В Мадриде уже ничего не исправить Как Каталония готовится отделяться от Испании. Репортаж «Медузы»

В Каталонии 1 октября должен пройти референдум о независимости региона от Испании. Власти страны считают его незаконным — однако в Барселоне отказываются признавать соответствующее решение испанского Конституционного суда. 20 сентября испанские силовики начали обыски и аресты в каталонских органах власти — а для того чтобы не допустить проведения референдума, в Барселону прибыли десятки тысяч полицейских со всей страны. По просьбе «Медузы» живущая в Барселоне журналистка Дарья Гаврилова поговорила со сторонниками и противниками независимости — и рассказала, как в Каталонии готовятся к референдуму.

К часу дня 20 сентября 2017 года у зданий каталонских министерств экономики и иностранных дел собрались сотни людей в полной протестной экипировке: со специальными флагами, с типографского качества плакатами, в футболках с лозунгами и прочей атрибутикой. У женщины, которой на вид лет 60, рот был заклеен бумажным скотчем, на котором красовалась надпись «Демократия». Велосипедист был обмотан красно-желтым полосатым полотном с белой звездой на голубом фоне (это так называемая эстелада, неофициальный флаг каталонской независимости) — оно развевалось за ним, как плащ супергероя. Студенты несли транспаранты «Мы голосуем, чтобы быть свободными» под одобрительные возгласы людей, чья юность пришлась на времена испанского диктатора Франко. Одна девушка ходила по скверу, громко выкрикивая: «Кто не проголосует — тот испанец!»

Протестующие перекрыли движение по одной из главных городских магистралей, а многие офисы в Барселоне просто прекратили работать, чтобы дать своим сотрудникам возможность проявить гражданскую активность (или, наоборот, чтобы уберечь их от возможных эксцессов). Глядя на все это, трудно было поверить, что это не заранее спланированная акция, однако ровно так оно и было. За несколько часов до этого барселонское утро шло своим чередом — когда стало известно, что в преддверии референдума за независимость Каталонии, который в Мадриде считают незаконным, испанская полиция провела обыски в региональных политических органах и арестовала 14 членов местного правительства, причастных к организации голосования. В полдень президент Каталонии Карлес Пучдемон объявил, что эти действия Мадрида означают «фактическое лишение» региона статуса автономии, — и призвал каталонцев «брать в руки бюллетень и карандаш и готовиться их использовать». К часу дня тысячи людей уже вышли на улицы.

Это сейчас большинство тех, кто бывал в столице Каталонии туристом, знают Барселону как город праздности и гастрономического изобилия. Вообще-то всю первую половину XX века ее называли la rosa del foc — «огненная роза» — в память о Трагической неделе 1909 года, когда бунт местных рабочих привел к погромам монастырей и домов богачей, пожарам и революционному карнавалу. Следующие 30 лет репутацию Барселоны определяли именно люди, готовые в любой момент взять в руки коктейль Молотова и идти на баррикады, — анархисты и левые радикалы. Во время Гражданской войны город был одним из очагов сопротивления Франко: под бомбежками самолетов Муссолини гибли тысячи, а кулинарные книги рассказывали, как приготовить тортилью (по сути — омлет с картошкой) без яиц и картошки. Современная Барселона с ее открыточными видами, крафтовыми барами, музыкальными фестивалями и мишленовскими ресторанами появилась куда позднее, — впрочем, протестный дух здесь силен и сегодня: когда Испанию накрыл финансовый кризис, в Барселоне протестовали против государственного подхода к экономике особенно бурно, а мэром города последние несколько лет является левая активистка Ада Колау.

