В Россию — на дискотеку, в Финляндию — в кафе 100 лет назад Финляндия отделилась от России. Константин Бенюмов выяснил, как мы стали такими разными
4 января 1918 года правительство советской России официально ратифицировало документ, признавший независимость Финляндии. В составе России финны провели чуть больше 100 лет; без нее — ровно 100. Спецкор «Медузы» Константин Бенюмов отправился в Светогорск и Иматру — российский и финский города, расположенные в 10 километрах друг от друга, — чтобы выяснить, почему Россия и Финляндия, когда-то бывшие одним государством, так непохожи друг на друга, и узнать, что на самом деле они друг от друга по-прежнему зависят.
В начале ХХ века пороги реки Вуоксы, что в полутораста верстах от Петербурга, были излюбленным местом отдыха жителей тогдашней столицы — они приезжали сюда погулять вдоль берегов, полюбоваться на небольшой водопад (сейчас на его месте — дамба гидроэлектростанции) и отдохнуть в специально выстроенной в 1903 году гостинице. Порой обеспеченные россияне встречали здесь местных жителей — финских крестьян, живших в деревнях меж озерами и лесами.
Одной из таких крестьянок была бабушка Марют Буотилы. По словам Буотилы, ее родственница любила вспоминать о том, что русские произвели на нее впечатление очень цивилизованных и культурных людей. Буотила даже допускает, что любовь к россиянам у нее наследственная.
Эта любовь теперь помогает 69-летней Буотиле, в прошлом работавшей журналисткой, в повседневной жизни. Последние 25 лет финка, живущая в небольшом приграничном городе Иматра, регулярно ездит в Россию — иногда по несколько раз в месяц. «Буквально в четверг ездила за бензином, — рассказывает она. — Раньше еще каталась на маникюр, у вас это значительно дешевле».
Если на границе нет очереди (это можно проверить в интернете), дорога от дома Буотилы до российского Светогорска на машине занимает не больше получаса. Очереди, впрочем, случаются: пенсионерка не единственная, кто предпочитает российские цены финским; каждый день границу со стороны Финляндии пересекают десятки местных жителей.
Они ездят за бензином — несмотря на то, что провезти в другую страну без пошлины можно только то, что помещается в бак. Ездят постричься — у многих финнов в Светогорске есть свои парикмахеры, работающие на дому. Ездят поменять шины или лобовое стекло — последнее делают только в Выборге, но это тоже не очень далеко. Ездят, в конце концов, на работу — многие иностранцы, работающие на светогорском градообразующем целлюлозно-бумажном комбинате, предпочитают жить в Финляндии и пересекать границу дважды в день: по дороге на завод и обратно.
До середины 1940-х и Иматра, и Светогорск были частью одной страны; более того — входили в одну агломерацию. Следующие несколько десятков лет они были отрезаны друг от друга железным занавесом — и пережили их очень по-разному. Теперь эти города, которые любят использовать для наглядной иллюстрации разницы между Россией и Европой, снова живут общей судьбой.
Ленин-освободитель
Граница с Финляндией в ее нынешнем виде установилась в 1947 году, когда был подписан мирный договор по итогам Второй мировой, — однако, по сути, она повторяет границу Великого княжества Финляндского — территорий, которые достались России в 1809 году по итогам очередной войны со Швецией и были ее частью больше ста лет. Входили в эти территории и земли, на которых позже появились Иматра и Светогорск.
Собственно, никакой Финляндии до начала XIX века попросту не существовало — новоявленная автономия в составе Российской империи прежде была восточной окраиной Швеции. «Закон был шведский, вера была лютеранская, — объясняет финский дипломат, бывший посол в РФ Рене Нюберг. — Это было что-то совершенно чужое [для России]». Даже финский язык здесь не был официальным и долгое время оставался языком крестьянства — в правах со шведским его уравняли только в 1863 году, уже в российские времена, да и в современной Финляндии существуют западные области, где по-фински не говорят.
