Перейти к материалам
истории

«Все авангардисты были абсолютно против национализма» Интервью голландского историка русского искусства Шенга Схейена — о Татлине, Малевиче и большевиках

Источник: Meduza
PhotoXPress

Голландский историк, специалист по русскому искусству Шенг Схейен представил в России свою новую книгу «Авангардисты. Русская революция в искусстве. 1917–1935». В интервью «Медузе» он рассказал, какие открытия ему удалось сделать в процессе работы, как Татлин создавал «fake news» и за что авангардисты ненавидели большевиков, а большевики — авангардистов.

Шенг Схейен родился в 1972 году в городе Маастрихт, Нидерланды. Закончил Лейденский университет по кафедре славистики. Один из ведущих специалистов по русской культуре и истории ХХ века, подготовивший несколько выставок русского искусства в Нидерландах и Великобритании. В 2008–2009 годах Шенг Схейен служил атташе по культуре в посольстве Нидерландов в Москве. Его докторская диссертация была посвящена Сергею Дягилеву, он же стал составителем сборника его писем. Автор бестселлера «Сергей Дягилев. „Русские сезоны“ навсегда»

— Авангард все-таки уже изучен достаточно подробно. Что нового удалось вам найти? Чем отличается ваша книга от многочисленных трудов, посвященных авангарду?

— Искусствоведы и культурологи действительно уже очень много лет анализируют это художественное направление. И когда я приступил к работе, то обнаружил, что основная масса книг об авангарде — это чисто теоретические работы. А вот изучению частной жизни художников авангарда, их личной истории посвящено очень мало. Не существует по-настоящему подробной биографии Казимира Малевича, не изучена достаточно тщательно судьба Владимира Татлина, многие подробности жизни этих художников просто неизвестны. Я понял, что у меня есть шанс добавить к такой интересной теме что-то, что было бы интересно не только широкой публике, но и специалистам. У меня уже был опыт работы над биографиями, и я хорошо знаю, как это делать. Я уверенно приступил к работе, начал разрабатывать биографическую информацию о художниках, работать в архивах. Можно сказать, что моя книга — групповая биография художников авангарда. Малевич и Татлин — самые важные из них, их жизни - это та ось, по которой движется книга. 

— Кроме архивов, что стало источниками информации?

— В книге собрано много биографических фактов, ранее опубликованных в разных редких изданиях — мне очень помогли мемуары современников авангарда, писателей и художников, которые оставили редкие свидетельства. Большое количество информации из таких изданий мне удалось почерпнуть о Татлине — тогда он, наравне с Малевичем, считался лидером авангарда и был одним из самых — а может быть, и самым — прогрессивным, дерзким художником этой группы. 

Почему о нем до сих пор было так мало известно? Он любил мистифицировать свою жизнь. Мне пришлось работать с большим количеством разрозненных фактов, ресурсов, книг, статей, газетных публикаций, даже в каких-то маргинальных изданиях, чтобы впервые попробовать описать цельную историю его жизни. Интересно было разбираться, что из этих рассказов правда, а что — абсолютная мистификация. 

— Расскажите о самой интересной находке.

— Я нашел в Москве, в государственном архиве оригинал контракта на знаменитую башню Татлина — памятник III Коммунистического интернационала. Это, конечно, икона авангарда, одно из самых известных произведений искусства этого направления. Сам Татлин всем говорил, что это был официальный заказ Наркомпроса. Он преподносил это так, как будто эту башню действительно планируют построить, даже указывал место будущей стройки. Его версия была распространена по всему миру, я нашел голландские, французские, немецкие газеты того времени, которые много писали о будущей «вавилонской башне», которую будут строить в Москве. В статьях, цитируя Татлина, утверждалось, что это государственный заказ. И вот я нашел контракт — это одна страница, очень просто написана, по ней видно, что это никакой не заказ Наркомпроса, а личная инициатива Татлина, с которой он обратился к администрации. Контракт подписан не наркомом Луначарским — я даже сомневаюсь, что он был в курсе, — а другом Татлина Давидом Штеренбергом (заведующим Отделом ИЗО Наркомпроса). Там написано, что Татлин может получить какие-то материалы, то есть даже не деньги, а строительные материалы, чтобы построить макет своей башни. Вы знаете фотографию Татлина с этим макетом? На этот макет ему не дали ни копейки денег, никакого гонорара ему даже не собирались платить. Из этого документа абсолютно ясно, что вся эта история, которую Татлин потом распространил — была его мистификация, причем очень успешная, а сам Наркомпрос не имел никакого серьезного намерения по поводу башни Татлина. Говоря современным языком, Татлин создал «fake news». 