20 сентября 2017 года, однако, обошлось без столкновений с полицией — больше всего Барселона была похожа на Москву образца 2011–2012 годов. На улицы вышли веселые люди с не менее веселыми плакатами, которым было хорошо вместе — и которым никто особенно не мешал: выстроившиеся вдоль зданий каталонских министерств и офиса ультралевой партии CUP сотрудники испанского ОМОНа только мрачно смотрели на все происходящее. Среди каталонцев, впрочем, распространена гипотеза, что возле офиса CUP полицейские стояли не просто так: убежденные социалисты, выступающие за национализацию всех государственных служб, не исключают насилие как инструмент политического давления; именно молодежное подразделение партии CUP нападало летом 2017 года на туристические автобусы. «Мне кажется, выставив кордоны возле офиса CUP, испанская полиция надеялась спровоцировать акты агрессии, — говорит барселонский журналист и фотограф Гийем Триус. — Потому что если каталонцы, а тем более каталонские политики вдруг нападут на полицейских, в этот момент действия Мадрида станут абсолютно оправданными».

При этом нет никаких гарантий, что 1 октября, когда должен пройти референдум за независимость Каталонии, все будет так же радостно и мирно.

Грязь, коррупция, манипуляции

В 1992 году, рассказывая о Барселоне в своей одноименной книге, австралиец Роберт Хьюз говорил о борьбе за независимость Каталонии как о феномене далекого прошлого, интересном разве что с исторической точки зрения. Впечатления писателя подтверждали социологи: согласно данным каталонского Центра исследования мнений, еще в ноябре 2005-го за отделение Каталонии выступали меньше 13% населения региона. Почти треть жителей хотела видеть Каталонию конфедеративным штатом (estado federal — этот статус предполагает еще более широкую автономию, чем у региона есть сейчас) — а 40% каталонцев и вовсе были полностью удовлетворены существующим положением вещей и статусом автономного сообщества в составе Испании.

Ситуация изменилась во многом из-за истории с региональной конституцией (в Испании это называется Статут автономии). В 2006 году ее утвердил сначала испанский парламент, а затем — отдельный каталонский референдум, после чего документ официально вступил в силу. Новый статут менял утвержденную вскоре после смерти Франко, в 1979 году, региональную конституцию и существенно расширял полномочия региона в самом важном для каталонцев аспекте — экономическом. Теперь распределением доходов должно было заниматься региональное правительство; кроме того, каталонцы официально получили статус нации.

Вскоре, однако, с новым статутом начались проблемы. Народная партия — консервативная партия, выступающая за единую Испанию и традиционные ценности, а также против абортов и однополых браков (которые в стране легализовали еще в 2005-м), — заявила, что документ нелегален, поскольку является конституцией, параллельной основной испанской конституции, что само по себе незаконно. Вслед за этим похожие претензии и судебные иски последовали от испанского омбудсмена и пяти регионов страны.

Конституционный суд разбирался с этими претензиями четыре года — и все это время пресса постоянно сообщала о попытках политических манипуляций и давлении на судей. Особенно возмущались в Каталонии изменением состава суда: если исходно количество либералов и консерваторов в нем было одинаковым, то затем Народная партия успешно сместила одного из прогрессистов, который к тому же был родом из Каталонии, изменив баланс сил в свою пользу. В июне 2010 года суд признал ряд положений статута нелегальными.

И тогда Каталония взорвалась. На протестную демонстрацию против решения Конституционного суда в Барселоне вышли более миллиона человек — при общем населении региона в семь миллионов. Для многих каталонцев завершение процесса означало крушение надежд на новые отношения с Мадридом после смерти Франко, на справедливую систему самоуправления и на испанскую демократию в целом. «Моя история — это история абсолютного большинства каталонцев, которые собираются голосовать 1 октября, — говорит профессор Автономного университета Барселоны, преподаватель культурной журналистики Давид Видаль. — До истории со статутом я не поддерживал отделение, выступал за конфедеративный штат в составе Испании. Однако вся эта грязь, коррупция, манипуляции… Да, формально наш статут был признан незаконным Конституционным судом. Но что это был за суд? Управляемый коррумпированными политиками, абсолютно необъективный. Для многих после скандала стало понятно: в Мадриде уже ничего не исправить и надеяться на по-настоящему демократическое государство можно только в том случае, если оно не будет связано с испанской столицей».   