До начала XIX века граница между Швецией и Россией, по выражению историка Тимо Вихавайнена, была «Великой китайской стеной посреди Европы», отгораживавшей Запад от Востока по всем направлениям — религиозному, культурному, языковому. Несмотря на то что после появления Великого княжества Финляндского эта стена переместилась внутрь территории Российской империи, сами эти границы никуда не делись. «Финляндия была как Бухарское ханство: частью Российской империи, но не частью России, — говорит Нюберг. — У нас только эмира не было, нашим эмиром был русский император».
Памятник одному из этих эмиров стоит в самом центре Хельсинки — скульптуру императора Александра II окружают аллегорические фигуры Закона, Мира, Труда и Просвещения; неподалеку — улица, названная в честь того же правителя. Именно при Царе-Освободителе, отменившем крепостное право, зародилась независимая Финляндия — в 1863 году в Хельсинки созвали сейм, а финской автономии были предоставлены все права независимого государства, кроме собственных армии и дипломатов. В результате, поясняет Нюберг, появились многие институты, которые действуют и в современной Финляндии — и которые во многом подготовили регион к настоящей независимости.
Оказавшись частью царской России, финны понимали, что ровные отношения с империей — вопрос выживания: как указывает Вихайванен, перед глазами у них был пример Польши, которая на какое-то время тоже получила широкую автономию — но после восстания в 1831 году лишилась всех привилегий и подверглась жесткой русификации. Русифицировали и Финляндию — при сыне и внуке Александра II началась реакция: с 1899 года многие привилегии были ликвидированы, местный парламент серьезно ограничили в правах (и впоследствии распустили), а финских рекрутов, которые раньше проходили службу внутри княжества, начали призывать в регулярную русскую армию. Все это способствовало росту недовольства, — впрочем, обходилось без бунтов. А потом случился 1917 год.
«В России многие считают, что независимость Финляндии подарил Ленин, — говорит Нюберг. — Даже и у нас в этот миф многие поверили». По словам дипломата, версия истории, согласно которой вождь большевистской революции стал чуть ли не отцом-основателем независимой Финляндии, была придумана в послевоенное время, чтобы наладить отношения с СССР. Сейчас здесь склонны считать, что никакой специальной заслуги большевиков в образовании финского государства не было: на предоставлении независимости Финляндии настаивала Германия — и Ленин просто отдал то, что никак не мог бы удержать. «К тому же большевики рассчитывали, что скоро Финляндия в любом случае станет социалистической», — заключает Нюберг.
Декрет о признании независимости Финляндии был подписан в декабре 1917 года, а уже через месяц в стране началась гражданская война. Красных финнов поддерживала революционная Россия, белых — кайзеровская Германия; белые победили, и в 1919-м финские военные уже сами помогали белому генералу Николаю Юденичу формировать на своей территории антибольшевистские войска. С поражением Германии в войне планы по созданию в Финляндии прогерманской монархии провалились, страна стала независимой республикой. Новые власти были настроены по отношению к советской России не слишком дружественно, но все же начали нормализацию отношений: к примеру, в конце 1919 года президент Каарло Стольберг запретил формирование на территории Финляндии военных подразделений Белого движения. Впрочем, нормализация шла с переменным успехом — всего с 1917 по 1944 год Финляндия и СССР воевали четырежды.
Последний и самый кровавый конфликт случился уже во время Второй мировой — Сталин, ссылаясь на соображения безопасности, хотел перенести границу с Финляндией, требуя от той уступить часть территории. Финнам был предложен такой же договор о взаимопомощи, как балтийским республикам (вскоре эти документы будут использованы как предлог для оккупации), — но, в отличие от них, в Хельсинки на это предложение ответили объявлением мобилизации. Зимняя война началась в конце ноября 1939 года и продлилась всего-то три с половиной месяца — что не помешало ей определить весь современный характер отношений между странами. Финляндии в итоге пришлось отдать часть территории — но она сохранила независимость. «Да, мы потеряли Карелию, но наши женщины, старики и дети никогда не видели красноармейцев, — рассуждает Нюберг. — Наши отношения с СССР были отношениями двух военных противников, пусть и неравных».
