Сохраняйте спокойствие В Дзержинске взорвался склад боеприпасов. Как живут люди рядом с оборонными заводами, где постоянно происходят ЧП?

1 июня в государственном НИИ «Кристалл» в Дзержинске, который расположен в Нижегородской области, взорвался склад с боеприпасами. Пострадали 116 человек, повреждены сотни домов. Город, признанный одним из самых опасных мест на планете из-за концентрации в нем химических предприятий, к катастрофам привык — но все равно переживает шок. Пока сотрудники института разбирают завалы, а волонтеры вставляют по всему городу стекла, власти Дзержинска говорят о «внешних провокациях» и попытках «посеять панику». Екатерина Дранкина отправилась в поселок Пыра, ближайший к «Кристаллу» населенный пункт, чтобы понять, как местные жители и чиновники переживают последствия взрывов.

Мэр Дзержинска Иван Носков сидит во главе длинного чиновничьего стола, глядя подозрительно и строго. «Вы что, пытаетесь мне провокационные вопросы задавать?» — негромко уточняет он.

Главе города не понравился вопрос о том, не хочет ли мэрия увеличить расстояние между тротиловыми заводами и жилыми домами. В ответ на замечание, что в результате взрывов на оборонном НИИ «Кристалл» 1 июня пострадали десятки человек, а многие жители города, скорее всего, были напуганы, Носков отрезает: «Во время грозы тоже пугаются. Люди отреагировали нормально. Сразу пошли разбирать завалы. Коллеги из других областей откликнулись. Волонтеры. В школах вставили стекла. Всю необходимую помощь люди получали. Другое дело, что были провокации».

Носков уверен, что после происшествия 1 июня внешние силы стремились «целенаправленно посеять панику». К провокациям мэр относит звонки о минировании — по его словам, они поступали в администрацию, полицию, торговый центр, спортивно-оздоровительный комплекс и даже салон красоты. «Рассказывали истории типа: «Мой папа из ФСБ, он сказал из города надо бежать»», — жалуется мэр.

— А вы уверены, что целенаправленно?

— Конечно. Мы проверили звонки. Они все были из-за границы. Кто-то пытался целенаправленно посеять панику.

Иван Носков заверяет, что все данные расследования «провокаций» будут переданы в прокуратуру.

Часть этой работы уже проделал член Общественной палаты России Александр Малькевич. Вскоре после взрывов он направил в Генпрокуратуру обращение по поводу распространения «ложной информации» в социальных сетях. Часть присланных им постов Роскомнадзор внес в реестр запрещенной в РФ информации.

Не придумывать чепухи и не раздувать панику убеждает и главный врач больницы скорой медпомощи Дзержинска Михаил Гуткин. Днем 1 июня в его больницу привезли 50 человек, пострадавших от взрывов: 14 сотрудников НИИ «Кристалл» и десятки жителей поселка Пыра, ближайшего к заводу населенного пункта.

«Что там придумывают, какая химия, какие трупы! — сразу начинает говорить врач. — Никакой химии на этом заводе нет. И трупов нет. Двое средней тяжести, остальные легкие. Вон они, во дворе стоят, курят! Живые все! Все с ними хорошо будет».

* * *

Дзержинск зажат между двумя промышленными кластерами. Административно оба — городская территория, но на самом деле удалены от города примерно на 10 километров: в одну сторону по федеральной трассе М7 «Волга» расположены химические заводы, в другую — машиностроительные и оборонные.

В 2013 году американский институт Блэксмита включил Дзержинск в десятку худших в смысле состояния окружающей среды мест на планете. Местные жители, привычные к ЧП, умеют легко определять степень угрозы: достаточно посмотреть, с которой стороны взрыв. «Посмотрите направо, — объясняет местный эколог Дмитрий Левашов. — Если дым оттуда — это химия. «Капролактам», «Корунд». Там же НИИМаш, где боеголовки делают. Они все очень старые, чуть не по 80 лет каждому. На них уже давно ничего не случалось, и дай бог и дальше обойдется, потому что выбитые стекла нам цветочками покажутся, если там рванет».

Чрезвычайные ситуации на местных заводах происходили часто, и все они были «секретными» — в газетах о них не писали. В 1940-х годах на «Капролактаме» — массовые отравления ипритом; в 1960-м там же — первый крупный взрыв, 24 человека погибли, с родственников погибших взяли подписку о неразглашении. С тех пор — еще несколько десятков ЧП. 12 сентября 2018 года справа от того места, где мы разговариваем с экологом Левашовым, произошел последний взрыв — на заводе «Карбохим», выпускающем антипригарные краски. В результате пожара после взрыва один человек погиб, один получил сильные химические ожоги. «Но оттуда хотя бы эвакуировали барачные поселки, в которых жили рабочие», — рассказывает Левашов.

