб]. Но вообще-то я ложусь спать довольно рано, обычно где-то в 10 вечера и встаю в 6 утра. Так что провести ночь в клубе вплоть до 3-4-5 утра — даже не могу себе это представить. Большинство людей приходят из клуба в то время, когда я просыпаюсь! 

— Это странно, потому что некоторые ваши новые треки звучат так, будто они должны играть в клубе в 5 утра. 

— Да, это странно. В особенности потому что они написаны мужчиной средних лет, который с 6 утра занимается йогой. 

— Обычно ваши альбомы посвящены какой-то одной глобальной теме. Этот, как мне показалось, — о протесте в отношении властей. Я права? 

— Все мои альбомы объединяет — не хочу, конечно, говорить как заумный студент, но — вопрос неопределенности человеческого существования. Эта тема встречается и в истории, и в философии, и в русской литературе — вам должно быть хорошо это знакомо. Центральный вопрос — кто мы как вид? Насколько ценна наша жизнь? Что мы знаем о вселенной, которой 15 миллиардов лет? И я могу сказать, что [музыка] это мой эмоциональный и экзистенциальный ответ на эти вопросы. Каждый человек отвечает по-своему. Кто-то хочет захватить власть, кто-то — нигилист, кто-то отвечает материализмом или деградацией.

Я думаю, что этот вопрос интересен всем — ведь все болеют и умирают. И ни у кого нет правильного ответа. Забавно, многие люди на самом деле думают, что именно их подход может спасти от этой неопределенности. И насколько я знаю, это еще ни разу не сработало. Если ты самый заядлый материалист, у которого дом набит золотыми ролексами, если у тебя яхта за 500 миллионов долларов, или если ты монах, живущий на вершине горы, — вы в любом случае равны [перед смертью]. Как бывшего студента философского факультета и как человека — это восхищает меня.

К примеру, на этом альбоме есть трек Power is Taken. Он как раз о тех, для кого ответ — обладание властью. А другие считают, что ответ — разрушение этой власти. И обе эти стратегии ни от чего не спасают.

Очевидно, что мы живем в мире, где люди у власти создают очень много проблем для всего остального мира. Так не должно быть. 

— Поэтому в последние годы вы стали одним из самых ярых публичных противников Трампа? Поэтому занялись политическим активизмом? 

— Я не могу причислить себя ни к правым, ни к левым. Я просто думаю, что в конечном счете от политики должен быть какой-то толк. Это же так просто. Политика не должна порождать больше проблем, чем решает. Странная вещь, каждая проблема, с которой сталкивается наш вид, — это проблема, которую создали мы сами. И кажется, решение должно быть простым. Чего бы это не касалось: пандемии, изменения климата, распределения средств, заботы о здоровье — всех этих вещей. Мы должны все это исправлять, потому что именно из-за нас эти проблемы оказались на первом месте. 

— В США, по вашему мнению, эта система сломалась? 

— Простите, возможно, это прозвучит грубо, но очевидно, что кто-то из ваших лидеров хотел, чтобы Дональд Трамп стал президентом. Вы знаете такое выражение «раскаяние покупателя»? Это когда ты покупаешь машину, а она не работает — и ты испытываешь сожаление. Или когда ты покупаешь жилье, а потом понимаешь, что оно находится рядом с помойкой, — это тоже раскаяние покупателя. И у меня чувство, что у кого-то из ваших лидеров, кто купил Трампа, тоже раскаяние покупателя.

Я думаю, они даже приблизительно не представляли, насколько он будет ужасным. Сложно представить себе худшего президента, чем Трамп. Он — ненормальный социопат, который неспособен ничем управлять. Думаю, он не смог бы даже быть ассистентом в супермаркете, что уж говорить об управлении страной. Кажется, люди, которые поддерживали Трампа вначале, предполагали, что он будет чуть умнее, чем он есть.

— Вы не жалеете о том, что ввязались в политику? Из-за этого вы получаете очень много негатива в соцсетях.

— Это так, но правда состоит в том — я уже давно это понял, — что мнения незнакомцев никак не должны влиять на мои взгляды. Именно поэтому я не читаю комментарии и все, что обо мне пишут. Я просто стараюсь делать правильные вещи, придерживаться какой-то нормальной стратегии, хотя я не такой уж умный стратег. Очень легко позволить другим людям, которых ты никогда не встречал, повлиять на тебя. Я думаю, и на мое, и на ваше самоощущение должны влиять друзья, семья, наша духовная жизнь, наша работа. Вещи, которые с нами постоянно, — а не слова каких-то незнакомых людей в инстаграме. 