Центром района, где теперь располагаются Иматра и Светогорск, до войны был поселок Энсо, выросший вокруг бумажной фабрики — ее построили в конце XIX века, а к 1940-м она превратилась в передовой по своим временам целлюлозно-бумажный комбинат с комплексом сопутствующих заводов. К тому же поблизости заканчивалось строительство ГЭС — тем не менее, когда после Зимней войны стороны договаривались о границе, Энсо должен был остаться в Финляндии. Если верить историческому анекдоту, который пересказывает руководитель светогорского краеведческого музея Людмила Лисова, в день, когда чиновники и военные проводили демаркацию, шел дождь, и для удобства организации процесса финны пригласили представителей СССР в Энсо — а те, увидев комбинат и ГЭС, решили, что предприятия пригодятся советской промышленности. По еще одной распространенной версии, предложение советской делегации было подкреплено перемещениями Красной армии: советские солдаты просто заняли Энсо. Как отмечает дипломат Нюберг, «Финляндия была не в том положении, чтобы протестовать».
Еще одним последствием советско-финской войны стало то, что в июне 1941 года во Вторую мировую Финляндия вступила на стороне Германии — к концу года финские войска отобрали Энсо, оккупировали Карелию и заняли Петрозаводск. Эту войну здесь называют «войной-продолжением» — и, как говорят сразу несколько собеседников «Медузы», предпочитают не вспоминать: «Кому приятно говорить о том, что мы воевали на одной стороне с фашистами?» При этом говорить о том, что в стране широко поддерживали нацистскую идеологию, было бы неверно: к примеру, в Финляндии не преследовали и не истребляли евреев.
Союз с Германией в итоге никакой выгоды финнам не принес — напротив: по мирному договору Финляндия должна была выплатить СССР 300 миллионов долларов золотом (потом сумму немного снизили) и в течение нескольких лет передавать недавнему противнику продукцию нескольких десятков своих заводов. Земли, которые страна потеряла во время Зимней войны, к ней так и не вернулись. К 1949 году последние финские рабочие, достраивавшие ГЭС, покинули город — а Энсо, куда переселили людей из пострадавших от войны регионов (Псковской и Новгородской областей, Белоруссии и других), был переименован в Светогорск.
До 1960-х советским было разве что название города. «Первые жители очень ценили то, что досталось им от финнов, — рассказывает Людмила Лисова. — Представляете, они приехали из самых разрушенных частей страны, настрадались за войну, а тут дома-то все были целые». Отдельные довоенные финские здания сохранились в Светогорске до сих пор — в одном из них как раз находится музей, который возглавляет Лисова, — но в остальном он выглядит как типичный советский промышленный город. При Хрущеве в рамках модернизации ЦБК его застроили пятиэтажками — а жить в них приехали новые люди. Они, по словам Лисовой, относились к финскому наследию безо всякого трепета.
Поплакать у фундамента
Валерий Богданов впервые увидел финнов как раз в 1960-х — с крыши.
«Когда построили первый пятиэтажный дом, нам, конечно, первым делом надо было залезть на крышу и посмотреть, как живет буржуазия, — вспоминает он. — Смотрим: за колючей проволокой бегут мужики в белых рубахах, в кальсонах. Решили, конечно, что это бегут батраки, которых капиталисты эксплуатируют. Только потом я понял, что это пограничников выгнали на утреннюю зарядку».
Богданов родился в Светогорске в 1959 году — то ли в шутку, то ли всерьез он называет себя «энсовским». Тогдашнюю жизнь в приграничном городе он описывает как жизнь на конце мира: «То есть когда приезжаешь сюда, приезжаешь как на край света. Дальше ничего нет».
