Страшнее Чернобыля 30 лет назад в Армении произошло одно из самых разрушительных землетрясений XX века. Пострадавшие до сих пор живут во временных домах
7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту в Армении произошло Спитакское землетрясение. Оно стало одним из самых разрушительных стихийных бедствий ХХ века: погибли 25 тысяч человек, полмиллиона людей остались без крова, несколько городов и множество деревень частично или целиком исчезли с лица земли. Разбирать завалы помогали спасатели со всего мира; советское правительство обещало отстроить города заново в кратчайшие сроки. Ровно тридцать лет спустя многие пострадавшие по-прежнему живут во временном жилье, наскоро построенном после землетрясения, — ни экономика, ни привычный ход жизни в городе Гюмри (там погибли 14 тысяч человек) так и не восстановились. По просьбе «Медузы» специальный корреспондент The Village Андрей Яковлев и фотограф Екатерина Балабан отправились в Армению и выяснили, как сейчас живут в местах, которые пострадали от землетрясения.
«Сначала был очень сильный грохот. Через пару секунд начало трясти. Меня швырнуло в сторону примерно на полтора метра. Я поднялся — хотел выскочить [из помещения] и не успел, через несколько секунд произошел второй толчок, и стало трясти так, что невозможно было стоять на ногах», — вспоминает Гайк Маргарян, которому в 1988 году было 30 лет. Маргарян жил в деревне Налбанд (сейчас она называется Ширакамут) — именно там был эпицентр землетрясения, интенсивность которого составила 11 баллов из 12 возможных.
В селе начали рушиться здания. Землю скручивало; где-то она поднималась, где-то возникали обвалы. На железной дороге рвались рельсы — и съезжали вниз по склону; вагоны упали на землю. В горах неподалеку образовалась трещина в земле — глубиной до 6 метров и 37 километров длиной. В нее провалился пастух со стадом овец. Его так и не нашли.
7 декабря в 11:41 — когда начались толчки — Маргарян был на работе: он стоял в заводском помещении рядом с большим железным резервуаром с веретенным маслом. Температура масла в этой «ванне» была порядка 300–400 градусов. После первого толчка мужчину отбросило в сторону резервуара — он чудом не упал в кипящее масло. После второго толчка здание начало разваливаться, на ногу Маргаряну упал строительный камень в полметра длиной. Не обращая внимания на боль от трещины в кости, Гайк побежал к дому, где осталась его семья.
Волна землетрясения быстро докатилась до Ленинакана — стотысячного города в 35 километрах от Ширакамута (сейчас Ленинакан называется Гюмри). Асфальт вздувался и шел волнами — автомобили сталкивались, люди не могли стоять на ногах. Падали стены и крыши домов; некоторые здания — особенно панельные пяти- и девятиэтажки — рушились почти полностью. «Я смотрела перед собой, и на моих глазах пятиэтажка, которая стояла напротив, начала медленно опускаться в облако пыли… — вспоминала Диана Мкртчян в книге „Классный журнал: 4 „Д“ класс“. — Я смотрела и не могла понять, что происходит. В ушах стоял сильный гул, перепонки не выдерживали».
Когда земля начала дрожать, студентка первого курса Гюмрийского пединститута Лиана Варданян стояла в фойе на третьем этаже здания вуза. Лестница ушла у нее из-под ног, и девушка упала; студенты, выбежавшие из аудиторий и пытавшиеся спуститься к выходу из здания, бежали прямо по Лиане, которую крутило во все стороны. Через несколько часов девушку вытащили из-под завалов — она спаслась в небольшом пространстве на первом этаже. Ее лицо было покрыто пылью — и на нем были четко видны борозды от слез.
Примерно в это же время сотрудник электротехнического завода в Гюмри Оганес Авакян почувствовал, что пол под ним начал раскачиваться. Сверху начали падать камни; Авакяну казалось, что сейчас упадет потолок, — а шум стоял такой, будто на территорию завода вошли танки. Вместе с другими работниками завода мужчина ринулся к проходной — там стояли большие железные ворота высотой больше двух метров. Когда Авакян пробегал мимо них, ворота упали — и придавили его и еще 20 человек. Половину из них — насмерть.
Минуты тишины
Землетрясение продолжалось 30 секунд — а волна от него обошла планету дважды. В зоне разрыва земной коры освободилась энергия, эквивалентная взрыву десяти атомных бомб. В результате катастрофы погибли 25 тысяч человек, больше полумиллиона остались без крова, 20 тысяч стали инвалидами. Город Спитак, где жили около 17 тысяч человек, был разрушен полностью (землетрясение в итоге и назвали Спитакским); Гюмри — второй по размеру город Армянской ССР — был уничтожен на 80%; всего пострадали более трехсот населенных пунктов. Руководитель работ по ликвидации последствий землетрясения Николай Тараканов говорил, что произошедшее в Спитаке было страшнее, чем то, что за два года до того случилось в Чернобыле (Тараканов также возглавлял операцию по удалению радиоактивных элементов из зон Чернобыльской АЭС).
Пока Гайк Маргарян бежал от завода к дому, он потерял ботинки. На месте его дома были руины. Мужчина стал разгребать их руками и нашел балку, под которой лежала его мать — она закрыла собой внука, младшего сына Маргаряна, и погибла от удара; мальчик остался жив. Старший сын Гайка спасся, спрятавшись под швейной машиной. Жена Маргаряна в момент землетрясения была на работе — в ателье, где она работала портнихой; Гайк сначала злился, что она не прибежала домой, а потом узнал, что ателье тоже разрушено, а его жена — в тяжелом состоянии. Только к вечеру Маргарян заметил, что все это время ходил босиком, а его нога кровоточит. Через неделю его жена умерла в больнице в Ереване.