Эвакуировали, по словам эколога, «сначала на бумаге»: в бюджете провели расходы, а на самом деле люди там продолжали жить. «А теперь посмотрите налево!» — продолжает Дмитрий.

Налево как раз расположена Пыра. А за ней — завод имени Свердлова и выделившийся из него НИИ «Кристалл». Здесь аварии и ЧП происходят в последнее время чаще всего. 31 августа 2018 года на заводе имени Свердлова взорвались противотанковые мины. В огне погибли пять человек, еще семеро рабочих пострадали. А всего два месяца назад, 4 апреля, произошел пожар на «Кристалле». Он тоже привел к взрыву боеприпасов, но жертв удалось избежать.

* * *

Утром в субботу 1 июня Светлана Багреева была у себя дома в поселке Пыра (местные говорят «на Пыре») — развешивала белье на балконе. От НИИ «Кристалл» Пыру отделяют всего около полутора километров. Когда прогремел первый взрыв, Багреева выронила таз и осталась стоять на балконе, поэтому волны от второго и третьего взрывов толкнули ее в грудь и частично оглушили. В доме закричала внучка: диван, на котором она играла, подпрыгнул и отъехал от стены. Но Светлана, по ее словам, не обращала внимания ни на боль в груди, ни на девочку — она смотрела на поднимавшийся в столбе пламени серый гриб и думала только об одном: на заводе дежурил сын, Володя.

У Светланы случилась истерика. Муж и внучка бегали вокруг нее, совали в руки воду, телефон — но звонить было некуда: электричество в поселке выключилось, связь пропала.

Через час после взрыва послышалось бульканье из громкоговорителя на соседнем доме — заработала похожая на довоенную система оповещения (на самом деле ее повесили недавно, всего несколько лет назад). Разобрать можно было только «произошло ЧП» и «сохраняйте спокойствие».

Соседи, у которых машины были на ходу, попрыгали в них, чтобы поймать связь и выяснить, что происходит и будет ли эвакуация. Светлана осталась дома. Через два часа Володя прибежал живой и почти невредимый, с порога закричал: «Мама, я живой! Я сбежал! Я тебя знаю — с ума тут сходишь, сказал им — мне к маме надо!» Потом сел на табуретку и заплакал.

«Два дня потом чудной такой был! — рассказывает Светлана во вторник, 4 июня. — Он в больницу пошел, снимок головы ему сделали — вроде все нормально. Но чудной! То нормальный сидит, разговаривает, потом вдруг задумается так».

* * *

Электричество на Пыре появилось уже через три часа после взрыва — включили генератор. Соответственно, появилась и связь, стали приходить официальные сообщения. Сначала сообщили о 89 пострадавших; подчеркивалось, что погибших нет. Пошли первые репортажи в СМИ: «Российская газета» написала о 19 пострадавших, добавив, что «жертв удалось избежать лишь чудом». Потом число пострадавших увеличилось до 110 человек.

В единственном кафе на Пыре, в магазине, в автобусе до Дзержинска все разговоры — только о взрыве и об обещанных компенсациях. Сказали, что выплатят 150 тысяч — но кому? Только тем, кто в больнице? Или за синяки и ссадины тоже? Опять же, имущество. Стекла выбило больше чем в 300 домах и в полусотне машин. Волонтеры, с 1 числа занимающиеся восстановительными работами, первым делом вставляли стекла в школах и детских садах, потом — в многоэтажных домах в Дзержинске. Многие на Пыре беспокоятся, что до поселка «бесплатные» стекла не доберутся.

Кроме того, жители Пыры уверены, что в результате взрывов точно погибли люди.

«Как не быть погибшим? Обязательно есть! — уверенно говорит женщина с аккуратно подколотыми сзади седыми волосами, как только садится рядом со мной в автобусе. — Вы тут были? А я была! В огороде. На кочурки упала, коленки ободрала. Думала, ядерная война. Такой гриб!»

«Когда они правду говорят? Никогда не говорят! — вторит ей другая жительница Пыры. — Вы слышали, что директор завода накануне взрыва сменился? Вот! Его уволили, а он им за это — бабах! Я так испугалась… Два окна вылетели…»

90-летний Павел Иванович Воронин — все называют его Палываныч — не испугался, хотя в его покосившемся домишке на Пыре одно окно тоже вылетело и штукатурка кое-где осыпалась. Палываныч работал на этом заводе всю жизнь, и знает, что он на то и динамит, чтобы взрываться.

