«Солнцестояние»: фильм ужасов о жестокой секте, в котором никогда не темнеет Почему режиссера Ари Астера можно назвать Триером американского хоррора

18 июля в российский прокат выходит хоррор Ари Астера «Солнцестояние». В нем друзья-американцы попадают в шведскую секту, празднующую наступление белых ночей. Выбраться из места, где при ярком свете дня проходят жестокие ритуалы, оказывается не так просто. Кинокритик «Медузы» Антон Долин объясняет, чем работа Астера напоминает фильмы Ларса фон Триера и почему эта картина вслед за ужасами Джордана Пила говорит о возрождении жанра.

На российском постере «Солнцестояния» значится шаблонный слоган: «Вековая тьма пробудится». Смешно, ведь самые жуткие события фильма разворачиваются при дневном свете — в сельской Швеции (ее снимали в Венгрии, но это не так важно), где странные сектанты практикуют вековые ритуалы и празднуют летнее солнцестояние. В эту пору темнота приходит на считаные часы, а остальное время безостановочно жарит солнце — в России мы называем это белыми ночами. Американский оригинальный слоган куда точнее: «Да начнется праздник!»   

Ренессанс фильма ужасов в последние несколько лет — уже не гипотеза, а свершившийся факт. Ни один фестиваль или премия не обходятся без хорроров, а работающие в этом когда-то нишевом жанре молодые режиссеры считаются самыми перспективными. Среди лидеров нового поколения хоррормейкеров — американцы Джордан Пил («Прочь», «Мы»), Роберт Эггерс («Ведьма», «Маяк») и, бесспорно, уроженец Нью-Йорка Ари Астер. Уже первые короткометражки сделали ему имя, а дебютная полнометражная «Реинкарнация» одновременно стала фаворитом критиков и фанатов жанра. Следующее за ней «Солнцестояние» — картина еще более амбициозная, спорная и интригующая. Причем намерение испугать зрителя, не погружая его во тьму, а, наоборот, ослепив солнечными лучами, — наименьшая из реализованных Астером амбиций. 

Продолжая тему своих предыдущих работ, режиссер исследует «мысль семейную», связанные с ней застарелые комплексы и травмы, встроенность человека в «ячейку общества» и неспособность с ней порвать. Только иногда за героя это делает сама судьба. В первых же сценах «Солнцестояния» (как раз очень сумрачных и контрастирующих с остальным фильмом) девушка по имени Дани теряет всех близких: сестру и родителей. Она остается в полном одиночестве, если не считать бойфренда Кристиана. Того и раньше напрягало, как важна для его подруги семья, в которой вечно происходят какие-то неурядицы, а теперь он и вовсе в панике. Но он не считает себя сволочью и бросить Дани не готов. Более того, скрепя сердце Кристиан приглашает ее с собой в летнюю поездку.

Его друзья отправляются в Швецию, на родину к одному из них — улыбчивому бородачу Пелле, и им приходится смириться с непрошеной компанией. Так Дани оказывается в деревне Харга, в самом сердце провинции Хельсингланд, где и развернутся основные события неторопливого и довольно длинного для мейнстримного американского кино (почти два с половиной часа) фильма. 

Нехватка, а иногда демонстративное отсутствие привычной нарративной логики — норма для хоррора, которому важнее создать атмосферу, впечатлить и напугать, чем убедить. В случае Астера дыры и провисы сюжета вскоре вовсе перестаешь замечать. Цветочные поля, залитые солнечным светом, улыбающиеся нездешними улыбками туземцы в свободных белоснежных одеждах, усыпляюще неспешный ритм их жизни и копящийся в воздухе саспенс блокируют способность зрителя к здравым рассуждениям (то же происходит и с наивными американскими студентами, приехавшими в Швецию погостить).

Разумеется, это работа не одного человека. Восхищенные эпитеты заслужили и создавший с нуля убедительный мир художник-постановщик Хенрик Свенссон (его первый фильм в этом качестве!), и потрясающий постоянный напарник Астера оператор Павел Погоржельский — мастер медленной съемки, и британский эмбиент-музыкант Бобби Крлик, создавший адекватный пространству саундтрек. Главная же заслуга принадлежит молодым актерам — Джек Рейнор, Уилл Поултер, Уильям Джексон Харпер, Вильхельм Бломгрен составляют изумительно органичный ансамбль, над которым возвышается новая звезда Флоренс Пью («Маленькая барабанщица», «Леди Макбет»), сыгравшая здесь самую яркую и сложную свою роль. 

С содержательной точки зрения без спойлеров следует сказать лишь об одном. В «Реинкарнации», которую с «Солнцестоянием» связывает множество невидимых нитей, подступавшее со всех сторон торжествующее зло носило магический характер, хоть герои и сомневались в этом до самого конца. В «Солнцестоянии» все наоборот — жители Харги свято верят в мистическую подоплеку реальности, но в строгом смысле слова это картина вполне реалистическая. От этого, ясное дело, лишь более пугающая. 

Дани по сюжету учится на психолога, ее бойфренд и его друзья в большинстве антропологи. Она копает вглубь человека, его явных и скрытых мотиваций. Но этот навык блокируется острым переживанием собственного горя, которое Дани вместе со способностью рационально мыслить глушит настоем из галлюциногенных грибов. Кристиан и остальные исследуют историю социума, существование человека внутри организованной общины, правилам которой он вынужден подчиниться. Друзья готовы сыграть в такое подчинение, причем не без умысла: Харга дает идеальный материал для будущей диссертации.

Пойдя однажды на сговор с совестью (американцы присутствуют при жутком ритуале публичного суицида и решают смириться с этим — в чужой монастырь со своим укладом не лезь!), они не ведают, что подписывают себе приговор. И Дани, и Кристиан, и все их товарищи незаметно переходят границу, отделяющую наблюдателя, гостя извне, от общины, уклад которой отныне становится законом и для них. 

Это, вкупе со скандинавской экзотикой, невольно напоминает об «Антихристе» Ларса фон Триера: уйдя от цивилизации в лес, его герои (она — историк-социолог, он — психолог) открывали в себе пугающие древние инстинкты. Сам Астер сравнивает «Солнцестояние» с «Догвиллем», хотя суть этой параллели открывается только в финальной сцене фильма. Впрочем, при всей изысканности, эта рифма не делает его Триером. В лучшем случае — Триером американского хоррора. 

Парадокс обоих фильмов в том, что общество, которое должно обуздать животную природу человека, иной раз раскрепощает ее и легализует первобытное поведение. Именно оно сплачивает одиноких, дает им иллюзию уверенности в завтрашнем дне, позволяет почувствовать собственную правоту (пусть миражную). «Солнцестояние» беспощадно и детально демонстрирует эту трансформацию: хоровод вокруг праздничного столба кружит голову, позволяя почувствовать себя королевой на балу у Сатаны. А без него (языческий мир фильма отрицает христианскую мифологию) — дать себе право вершить суд.

Здесь не обходится и без карикатуры, — возможно, невольной — на воображаемый матриархат, наступления которого так боятся нынешние хозяева жизни и их глашатаи-алармисты в СМИ: как придут к власти проклятые феминистки, непременно настоящих мужиков линчуют и съедят. Но Астер виртуозно играет с этими страхами, обманывая зрительские ожидания, и предлагает публике двусмысленный и именно поэтому неподдельно тревожный финал.