Эта мистификация отлично вписывалась в творческую программу авангардистов. Они всегда стремились к соединению искусства и жизни, поэтому придумали не только саму башню, но целую историю вокруг нее.

— То есть башню Татлина не только не планировали строить, но даже на макет не выделили средств?

— Да, и это не считая чисто технологических причин, по которым эта башня не могла быть построена. Сам Татлин даже не окончил школу, и уж конечно он далеко не был инженером, поэтому если внимательно посмотреть на башню, становится ясно, что это не инженерная конструкция, а скорее скульптура или инсталляция, у нее нет инженерной логики, она несимметрична и невозможна. Татлин создавал ее как художник, а не как архитектор. 

— Это действительно очень интересно, но все-таки, скорее, частная история. А какие-то принципиальные новые открытия в истории советского авангарда вам удалось сделать?

— Самым сложным вопросом, над которым я упорно работал все время, и который является центральным в книге — это как были связаны авангардисты и большевики. История их взаимоотношений много раз переписывалась на протяжении всего XX века, до первоисточников было очень сложно добраться, и понять, что между ними на самом деле происходило, — тоже. 

Скажем, уже в середине 1920-х годов большевики не хотели вспоминать, что эти формалисты-авангардисты недавно занимали самые высокие места в администрации Наркомпроса, поэтому официальная история начала это замалчивать. Потом, в 1970-80-х годах, когда изучением авангарда занялись серьезно, стало принято считать, что коммунисты-большевики и художники-авангардисты объединялись, потому что это была потребность времени. Мол, новая власть хотела найти новый язык для распространения своих идей, для пропаганды, и поэтому она привлекала авангардистов. 

Но я довольно быстро понял, что на самом деле все было гораздо сложнее. Сам Луначарский, который ответственен за союз большевиков и авангардистов, очень не любил этих художников, писал (я изучил эти статьи), что новый художественный язык — это сумасбродство, а кубизм — нападки на культуру и декадентство. Он неоднократно повторял это мнение. Ленин тоже не хотел ничего иметь с этими людьми, у него был другой любимый художник — Исаак Бродский, академист, который уже в конце 1917 года начал писать первые портреты Ленина, а потом стал, можно сказать, придворным художником, был вхож в Кремль. В общем, вкус Ленина был очень традиционный, да и для Луначарского все, что было в искусстве после импрессионизма, — это упадок. 

Так почему же все-таки было принято решение привлечь в союзники авангардистов, несмотря на то что управленческая верхушка большевиков терпеть их не могла?

Я много работал с документами, и мне стало ясно, что у Луначарского в то время были огромные проблемы — найти кого-то, кто будет поддерживать политическую программу нового революционного правительства. Перед Луначарским стояла очень важная задача. Его целью было полностью изменить культурную повестку в стране, он хотел поменять директоров музеев, учебную программу в образовательных учреждениях, снимать памятники царям и ставить вместо них пролетарских героев, он планировал и другие глобальные преобразования, но никто из культурного сообщества не хотел ему помогать, это был молчаливый саботаж. Поэтому Луначарскому нужны были люди, которые не имели никаких связей с культурным истеблишментом. И он вынужден был обратился к молодым художникам. 

Авангардисты, за исключением, может быть, Маяковского, тоже очень не любили большевиков. Малевич, Татлин, Родченко были тесно связаны с партией анархистов, причем Малевич и Родченко даже писали для них статьи. Когда в начале 1918 года большевики стали жестко репрессировать анархистов, в том числе закрыли их газеты, у этих художников больше не было платформы, чтобы выражать свои идеи. И поэтому они решили пойти на альянс с большевиками. Все-таки они могли найти какой-то общий язык с Луначарским, а Маяковский даже дружил с ним. Но, по сути, это был брак по расчету. Сначала авангардисты заняли самые высокие места во властной иерархии в сфере культуры. Однако этот альянс быстро распался: фактически позиции они потеряли уже через год.