Больше всего людей — около 14 тысяч — погибло в Гюмри (по другим данным, чуть менее 10 тысяч): в городе в конце 1970-х построили много панельных домов — и они не выдержали толчков. В городе считают, что все дело в том, что при стройке использовали плохой цемент — и много воровали; говорил об этом и первый секретарь армянского ЦК. В книге «Унесу твою боль…» Давид Гай рассказывает, как инженер, возглавлявший один из аварийно-восстановительных отрядов, пнул ногой валявшуюся плиту и сказал: «Преступно так строить! Какую плиту ни возьмешь — буквально рассыпается. Тут нет цемента, песок да арматура». Старые дома, построенные в Гюмри до 1917 года, по большей части сохранились. Выстояли и дома, построенные после девятибалльного землетрясения в 1926 году.
Когда землетрясение закончилось, город начал выть. Люди приходили в себя — кричали, стонали, плакали. Из-под руин торчали части тел. Те, кто выжил, пытались откопать родственников; многим приходилось выбирать, кого спасать в первую очередь. Гаяне Шагоян, которая искала своего отца, вспоминает, что около больницы вперемежку лежали трупы и раненые — ей приходилось перепрыгивать через текущие по земле ручьи крови. В воздухе стояли облака пыли, ей же были покрыты люди.
Очнувшись после того, как его придавило воротами завода, Оганес Авакян обнаружил рядом с собой своих друзей и коллег — некоторые из них были уже мертвы. Те, кто выжил, провели под завалами около шести часов в полной тишине — после этого отец одного из друзей Авакяна пришел к заводу с домкратом и вытащил трех человек: своего сына, Оганеса и тело рабочего, которому ворота разбили голову. Авакяна положили на лавку. Его трясло; он попросил закурить. У него была сломана нога; позже выяснилось, что отказала одна почка. Ворота, под которыми лежали еще полтора десятка живых и мертвых, сумели поднять только на следующий день.
«Когда мы лежали под воротами, то не представляли, какого масштаба было землетрясение, — вспоминает Авакян в разговоре с „Медузой“. — И только когда брат нес меня через весь город на спине домой, я увидел, что вокруг ничего не осталось». Сильно пострадал духовный центр Гюмри — храм Сурб Аменапркич; были уничтожены многие школы и больницы; застроенный панельными девятиэтажками район, который в городе называли «Треугольник», пострадал сильнее всех.
Как объясняет «Медузе» руководитель научной группы Института геофизики и инженерной сейсмологии в Армянской академии наук Вананд Григорян, девятиэтажки «попали в резонансное состояние — а это наихудшее состояние для здания, когда период его собственных колебаний совпадает с периодом колебаний грунта». По словам ученого, здесь сошлось несколько факторов: Гюмри находится в неблагоприятной геологической зоне, которая усилила подземные толчки. Впрочем, как добавляет Григорян, в Армении фактически нет сейсмически безопасных зон — крупное землетрясение здесь происходит каждые 60–80 лет «Если вы здесь живете, вы должны быть готовы, что землетрясение обязательно произойдет», — говорит Григорян.
Тем не менее власти в Ереване и Москве оказались не готовы к катастрофе. В стране не оказалось техники и специалистов для разбора завалов. Первыми в Спитак и Гюмри прибыли солдаты; в тот же день со всей страны в Армению начали отправлять горноспасателей, которые мало что понимали в подобных работах.
Как вспоминает в разговоре с «Медузой» альпинист Агван Чатинян, они по сути были чернорабочими, которые помогали иностранным спасателям: у тех была и специальная техника (в том числе приборы, которые усиливают звук — чтобы услышать людей из-под завалов), и специально обученные собаки, и прожекторы, чтобы работать ночью. За день спасателям удавалось разобрать два-три метра завалов; часто под ними обнаруживали несколько десятков тел. Порой спасатели устраивали «минуты тишины», чтобы из-под завалов услышать голоса живых.
Работать на развалинах было психологически тяжело. По ночам многим спасателям снились кошмары — люди просыпались от собственных криков. «Одного из крановщиков скорая помощь увезла в психиатричку после того, как, работая на школе, он поднял несколько плит, под которыми был класс мертвых детей младшего возраста», — вспоминал один из руководителей спасательных групп Иван Душарин.
Армении помогал весь мир — из одних стран присылали спасателей; из других — лекарства, продукты и деньги. По всему СССР собирали гуманитарную помощь, сдавали кровь; в местных газетах публиковали номера счетов фонда помощи пострадавшим. Через два дня после землетрясения — 9 декабря — по советскому телевидению выступил председатель Совета министров Николай Рыжков: он призвал граждан и местные власти «не ждать команд сверху» и самостоятельно отправлять людей и машины в Спитак и Гюмри. «Техника шла нескончаемым потоком: сперва из соседней Грузии, из Азербайджана, с Северного Кавказа, своим ходом… потом из России и других республик… Все плановые поставки строительной техники с соответствующих заводов отменили и перенацелили в Армению, — вспоминал потом политик. — Железнодорожники почти втрое увеличили скорость движения грузовых составов — с 300 километров в сутки до 800».
