«Серотонин» Мишеля Уэльбека — лучший роман автора за последние 20 лет О распаде традиционных ценностей и жестком личностном кризисе

На русском языке выходит новый роман одного из самых прославленных современных французских писателей, Мишеля Уэльбека — «Серотонин». Главный герой книги полностью разочаровывается в жизни, бросает работу и уезжает из дома; его единственный спутник — таблетки, снабжающие организм серотонином и полностью убивающие интерес к происходящему. Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович объясняет, почему этот роман о современной Европе и депрессии — лучшая работа автора за последние двадцать лет.

Мишель Уэльбек. Серотонин. М.: АСТ, CORPUS, 2019. Перевод М. Зониной 

Со времен второго и самого известного романа француза Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы», повествующего о судьбе двух разительно не схожих братьев, биолога Мишеля и учителя Брюно, всех героев современного французского классика можно с некоторой долей условности разделить на два больших типа. В равной степени одинокие и несчастливые, они различаются в одном важном свойстве. Первые, подобно Мишелю, ведут свой род от «Постороннего» Альбера Камю: у них очень слабая сцепка с реальностью, они печальны, отстраненны и уже почти лишены человеческих желаний и привязанностей. Другие, подобно Брюно, гораздо теснее связаны с миром: они не столько печальны, сколько раздражены и сердиты, они еще нуждаются в сексе, еде, человеческом тепле, справедливости, смысле жизни. Понятное дело, в рамках уэльбековской картины мира, где наилучший вариант развития событий всегда выглядит как безболезненное умирание, «брюно» куда несчастнее «мишелей», поскольку их неотболевшие сердца (ну, и другие части тела) причиняют своим владельцам постоянную боль и неисчислимые страдания.

Если взять за основу такую матрицу, то главный герой нового романа Уэльбека «Серотонин» сорокашестилетний Флоран-Клод Лабруст, желчный, язвительный, грубоватый, конечно же, типичный «брюно» — по крайней мере, на первых порах. Читатель встречает его на залитой солнцем бензоколонке на юге Испании, одновременно пялящимся на хорошенькую юную шатенку и размышляющим, как бы посредством аварии разом избавиться и от осточертевшей сожительницы-японки, и от постылого существования в целом. Этот эффектный план не срабатывает, в последний момент Флоран-Клод выворачивает руль, возвращая свой внедорожник на трассу, однако в некотором смысле решение уже принято: прежней жизни пришел конец. 

Флоран-Клод собирает вещи, увольняется из Министерства сельского хозяйства, где служил до этого, покидает худо-бедно обжитую квартиру (вместе со злополучной японкой) и без какого-либо дальнейшего плана селится в отеле, единственное достоинство которого — там еще предоставляются номера для курящих. Оттуда он со временем переместится в Нормандию, где окажется свидетелем и без пяти минут участником трагически обреченной борьбы местных фермеров за выживание: во главе крестьян, восставших против произвола Евросоюза, встанет единственный друг героя, потомственный аристократ Эмерик дʼАнкур, действующий на манер маркиза де Лантенака из романа Виктора Гюго «93 год», возглавившего восстание вандейских шуанов. 

Все глубже погружаясь в отчаянье, Флоран-Клод будет колесить по пустынной французской глубинке со спорадическими набегами в Париж, вспоминать былых подруг и убеждаться, что прежнюю любовь, доверие и счастье (по большей части им же самим и разрушенные) уже не вернуть. Однажды его спутником в этом бесцельном странствии становится маленькая таблетка овальной формы с насечкой посередине — это капторикс, антидепрессант нового поколения. Щедро снабжая своего потребителя серотонином и тем самым поддерживая его формальную функциональность, капторикс полностью убивает в нем либидо и интерес к происходящему. Из цепляющегося за жизнь жовиального и остроумного «брюно» Флоран-Клод понемногу мутирует в отрешенного «мишеля», и теперь срок его пребывания среди живых определяется исключительно количеством денег на банковском счете — больше его здесь ничто не держит. 

Если сюжет «Серотонина» показался вам смутно знакомым (стохастические скитания героя, наложенные на общую картину упадка и разрушения европейской цивилизации), то вы, несомненно, правы: примерно ту же схему Уэльбек уже эксплуатировал и в «Карте и территории», и в недавней «Покорности». Более того, герой «Серотонина» в какой-то момент даже безуспешно пытается реализовать тот же самый план, который осуществляет лучше приспособленный к жизни герой «Покорности» — провести Рождество в монастыре. Однако на сей раз соотношение компонентов несколько иное: душераздирающая персональная драма не просто формально вынесена на передний план, но и в самом деле ключевая для Уэльбека. А крах традиционной Европы (за этот сегмент отвечают пассажи, связанные с сельским хозяйством Франции) описан предельно реалистично — без характерных для писателя фантастических допущений, а потому производит впечатление куда большей проникновенности и остроты.

Формально «Серотонин» — это поток сознания, в котором находится место и для остроумной игры слов (виртуозно переданной на русском постоянной переводчицей Уэльбека Марией Зониной), и для размышлений героя о творчестве Гоголя или, допустим, Ламартина, и для эротических фантазий, и для бесконечных воспоминаний, и для описания беспорядочных миграций. Если бы не фигура самого Флорана-Клода, радикально отличающегося от самого Уэльбека, роман можно было бы рассматривать как модный сегодня автофикшн в духе Карла Уве Кнаусгора (собственно, сам герой не без желчной иронии намекает на подобную трактовку). Однако, пожалуй, вернее будет все же возвести его к прустовской традиции — разве что на место присущей Прусту меланхолической неспешности придется подставить фирменную уэльбековскую горечь. 

Именно эта пропитывающая каждую строчку «Серотонина» жгучая горечь — не гнев, не скорбь, не тоска даже (хотя ближе к концу герой начинает буквально умирать от тоски), но именно отрезвляющая и едва ли не спасительная горечь — действует на читателя как пощечина и становится последним элементом, венчающим романную формулу «Серотонина» и делающим ее поистине безупречной. Восхитительная гармония фона (распад традиционных для Франции систем и моделей), действия (личностный кризис, переходящий в пике) и интонации позволяют говорить о новом романе Уэльбека как о подлинно выдающемся тексте и определенно лучшей книге писателя со времен тех самых упомянутых уже «Элементарных частиц».