Джонатан Литтелл рассказал, что в 2011 году в России сократили «Благоволительниц» на 20 страниц «Медуза» публикует комментарии издательства и некоторые утраченные отрывки

Осторожно! Некоторые описания могут шокировать.

• На самом деле, я с ним встречался — На самом деле, я с ним пересекался;
• Кровь медленно стекала — Кровь евреев медленно стекала;
• Выдает себя за новое воплощение Владимира Киевского — Выдает себя за новое воплощение Дмитрия Донского;
• Офицеры дорожной полиции — Офицеры роллбана;
• Однако желание поглазеть на такое заложено в природе человеческой, и, _____, возможно — Однако желание поглазеть на такое заложено в природе человеческой, и, перелистывая «Республику» Платона, я наткнулся на отрывок, живо напомнивший мою реакцию при виде трупов во дворе крепости Луцка: «Леонтий, сын Аглайона, возвращаясь из Пирея, по дороге, снаружи под северной стеной, заметил, что там возле палача валяются трупы. Ему и посмотреть хотелось, и вместе с тем было противно, и он отворачивался. Но сколько он ни боролся и ни закрывался, вожделение оказалось сильнее; он подбежал к трупам, широко раскрывая глаза и восклицая: „Вот вам, злополучные, насыщайтесь этим прекрасным зрелищем“». Честно говоря, солдаты редко испытывали трепет Леонта, но зато жаждали впечатлений, возможно;
• что я не успел даже добежать до ванной. __________ У меня… — что я не успел даже добежать до ванной. Ужин уже переварился, я легко все очистил; теперь невыносимо разило отвратительной кислятиной; лучше бы рвало сразу после еды, процесс шел мучительнее и труднее, но, по крайней мере, во рту не пахло, ну или оставался привкус пищи. У меня…
• Тот произнес какую-то фразу — Последовал целый диалог на турецком.
• И в этот момент рядом с нами разорвался артиллерийский снаряд, меня опрокинуло взрывной волной. Когда дым рассеялся, я сел, встряхнулся, отыскал глазами Томаса: он, прижимая руки к животу, лежал на снегу, к его шинели, забрызганной кровью, прилипли комья земли. ___________ Русские при наступлении на западе котла сильно потеснили наши позиции. — Когда дым рассеялся, я сел, встряхнулся, отыскал глазами Томаса; он лежал на снегу, к его пальто, забрызганному кровью, прилепились комья земли; из живота вылезли дымящиеся кишки, похожие на длинных, склизких, гладких змей. Я в оторопи смотрел на Томаса, а он поднялся, как-то рывками, не координируя движения, словно ребенок, который только учится ходить, потом засунул в живот руку в перчатке, принялся выуживать и кидать в сугроб осколки шрапнели. Они были раскалены и прожигали перчатки, после каждого вытащенного куска Томас грустно обсасывал пальцы; железки, падая в снег, шипели и испускали маленькое облачко пара. Наверное, несколько последних застряли особенно глубоко, и, чтобы их достать, Томас залез в свои внутренности всей пятерней. Он, собирая кишки, аккуратно подтягивая их к себе и наматывая на руку, говорил мне с кривой ухмылкой: «Думаю, еще осталась пара штук, но слишком маленькие». Он запихнул обратно клубок внутренностей и прикрыл сверху дырку в животе лоскутами кожи. «Можешь одолжить мне шарф?» — спросил он; как истинный денди, Томас носил исключительно свитер с горлом. Я, мертвенно бледный, молча, протянул ему шарф. Томас заправил шарф под лохмотья формы, тщательно обернул им поясницу и завязал крепкий узел на животе. Потом обхватил свое творение рукой, встал на ноги, пошатываясь, оперся на мое плечо. «Черт, — пробормотал он, качнувшись, — однако, больно». Он приподнялся на цыпочки, несколько раз подпружинил и даже рискнул подпрыгнуть. «Ладно, вроде держится». Со всем достоинством, возможным при подобных обстоятельствах, Томас подобрал края разорванной формы и прижал к ране. Липкая кровь более или менее прочно склеила их. «Ну, тут уж больше ничего не предпримешь. Иголку с ниткой сейчас не сыскать, конечно». Томас хрипло рассмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли. «Вот свинство, — вздохнул он, потом, взглянув на меня, прибавил: — Бог мой, да ты позеленел». Я больше не упрашивал, чтобы мы поехали на метро, проводил Томаса в универмаг и ждал, чем все закончится. Русские при наступлении на западе котла сильно потеснили наши позиции.
• Нет, только не он: если бы Хесс завел любовницу среди заключенных, то уж точно не еврейку, а немку. Завершив дела, я вернулся в Берлин — Нет, только не он: если бы Хесс завел любовницу среди заключенных, то уж точно не еврейку, а немку. Подобные мысли до добра никогда не доводят, мне это хорошо известно. Ночью мой повторяющийся сон достиг кульминации. Я шел к городу-гиганту по заброшенным железнодорожным путям; вдалеке мирно дымил ряд труб; я чувствовал себя потерянным, одиноким, беспризорным щенком, и мне мучительно не хватало компании людей. Я смешался с толпой и долго бродил по улицам, меня непреодолимо тянуло к крематориям, выплевывающим в небо завитки дыма и фонтаны искр… Но я не мог туда добраться и вошел в одно из огромных зданий-бараков, где занял койку, отпихнув незнакомую женщину, вознамерившуюся присоседиться ко мне, и сразу заснул. Проснувшись, я заметил на подушке следы крови. Пригляделся внимательнее и увидел пятна на одеяле, приподнял его; простыни пропитались кровью и спермой, крупные хлопья белка оказались настолько густыми, что даже не просочились сквозь ткань. Я спал в комнате у Гессов, наверху рядом с детской; и понятия не имел, каким образом перетащить в ванную и застирать испачканные простыни, чтобы Гесс ни о чем не догадался. Возникшая проблема меня ужасно смущала, я боялся. Потом ко мне в комнату вошел Гесс с другим офицером. Они сняли брюки, сели, скрестив ноги, у моей кровати и начали энергично дрочить; багровые головки членов высовывались и исчезали в складках крайней плоти, пока не выпустили мощные струи спермы на одеяло и ковер. Гесс и офицер хотели, чтобы я повторял за ними, но я отказался; ритуал обладал, по всей видимости, определенным смыслом, но каким, я не знал. Тот грубый, похабный сон знаменовал конец моей первой командировки в Аушвиц. Завершив дела, я вернулся в Берлин