Независимость как символ

Сторонники отделения от Испании часто приводят аргументы, похожие на те, что приводили в Великобритании апологеты «Брекзита» в связи с Евросоюзом: в «центре» их не слышат — а значит, надо показать серьезность своих намерений. Более того, некоторые из них в очень похожих на Великобританию выражениях рассуждают о голосовании за прежде всего как о символическом жесте. «Я буду голосовать за отделение не потому, что мне на самом деле хочется, чтобы Каталония отделилась, а чтобы оказать политическое давление на центральное правительство, чтобы они начали вести переговоры с Каталонией, прислушиваться к нашему мнению и улучшать условия нашей жизни», — говорит работник туристического сектора Алекс Висуэнте Родригес, чьи родители когда-то переехали в Каталонию из Андалусии.

После 2010 года вопрос об отделении от Испании стал одним из основных в каталонской политике: этот пункт появился в программе даже традиционной происпанской правоцентристской партии «Конвергенция и союз». Их более левые конкуренты вроде тех же CUP и вовсе сделали эту тему одной из главных в своей повестке — и их сторонники исправно выступают за отделение: еще и потому, что в Испании в целом победа левых сил фактически недостижима, а в отдельно взятой Каталонии — более чем.

Профессор Видаль утверждает: дело тут не в национализме; многие сторонники независимости — люди, которые переехали в Каталонию из других регионов Испании. Один из примеров, которые приводит профессор, — так называемое кольцо рабочих, окружающее Барселону. После победы в Гражданской войне Франко перевез в индустриальную Каталонию два миллиона испанских крестьян. Новое население региона, работавшее на заводах, расселили в бараках вокруг столицы — эти города, охватывающие Барселону широким кольцом, до сих пор говорят преимущественно на испанском. Жители именно этих городов — люди, у которых есть все основания ощущать себя именно испанцами, — по мнению Видаля, будут голосовать за отделение.

Согласно последним опросам общественного мнения, голосовать за отделение собираются от 40 до 72% населения региона. Против же выступает, например, финансовая элита региона. «Каталонская буржуазия в Барселоне всегда была за Испанию. Даже во времена Франко, — поясняет Видаль. — Поэтому и сегодня, если смотреть на результаты выборов по Барселоне, богатые районы в большинстве своем не голосуют за партии, поддерживающие отделение. А зачем им? У них много денег, у них бизнес в Испании. Им невыгодно что-то менять».

Впрочем, противники отделения вовсе не обязательно богатые люди. «Я против, потому что мы многое потеряем, — говорит пекарь Антонио Рионда де Лос-Рейес. — Например, если мы выйдем из Евросоюза — а мы из него выйдем, это сказал Евросоюз, — это уже катастрофическая потеря. Мы еще лет 50 будем входить обратно. И для экономики ничего хорошего не будет: многие компании просто закроются. Уровень безработицы вырастет. История учит нас тому, что после отделения региона экономика значительно падает».

Основной аргумент противников отделения — это то, что действующая Конституция Испании, принятая на всеобщем референдуме в 1978 году, запрещает проводить действия, противоречащие интересам Испании, а значит — действия Каталонии нелегитимны. Ответ каталонцев на эту логику простой: поскольку Конституционный суд коррумпирован, испанская Конституция в данном случае не имеет силы.

И хотя противников отделения меньшинство, нельзя сказать, что их совсем не видно — в каталонском городе Фигерас они даже провели торжественную церемонию с целованием испанского флага. Кстати, продажи этих флагов в Каталонии за последние дни выросли втрое, превысив даже показатели после победы испанской сборной на чемпионате мира по футболу в 2010 году. Позиция противников отделения по поводу референдума проста: не участвовать в нем, поскольку высокая явка придаст ему больше легитимности.