Дальше в каком-то смысле и правда ничего не было — во всяком случае, поначалу. Светогорск стал закрытым городом, большинство населения которого составляли пограничники и их семьи, — как рассказывает Людмила Лисова, пограничников было даже больше, чем работников градообразующего комбината. Светогорск засыпал и просыпался под звуки военных песен, детям в школе рассказывали о финских женщинах-снайперах, сидевших в засадах на деревьях во время войны, а ночные визиты пограничных патрулей в квартиры были, по словам местных жителей, обычным делом — власти бдительно следили за тем, чтобы в городе не было посторонних. Одна из свидетельниц таких рейдов вспоминала, как подругу, которая осталась в детстве ночевать у них в гостях, пограничник на руках отнес домой, мотивировав это тем, что «каждый должен спать по месту прописки».
Тем не менее как минимум с середины 1960-х годов через границу начала просачиваться информация о европейских соседях: например, умельцы мастерили специальные устройства, чтобы советские телевизоры ловили финские передачи. «Мы смотрели фильмы, в том числе и голливудские, конкурс „Евровидение“, — вспоминает Лисова. — И с особенным удовольствием — рекламные ролики, так как у нас этого еще не было».
По другую сторону границы тем временем появилась Иматра — в 1948 году ее создали из трех располагавшихся рядом поселков. С финской стороны граница казалась, да и была столь же непроницаемой, как и с советской: через нее пропускали только грузовые поезда — в том числе, если верить Нюбергу, специальный ночной состав, который доставлял продукты для советских дипломатов в Москву. Соседями здесь тоже пугали. «Я помню, как родители [в конце 1970-х годов] привозили меня к границе на машине и говорили серьезным голосом: смотри, там — Советский Союз», — вспоминает Ханна Кайнулайнен, племянница Марют Буотилы, в прошлом — журналистка местной газеты. Их родственники из западных районов Финляндии, приезжая в Иматру, и вовсе специально парковали машину багажником к границе — чтобы в случае чего побыстрее уехать.
Были, впрочем, и люди, стремившиеся из Европы в Советский Союз, — в основном не по идеологическим соображениям, а просто на родину: время от времени границу пытались нелегально переходить финны, чьи дома после войны остались в другой стране. Как правило, советские пограничники просто передавали их финским коллегам — беспрецедентный уровень контактов между пограничными службами на этом участке границы сохраняется до сих пор. Энсио Пулккинен, бывший пограничник, прослуживший на российской границе с 1992 по 2009 год, рассказывает, что в случае любых инцидентов сотрудники погранслужб России и Финляндии проводят встречи и консультации, а также предупреждают друг друга о нелегальном переходе границы.
Несмотря на взаимную пропаганду, после Второй мировой Финляндия по факту была самой терпимой к советскому руководству западной страной. «В СССР страны делились на братские и капиталистические, — вспоминает дипломат Нюберг. — У Финляндии был особенный статус: мы считались дружественными». Отчасти это было обусловлено экономикой: Финляндия была крупнейшим западным торговым партнером СССР; на Союз приходилось, в среднем, 15-16% финского экспорта в год, а в отдельных отраслях промышленности доля достигала 72%. Отчасти — тем, что Финляндия понимала, что доверительные отношения с соседом — вопрос выживания. Местные власти не только постарались вовремя выполнить все обязательства, связанные с послевоенными репарациями, но и взяли на себя ряд дополнительных, — например, по договору о дружбе, заключенному в 1948 году, Финляндия обещала не вступать в военно-политические союзы. Фактически ценой нейтралитета стало сохранение политического строя и государственных институтов, а после — и успешная интеграция в европейское экономическое пространство.
Иматра в первые послевоенные десятилетия спокойно развивалась как небольшое промышленное поселение — еще в 1920-е годы на нынешней территории города появилось собственное целлюлозно-бумажное производство. К концу 1960-х главной проблемой здесь стала безработица: с развитием промышленности на местных производствах шла автоматизация, вакансий становилось все меньше.