— То есть отторжение на самом деле было обоюдным, не только со стороны не очень образованных вождей революции?

— Вожди революции действительно были не очень культурными людьми и точно не были прогрессивными знатоками искусства. Включая Троцкого, который все-таки рассуждал как очень образованный человек, но авангард и для него был слишком сложен. Ленин и другие идеологи нового правительства быстро поняли, что им нужно искусство, которое будет понятно для всех, которое станет хорошим инструментом пропаганды, а этим задачам отвечает только классическое, реалистическое искусство. 

Но и лидеры авангарда — Малевич и Татлин — не могли использовать искусство в узких целях политической пропаганды. Искусству они отводили духовную роль в построении нового человека. Но вся эта автономия искусства, вся эта духовность — для правительства это было очень сложно, смутно, неясно. Большевиков интересовала политическая борьба, а не эти эзотерические теории.

— Но разве та же башня Татлина не была в первую очередь политической пропагандой?

— Это только на первый взгляд концепция башни — распространить идеи коммунизма по всему миру. Но если погрузиться в историю вопроса, становится понятно насколько все сложнее и глубже. В этом проекте нашел отражение чистый символизм, башня — это метафора космических течений, космических часов, а форма башни продолжает земную ось… Башня Татлина — это не только планетарная метафора, но и историческая, философская в плане пересечения с Вавилонской башней, своего рода ответ на божье наказание, когда люди стали говорить на разных языках и с тех пор не могут найти общий. Если объединить все эти концепции, то становится ясно, что Татлин использовал язык пропаганды, только чтобы распространить свои идеи. Он создал объект искусства, который намного глубже и сложнее, чем любая политическая программа.  Сами большевики прекрасно поняли, что башня не работает как транслятор идей коммунизма; они не любили этот памятник и уничтожили его модели.

— Как создателей вавилонской башни настигла кара за гордыню, так и Татлин был наказан большевиками за то, что его башня была выше идей коммунизма?

— Верно. Татлин был в чем-то очень наивный человек, его понимание политики было минимальным. Он был исключительно поэтичен, Маяковский и Хлебников очень его ценили. А вот разницу между империализмом и коммунизмом он вообще не понимал.

— Мне было интересно, кто ваш любимый персонаж из художников авангарда, но теперь, кажется, все ясно…

— Да, это Татлин — потому что о нем известно меньше всех художников, несмотря на то, что он был лидером всего их движения. Сейчас это загадочная, полузабытая фигура, по сравнению с известным Малевичем. И я понял, что как историк нашел что-то уникальное, новые факты и сведения о его жизни. Это была очень интересная личность, уже тогда загадочный и непонятный, с уникальным художественным талантом и отсутствием понятия в других сферах, очень большой индивидуалист. В противовес Малевичу, который стремился собрать вокруг себя большую группу; распространить свое искусство по всему миру; очень внимательно собирал свое наследие; знал, где находятся все его картины. Татлину это все было абсолютно неинтересно. Множество важных его работ бесследно исчезло еще при его жизни. 

— В чем для вас заключается главный художественный посыл авангардистов?

— В их космологическом подходе к искусству. Они все были абсолютно против национализма, каких-то ограничений, они всегда считали, что искусство имеет всепоглощающее, абсолютное значение, играет главную роль в развитии человека и человечества. Они были хорошие художники, рисовальщики с развитой художественной техникой, но в то же время глубокие провинциалы. Малевич и Татлин оба родились и выросли в глухих украинских деревнях. Татлин был из очень сложной семьи, отец его постоянно бил, это был социальный кошмар, поэтому в первый же подходящий момент он сбежал из дома, устроился матросом, работал на самых черных работах. Но эти бедные провинциалы имели огромные амбиции — поменять концепцию искусства во всем мире. Именно в мощи их замысла лежит сегодняшняя привлекательность их искусства. Они смели делать то, на что не решался никто до них. 

Мария Лащева