Баржа с ОМОНом

Каталонские журналисты назвали 20 сентября 2017 года днем, когда все поменялось. Мадрид перешел к обыскам и арестам, миновав стадию переговоров, — и каталонцы вместо того, чтобы испугаться, укрепились в своем решении голосовать. В течение двух дней после арестов проходили демонстрации под лозунгами «Мы будем голосовать!» — и не только в Барселоне. Союз фермеров организовал по всей Каталонии «тракторады» — протестные заезды на тракторах. В приморском городе Бланес прошел «забег протеста», в котором участвовали больше 400 человек. Наконец, вот уже десять дней каждый вечер ровно в 22:00 по всей Каталонии люди устраивают «кассоладу» — акцию протеста, в рамках которой жители высовываются из окон и дубасят металлическими поварешками по металлическим кастрюлям.

Мадрид отвечает на это ужесточением мер по предотвращению референдума. Например, в Каталонию направили 30 тысяч сотрудников ОМОНа для борьбы с голосованием (27 сентября по всей Испании прошли торжественные прощания с полицией, отправляющейся бороться с референдумом). Причем прибыли они в Барселону на гигантской барже с нарисованными на бортах мультяшками Looney Tunes. На следующий день борта завесили брезентом по требованию Warner Brothers — компания боится репутационного ущерба. Кроме того, по требованию властей были заблокированы многие сайты на каталонском домене .cat — в частности, сайт, непосредственно посвященный референдуму.

Что произойдет в день референдума, не знает никто. Журналист Триус считает, что голосования как такового не будет вообще. «Совершенно очевидно, на чьей стороне находится власть. В порту ожидают 30 тысяч полицейских. Референдум был неоднократно объявлен нелегитимным — и мне кажется, огромная часть каталонцев просто не пойдет голосовать», — объясняет он. Главный смысл происходящего, по его мнению, — это попытка повлиять на дальнейшие отношения Каталонии и Испании. Если вооруженный ОМОН будет вытеснять людей с избирательных участков, все это будет широко освещаться в мировой прессе и неизбежно создаст давление на центральное правительство. «В Мадриде почему-то думают, что это у нас пройдет. Но это не так: посмотрите сами, с момента решения про статут прошло уже семь лет, а страсти только накаляются, — рассуждает Триус. — Сентябрь-2017 никто, конечно, не забудет. Все эти брутальные подавления Мадридом каталонских протестов запоминаются и фиксируются, и рано или поздно центральному правительству придется сесть за стол переговоров и провести референдум об отделении Каталонии официально».

«Вопрос не в том, победит ли на референдуме вариант „Да, мы за отделение“. Вопрос в том, в каких условиях этот вариант победит, — считает каталонский писатель и постоянный колумнист газеты El País Франсеск Серес. — Если явка составит больше 55% и люди проголосуют за отделение, есть все основания провозглашать независимость. 55% — это огромная явка. Но если к урнам явится 15% населения, провозглашать независимость недопустимо — даже если все эти 15% проголосуют за».

В Мадриде, впрочем, не согласны даже с такой точкой зрения — испанские чиновники многократно заявляли, что референдум (а значит, и его результаты) неконституционен при любом раскладе. Своей армии у Каталонии нет, и ответить на силовое подавление конфликта она не может. Многие сторонники независимости ссылаются на план, якобы разработанный правительством региона. Косвенные свидетельства существования этого плана действительно существуют: перед выборами каталонского парламента — 2015 (на них, к слову, была рекордная явка — 77,3%) предыдущий президент региона Артур Мас заявил, что результаты голосования будут трактоваться как волеизъявление народа по вопросу независимости. Если большинство каталонцев проголосуют за партии, поддерживающие независимость, — значит, регион будет отделяться. В итоге сторонники независимости получили большинство кресел в парламенте — и их лидеры заявили, что процесс отделения продлится полтора года. 1 октября с момента этого заявления пройдет 22 месяца.