И вот тут на помощь и пришел СССР. Тогдашний президент Финляндии Урхо Кекконен, проведший на своем посту четыре срока подряд, решился на экономическое и культурное сближение с Союзом и даже стал кавалером ордена Ленина. В начале 1970-х глава Финляндии дважды встречался со своим другом — советским премьером Алексеем Косыгиным в Светогорске, чтобы обсудить модернизацию ЦБК и города. Финские исследователи рассказывают, что за шампанским чиновники отправляли гонцов через границу.
В результате принятой Косыгиным и Кекконеном программы граница стала проницаемой, — правда, пока только в одну сторону — и помогла Иматре, страдавшей от нехватки рабочих мест. С 1972 года в Светогорске начала работать компания «Финнстрой» — совместное советско-финское предприятие, которому поручили реконструкцию ЦБК (она продолжалась до 1990 года). Заодно финские рабочие построили новый жилой район — кварталы многоквартирных домов на пять, девять и двенадцать этажей, которые до сих пор считаются лучшим жильем в городе, — и гостиницу.
Благодаря этому люди, родные дома которых остались по другую сторону границы, наконец смогли до них добраться. По словам Буотилы, «большинство не находили ничего, многие — только фундамент, на котором можно было лишь сесть и поплакать». Те же, кто все-таки находил свои дома, знакомились с жившими там русскими — финны приносили кофе и булочки, пытались, не зная языка, завязать диалог и иногда даже умудрялись установить отношения. Как рассказывает Буотила, одна светогорская семья дружит с бывшими хозяевами своего дома уже 30 лет — и даже держит специальную комнату для «финских родственников».
Реконструкция комбината пошла на пользу не только Иматре — позднесоветские годы в Светогорске тоже вспоминают с удовольствием: завод давал работу и позволял городу развиваться, а финны делали это развитие более презентабельным. После распада СССР все это быстро закончилось.
Parkovka, stoyanka, pyaterochka
Впервые Мирва Суханова поехала в Россию в 1996 году — на дискотеку. Только отучившись на швею-мотористку, девушка получила права и первым делом отправилась с подругой в Выборг — «гулять и знакомиться с парнями». Через какое-то время девушки сняли в городе однокомнатную квартиру и стали ездить туда после учебы. Из России и оба мужа Мирвы (для Финляндии это случай нетипичный; куда более распространенная история — «русские жены», выходящие замуж за финнов).
Суханова — веселая невысокая женщина чуть за 40 с лиловыми волосами. Сейчас она тоже снимает жилье в России — но уже не для вечеринок. Вместе с еще девятью жителями Иматры она арендует трехкомнатную квартиру в одном из финских домов в Светогорске. Финнам нужно место, где переночевать после поездки за покупками: ввозить обратно в Финляндию спиртное и алкоголь можно, только проведя за границей сутки. Аренда обходится в 500 евро в месяц на всех. «У нас в фейсбуке группа, мы пишем друг другу, кто в какие числа едет и какую комнату занимает», — объясняет женщина. По ее словам, такой «приграничный таймшер» — довольно распространенное в Иматре явление.
После отмены железного занавеса жители Иматры стали ездить в Россию куда более активно — поначалу просто в поисках приключений («Это был ужас! — вспоминает Буотила Светогорск 90-х. — Приезжаешь — а там темнота и одни сплошные ларьки!»), а потом и более системно. Среди финнов популярны экскурсии в бывшие финские города, особенно в Выборг и Сортавалу; поездки на матчи КХЛ; торговые экспедиции за дешевым алкоголем и сигаретами. Российская виза стоит недешево и оформляется месяц, но получить ее можно без особых проблем.
«За продуктами ездим — помидорами, арбузами, — рассказывает Суханова. — В августе арбуз у нас стоит евро за килограмм, а в Светогорске — 10 центов. Еще пять лет ездила к одной девочке: маникюр, педикюр, акриловые ногти, ресницы. Они на 70% дешевле, чем здесь». Другой финский собеседник хвастается знанием русских слов: «Parkovka, stoyanka, lenta, pyaterochka, magnit» — сетевой супермаркет в Светогорске теперь работает даже в небольшом старом особнячке, который Людмила Лисова просила отдать под городской музей.