«Много было случаев, — говорит он, указывая сухой рукой в сторону завода. — Ладно динамит — а гексоген! Гексоген — это ж я не знаю как надо осторожно с ним обходиться. Я как-то взял щепотку и раз по нему молотком! Он как шибанет! Молоток отлетел в одну сторону, а я в другую».

— А зачем вы по гексогену молотком?

— Интересно было! — дедушка смеется беззубым ртом. — Там у них все время все взрывается. Стена такая в цеху… железная. Чтоб взрыв вверх ушел.

Светлана Багреева хоть и плакала все утро, пока ждала сына Володю с завода, но тоже говорит, что на Пыре люди не из пугливых, «другие какие» больше испугались бы. «Потому что живем мы тут! — говорит Багреева. — Давно живем. Тут полигон, там полигон. Страшно, конечно! Но и привыкли. А где работать еще? Кредиты у всех, возвращать надо. На «Капролактаме» работать? Там кислота, она изнутри ест. Тут хоть не вредно. Опасно только».

* * *

«Попал я с этим назначением, как кур в ощип», — сокрушается Александр Меркин. 17 мая, то есть за две недели до взрыва на складе с боеприпасами, он был назначен временно исполняющим обязанности директора института «Кристалл». А вступил в новую должность Меркин сразу после пожара 4 апреля — после отстранения предыдущего директора, Сергея Межерицкого.

Тот руководил «Кристаллом» с 2015 года, в местной прессе о нем писали как о человеке, которому удалось «крепко встряхнуть завод с целью перемен». Если раньше НИИ, как и следует из названия, занималось главным образом наукой, то при Межерицком наука отошла на второй план, а на первый вышло производство.

Александр Меркин до этого назначения работал буквально здесь же, за забором — был замдиректора по науке на соседнем заводе имени Свердлова. Тут все было наоборот: завод развивал науку, по словам прежнего замдиректора, «даже в ущерб производству». В 2018 году заводом — монопольным производителем гексогена и октогена — заинтересовался «Ростех». Госкорпорация создала внутри себя холдинговую структуру, которая должна была объединить разные предприятия спецхимии и устранить между ними внутреннюю конкуренцию.

Одно из подразделений холдинга планировало объединить разработчиков и производителей взрывчатых веществ (НИИ «Кристалл» и Калиновский химический завод в Свердловской области), а в перспективе в него же должны были войти и новые предприятия, в том числе завод имени Свердлова.

В ожидании перемен директора завода имени Свердлова Вадима Рыбина пригласили совместить текущую должность с руководством профильной структуры в составе «Ростеха» — АО «Техмашсервис», а его заместителя отправили руководить «Кристаллом». «Это было логично, — объясняет Меркин. — Войдя в «Ростех», мы [завод имени Свердлова] прекратили бы конкурировать с «Кристаллом». «Кристалл» занялся бы наукой, как раньше, завод — производством».

После взрыва 4 апреля на завод пришли проверяющие — от комиссии по спецхимии и от Ростехнадзора. Первая выявила три блока нарушений, по двум из них нарушения были устранены, по третьему блоку (эти замечания не касались производственной деятельности) — не успели. «Вообще-то, нарушений было очень много, — говорит директор. — Проще говоря, на предприятии был довольно-таки большой бардак. Но за две недели порядок более или менее навели».

Что привело к ЧП 1 июня, новый директор пока не знает. Пожар, по его словам, начался в складских помещениях, людей там не было. «Скорее всего, это что-то типа загоревшейся проводки, — предполагает Меркин. — Разговоры про диверсию все-таки ближе к паранойе».

Сейчас Меркин круглосуточно занят разгребанием последствий взрыва. Он очень доволен коллективом, который ему достался: у людей еще не прошли синяки и ссадины, а они каждое утро в восемь уже на работе, сплотились и делают все, чтобы эту работу не потерять.

В том, что НИИ восстановят — и планы «Ростеха» по выстраиванию подразделения спецхимии будут реализованы, директор не сомневается. Единственное, что его расстраивает — это сплетни и слухи.

«Такую чушь порют люди, — сокрушается Меркин. — Я не против интернета, я даже за. Но нельзя же так. Нельзя же вредить информацией. Есть ведь комиссия, следователи. Они работают. Будут результаты — можно будет сказать, что случилось. А не выдумывать черт-те что».