— Вы говорите, что ваше главное дело сейчас — защита животных, а не музыка. Это так? 

— Я люблю музыку, но для меня это скорее духовное хобби. Это не моя основная работа. Я надеюсь, что буду заниматься музыкой до самой смерти, когда бы ни настал этот день, — и я люблю ту энергию, которую дает музыка, когда ее пишешь или слушаешь. Но я считаю, что моя работа активиста гораздо важнее, чем то, что я музыкант. 

— Как выглядит эта работа? Я знаю, что, к примеру, все сборы от вашего альбома пойдут на благотворительность. Есть что-то еще? 

— Я пытаюсь делать все. Это значит быть вовлеченным в политику, отправлять деньги на благотворительность и частным общественным организациям, поддерживать этичные продукты, поддерживать медиа — все это инструменты, которые помогают мне быть активистом. Это вовсе не значит, что я в этом хорош или эффективен, но это то, что меня вдохновляет. 

— Вы стали более радикальным в вопросе защиты животных с годами? 

— Я думаю, что наоборот как раз немного успокоился. Довольно много защитников прав животных, которые по понятным причинам очень злы. Я разделяю этот гнев, но не думаю, что нужно орать на людей — если у меня есть друг, который ест гамбургеры, и я на него наору, это никак не поможет животным. Это просто ругань с другом. Я постоянно напоминаю себе, что я работаю для животных, а не ради себя, — мой активизм не должен приносить удовольствие только мне. Он должен быть эффективным. Занимаясь любым активизмом, легко впасть в первобытное настроение, в котором ты видишь себя праведником, а всех остальных — врагами. Но вообще-то мы вместе. 

— Вернемся к музыке. Я слышала, что вы любите группу «Кино». Это правда? 

— Из-за языкового барьера я не могу понимать русскую музыку так уж хорошо. Возможно, она мне нравится, но очень сложно что-то сказать, ведь я не знаю, о чем это. Представьте, каково слушать Леонарда Коэна и не понимать слов! 

Мне гораздо проще оценить русскую литературу, потому что она переведена на английский. Я читал поэзию и что-то новое, но вообще мне ближе всего Достоевский, Пушкин или Толстой. Вероятно, переводы не производят такого впечатления, как оригинальный русский текст, но тем не менее я понимаю, о чем идет речь.  

— Кто вам ближе — Достоевский или Толстой? Знаете, это такой классический спор в контексте русской литературы. 

— Это непросто. Я уважаю то, что Толстой был вегетарианцем и защитником прав животных. Но Достоевский повлиял на меня сильнее. Толстой больше писал о культуре, о человеке и обществе. А Достоевский был предшественником экзистенциалистов, он как раз писал о роли человека. Так что эта философия Достоевского сильнее отзывается во мне. 

— Над какими музыкальными проектами вы сейчас работаете?

— У меня много всего, не знаю, какой из них закончу первым. Я работаю над альбомом, записанным с оркестром. У меня есть сайт с бесплатной музыкой, которую могут использовать все режиссеры.

Это самый странный год в человеческой истории, скоро выборы, мы переживаем пандемию, климат меняется, единственный дом, который у нас есть, разрушается. Я люблю работать над своими маленькими проектами, но я понимаю, что в мире сейчас происходят более важные вещи, чем я и моя музыка. 

— Вы уделяете много внимания масштабным вопросам. Но что насчет вас лично? Можете назвать одну вещь, которую вам бы хотелось сделать исключительно для себя? 

— Мне нравится мысль о том, что можно покинуть город и уехать куда-нибудь, не знаю куда. Быть с природой и почти не встречать людей. Люди делают интересные вещи, конечно, но думаю, природа для меня гораздо интереснее. 

— Может быть, вы бы хотели жить, как отшельник? 

— Нет, все-таки некоторые вещи, которые делает общество, мне нравятся. Так что я не хочу совсем уж уходить в лес. Было бы славно жить в горах, окруженных лесом, и раз в неделю спускаться за своим органическим кофе.