Кроме шопинга развлечений в городе немного. Рядом с ручьем Грязным (некоторые предполагают, что название возникло из-за того, что сточные воды из близлежащих домов ведут напрямую в реку, минуя очистные сооружения, но в администрации Светогорска это категорически отрицают) располагается парк с фонтаном в честь российско-финской дружбы и конструкцией «Я люблю Светогорск» — деньги на ее установку жители города собрали сами во «ВКонтакте». Вокруг — панельные дома, два из трех городских кафе, а также детская площадка с укрытыми снегом фигурами крокодила и улитки.
О неустроенности Светогорска в последнее время писали немало. В апреле 2016 года сюда приезжали журналисты The Village; годом позже фоторепортаж о жизни в приграничных городах опубликовал Илья Варламов — сравнение с Финляндией оказалось явно не в пользу России. На Варламова жители Светогорска до сих пор обижены, хотя сами много говорят о проблемах города. Главная — экология: несмотря на модернизацию, местный ЦБК (сейчас он принадлежит американской компании International Paper) продолжает выбрасывать в атмосферу вредные вещества, не говоря уже о запахе, который начинает ощущаться в воздухе, стоит ветру подуть в сторону города.
Городскими властями и тем, как они тратят деньги, светогорцы тоже недовольны — и в первую очередь указывают на то, что их мэр сам не живет в городе, которым управляет: Сергей Давыдов, как и топ-менеджеры завода, приезжает в Светогорск каждое утро — только не из-за границы, а из Выборга. Сам Давыдов отказывается объяснять, чем вызвано такое положение дел, — и заявляет, что трудится на благо города изо всех сил. Мэр с удовольствием рассказывает о сотрудничестве с финнами в области экологии, о конкурсе на обустройство федеральной трассы, идущей от границы, об участии Светогорска в федеральной программе «Комфортная среда», по которой в прошлом году благоустроили дворовые территории возле двух многоэтажек, — а скоро по программе капремонта реконструируют фасады семи построенных в 1960-х хрущевок.
Полковник запаса и бывший военком Выборгского района Давыдов, возглавляющий город с 2011-го, — едва ли не главная светогорская знаменитость: в начале 2017 года он попал в федеральные новости, сначала объявив Светогорск «свободным от геев», а потом — заявив, что выборгский памятник Ленину замироточил. «Выходит, в нашей необъятной стране начали происходить настоящие чудеса. Пусть началось в Крыму, но в Выборге, похоже, дела посерьезнее, — рассказывал мэр журналистам, подразумевая инцидент с замироточившим бюстом Николая II в Феодосии. — Не знаю, перешагнет ли волшебство через границу, но я бы на месте финнов не расслаблялся».
Резонансным заявлениям чиновника горожане тоже не рады, хоть в массе своей и не поддерживают ЛГБТ-движение. «[Давыдов] просто опозорил наш город на всю страну», — говорит одна из жительниц Светогорска. Сам Давыдов говорит, что ничего крамольного в своих словах не видит и сейчас: «Это было просто выражение эмоций, ну и отражение мнения территории, которой приходится управлять». Тем временем среди ЛГБТ-активистов Светогорск стал своего рода достопримечательностью — они приезжают сюда, чтобы сфотографироваться на фоне стелы и доказать, что мэр был неправ.
На отношениях с либеральными европейскими соседями позиция Давыдова никак не отразилась. «У нас менталитет, конечно, западный, но сотрудничество идет по другим линиям, — объясняет представитель городской администрации Иматры Хейкки Лайне. — О внутренней политике лучше не разговаривать на межгородском уровне. Да и вообще». Лайне рассказывает, что у Иматры хорошие отношения не только с Давыдовым, но и с депутатом Госдумы Виталием Милоновым — петербургский политик, известный своей гомофобией, помогает с деньгами на проведение русско-финского фестиваля «Русский романс». Его в Иматре проводит певица Елена Путина — уроженка Петербурга, которая вышла замуж за финского полицейского и много лет живет в Финляндии.
В первые четыре года в Светогорске Давыдов просто не мог ездить в Иматру — был невыездным как бывший военный. Теперь он за границей бывает регулярно. 18 января 2018 года в переговорном зале администрации Иматры делегации из двух городов усаживаются напротив друг друга за длинным столом. Почти все говорят по-русски: это важный критерий при устройстве на работу в органы власти Иматры (впрочем, новый мэр города русского как раз не знает). Чиновники обсуждают очередной инфраструктурный проект — он предполагает строительство велодорожки по российскую сторону границы. Нынешняя заканчивается на территории Финляндии, упираясь в пограничный КПП.
Программа «двойного города», действующая между Иматрой и Светогорском, предполагает взаимодействие в самых разных областях, но главные направления — охрана окружающей среды и культурный обмен. По-настоящему масштабных инфраструктурных проектов, насколько можно судить, между городами нет — в рамках «двойного города» до сих пор не существует даже общественного транспорта, который бы ходил из одной страны в другую. Местные чиновники осторожно говорят, что готовы поддерживать Светогорск, но инициатива (и поиск финансирования) должна исходить с той стороны границы. Собеседники «Медузы» в Светогорске не исключают, что финны просто боятся ввязываться в серьезные предприятия в России. «Им с нами неинтересно, потому что мы неплатежеспособны и сроки выдерживать не можем», — объясняет Людмила Лисова. Ту же велодорожку, по ее словам, должны были построить еще несколько лет назад. При этом даже электричество в российские пограничные пункты сейчас поступает не со Светогорской ГЭС, а с финской.
Близость границы поставила Светогорск в уникальное положение. Жители города свободно ездят в Финляндию (визы приходится получать в Петербурге, но никто не жалуется) и волей-неволей сравнивают качество городской жизни с соседней Иматрой. Давыдов признает, что контраст не в пользу Светогорска, но считает, что сделать что-то большее на скромные бюджетные средства просто невозможно.
«У нас весь [городской] бюджет на 2017 год был 140 миллионов рублей. На все, — говорит он. — Это просто несопоставимые цифры» (по словам Маркку Хейнонена, менеджера городского развития приграничной Лаппеэнранты, бюджет его города — около 400 миллионов евро). Тем не менее мэр обещает, что с помощью федеральных и региональных средств за пять лет облик города «станет не хуже, а то и лучше, чем у соседей».
На вопрос, почему иностранцы, работающие на комбинате, предпочитают жить в Иматре, мэр отвечает: «Наверное, привыкли к другому уровню жизни». По мнению Давыдова, топ-менеджеры International Paper вполне могли бы жить и в Светогорске, но каждый сам должен выбирать, где ему жить удобнее. «Может, это как раз и говорит о том, что никаких границ нет», — заключает мэр.
Финляндия для русских
Похожая на замок гостиница, сооруженная в 1903 году, — одно из самых красивых зданий в Иматре. От нее открывается и самый живописный вид на пороги Вуоксы — местные жители любят рассказывать, что посмотреть на них приезжала еще Екатерина II. Традиция отдыха петербуржцев в этих местах сейчас отчасти восстановлена: вдоль берега реки обустроен променад, на котором каждый день можно встретить туристов из России, чаще всего — из Петербурга и Ленинградской области.
Пик городского строительства в Иматре пришелся на 1960-е и 1970-е годы, поэтому большинство зданий здесь построены из тех же бледно-серых плит, что и дома по другую сторону границы. Не считая гостиницы-замка по-настоящему обращает на себя внимание только здание культурного центра — внушительный набор стеклянных кубов по соседству с административным комплексом. На плакате, установленном в туристическом центре города, на трех языках — финском, английском и русском — перечислены все местные достопримечательности. Их немногим больше десяти, включая и местную ГЭС, — вероятно, потому, что летом плотину приоткрывают и получается искусственный водопад.
«Конечно, Иматра не могла развиваться как настоящий туристический город, — признает сотрудник городской администрации Иматры Тея Лайтимо, невысокая доброжелательная женщина, больше похожая не на чиновницу, а на школьную учительницу. — Когда мы думаем о городском развитии, мы всегда должны думать об интересах своих жителей». Она говорит, что администрация старается развивать те направления, которые будут приносить пользу не только приезжающим, но и местным жителям: спортивные объекты и инфраструктуру для активного отдыха.
По мнению Дениса Емельянова, в том, как государство относится к людям, и есть главное отличие Финляндии от России. 45-летний Емельянов вместе с семьей переехал в Финляндию из Петербурга несколько лет назад — сейчас они занимаются сразу несколькими бизнес-проектами, например держат свой магазин ножей. «Денег здесь особо не заработаешь, — объясняет Емельянов. — Налоги колоссальные. Но зато ты реально видишь, на что они идут».
Иматра не собиралась развиваться как туристический город — но от россиян все же сильно зависела. 2014 год сильно изменил атмосферу в городе, оказавшись переломным для российско-финских отношений. Присоединение Крыма и резкое ухудшение отношений с Западом заставили многих в Финляндии по-другому относиться к России. В стране впервые началась дискуссия о том, что политику нейтралитета надо пересмотреть. Осенью 2014 года Финляндия вместе со Швецией, также традиционно нейтральной страной, заключили соглашения с НАТО, по которым Альянс может в «экстренных случаях» предоставлять им военную помощь; через два года после этого Нюберг выступил соавтором правительственного доклада о перспективах вступления Финляндии в НАТО. По словам журналистки Оути Саловаара, финские банки стали строже проверять деньги, приходящие из России.
Впрочем, если в Хельсинки пытаются придумать, как обезопасить себя от России, то в Иматре и других приграничных городах, наоборот, стремятся ее к себе привлечь. Ежегодно россияне, приезжающие потратить деньги в местных ресторанах, магазинах и оздоровительных центрах, приносят местным предпринимателям и бюджетам десятки миллионов евро — и то, что их стало меньше, хорошо заметно: два из трех торговых центров, построенных в начале 2010-х в расчете на гостей из России, в 2014 году закрылись. «Если бы не приезжающие из России, у нас не было бы всех этих магазинов. У нас просто недостаточно жителей, — признает местная чиновница Лайтимо. — Когда русские вдруг исчезли, все поняли, что мы без них никуда».
Еще больший эффект изоляция России оказала на Лаппеэнранту — небольшой город на полпути между Санкт-Петербургом и Хельсинки (от Финляндского вокзала поезд сюда доезжает за полтора часа). Раньше из местного аэропорта, который в шутку называли Пулково-3, можно было дешево улететь в Испанию и Италию; с ноября 2014 года отсюда выполняются только чартерные рейсы (в марте 2018 года регулярные рейсы должны возобновиться). По словам одного из городских чиновников, совокупный доход городских предприятий в 2014 году был более чем впятеро меньше, чем в 2013-м; сейчас он вырос, но до докризисных показателей все равно далеко.
В Лаппеэнранте делали ставку именно на шопинг; в Иматре основное направление инвестиций — объекты, связанные с активным отдыхом: лыжные трассы, спа-салоны, спортивные центры. Впрочем, по словам руководителя светогорского музея Лисовой, россияне ездят в Иматру в основном просто «провести время». «Хочется в кафе сходить иногда, да и просто посидеть на берегу Вуоксы, — объясняет она. — У нас же вот этот момент отдыха ну совсем никак не представлен».
И не только отдыха. В Иматре сохранилась и по-прежнему действует православная церковь. В Светогорске такой нет. Импровизированный храм организован в одном из жилых домов.