«Это Иосиф Александрович смеется над нами» Кирилл Артёменко — о том, почему в Питере не могут открыть музей Бродского

В 1999 году деятели советской и российской культуры, среди которых были, в том числе, Дмитрий Лихачев, Андрей Петров и Михаил Козаков, обратились к губернатору Петербурга Владимиру Яковлеву с предложением создать музей Иосифа Бродского.

Яковлев идею поддержал, и вскоре «Альфа Банк» пожертвовал средства на выкуп первой комнаты в коммуналке, где когда-то жила семья Бродского. За 15 лет фонд музея Иосифа Бродского с помощью спонсоров приобрел пять из шести комнат квартиры. Последнюю выкупить не удается — ее занимает пожилая женщина, которую не устраивают варианты размена жилья.

В 2014-м, за год до 75-летия Бродского ситуация сдвинулась с мертвой точки — вице-губернатор Петербурга Василий Кичеджи помог найти для ремонта и реконструкции квартиры крупную сумму денег от частных спонсоров. Однако в конце октября Кичеджи, курировавший создание музея Бродского со стороны власти, ушел в отставку, и вопрос о создании музея опять повис в воздухе.

По заданию «Медузы» главный редактор питерской интернет-газеты «Бумага» Кирилл Артёменко попытался понять, почему в Петербурге никак не могут открыть музей Иосифа Бродского.

* * *

В старой питерской квартире в доме Мурузи, где жил Иосиф Бродский и его родители, до сих пор пахнет кошкой. Кошка и сегодня могла бы выйти на балкон через дверку, которую когда-то проделал отец поэта. Но никаких кошек в в квартире нет, а все комнаты, кроме одной, пусты — прежних жильцов почти расселенной пятикомнатной коммуналки помнят лишь несколько пожилых друзей и знакомых Бродского.

Михаил Мильчик и фотографии «полутора комнат»

«О музее я с Бродским, когда мы виделись за рубежом, никогда не говорил. Думаю, он отнесся бы к музею в „полутора комнатах“ отрицательно по очень понятной причине: музей всегда связан со смертью, с уходом. Если не считать Сталина, но это особый случай, я не припомню личностей, которым бы делали музей при их жизни. Мемориальный музей в узком смысле — это всегда послесмертие», — говорит Михаил Исаевич Мильчик, 16-й год подряд занимающий пост председателя правления Фонда создания литературного музея Иосифа Бродского.

Фонд — региональное общественное объединение. Мильчик — известный искусствовед и специалист в области архитектуры и охраны памятников, заместитель директора института «Спецреставрация», участник петербургского градозащитного движения. Мильчик и Бродский познакомились в гостях у общих знакомых в начале 1960-х; обоим тогда было немного больше двадцати. Вскоре Мильчик повстречал Бродского неподалеку от дома Мурузи и пригласил молодого поэта на свою домашнюю вечеринку. Лукаво усмехаясь, Мильчик вспоминает, как позвал Бродского почитать стихи, выпить красного болгарского вина — и тот согласился, потому что был заинтересован в аудитории; правда, к началу вечеринки немного опоздал.

4 июня 1972 года, проводив Бродского в вынужденную эмиграцию, Мильчик вернулся из аэропорта «Пулково» в квартиру поэта и до мельчайших подробностей отснял обстановку «полутора комнат». Теперь три десятка фотографий Михаила Исаевича Мильчика могут стать основой для создания мемориального музея в квартире, где жила семья Бродских, тем более что здесь как будто законсервировалась атмосфера советской коммуналки. Разве что нет шкафов, отделявших комнату поэта от родительской, да лепнина в «полутора комнатах» была с тех пор покрашена золотой краской — так украсил свое жилище молодой грузин Вахтанг, живший в комнате Бродского после смерти родителей поэта.

Мильчик говорит, что сделал свои 30 фотофиксаций, в том числе, «из лирических соображений» — подобную фотосъемку спустя несколько лет он произвел и в квартире художника Натана Альтмана после его смерти. «В советское время отъезд за границу означал похороны. И уезжавший, и остающийся понимали, что они никогда не увидятся. Хотелось сохранить себе память, учитывая, что память несовершенна, детали забываются, искажаются. И мне хотелось помочь будущим, неизвестным мне реставраторам, создать музей без отсебятины. Мне тогда и в голову не могло прийти, что этим буду заниматься я сам, пусть и в солидном возрасте. Я не предвидел столь быстрого развития российской истории».

Дом Мурузи — шестиэтажное здание в мавританском стиле на Литейном проспекте, знаменитый «литературный» дом. В этом доходном доме, построенном в XIX веке, недолго жил Николай Лесков; сто лет назад здесь была квартира литераторов Серебряного века Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. «Меж Пестеля и Маяковской стоит шестиэтажный дом; когда-то юный Мережковский и Гиппиус прожили в нем два года этого столетья. Теперь на третьем этаже живет герой, и время вертит свой циферблат в его душе», — писал Бродский в поэме «Петербургский роман» в 1961 году. «Как раз с балкона наших полутора комнат, изогнувшись гусеницей, Зинка выкрикивала оскорбления революционным матросам», — а это из посвященного родителям эссе Бродского 1985 года. Мережковские жили в этом доме гораздо дольше и раньше, до 1912 года, причем в противоположном крыле от квартиры Бродского — и этажом выше. Однако воссоздавая в своих стихах и прозе обстоятельства пространства и времени, Бродский не стремился к энциклопедической точности.

Яков Гордин и родители Бродского

В пяти минутах ходьбы от дома Мурузи — редакция литературного журнала «Звезда», которая с 1961 года размещается в просторном помещении в старинном петербургском особняке. В этих комнатах время, как и в квартире в доме Мурузи, определенно, замерло: на коренастых советских креслах стопками сложены толстые журналы и книги петербургских поэтов, изданные «Звездой». Иногда тишина в редакции прерывается звонком стационарного телефона.

В 2014-м «Звезда» отпраздновала 90-летний юбилей. Главный редактор журнала — Яков Аркадьевич Гордин, один из ближайших друзей Бродского еще с 1957 года.

Мы сидим в огромном зале с длинным овальным столом для редколлегий; на каминной полке — обложка журнала «Слово/Word» с портретом Бродского. Гордин вспоминает, как навещал родителей Бродского после его отъезда, как они тепло относились к друзьям сына. «Я не знаю, как они жили без меня свои последние 11 или 12 лет, — писал Бродский в своем эссе „Полторы комнаты“. — Я не знаю и уже не узнаю, что они чувствовали на протяжении последних лет своей жизни. Сколько раз их охватывал страх, сколько раз они были на грани смерти, что ощущали, когда наступало облегчение, как вновь обретали надежду, что мы втроем опять окажемся вместе. „Сынок, — повторяла мать по телефону, — единственное, чего я хочу от жизни, — снова увидеть тебя. — И сразу: — Что ты делал пять минут назад, перед тем, как позвонил?“ — „Ничего, мыл посуду“. — „А, очень хорошо, очень правильно: мыть посуду — это иногда полезно для здоровья“».

«Он звонил постоянно им, — говорит Гордин. — Деньги переводить было невозможно, и он все время что-то присылал: художественные альбомы, которые стоили тогда больших денег — словом, поддерживал, как мог. Каждый год 24 мая родители устраивали его день рождения, собирался некоторый круг друзей… И все время Марья Моисеевна пыталась добиться разрешения навестить сына. Ей говорили: ваш сын уехал в Израиль (формально Бродский эмигрировал туда), а вы хотите в США! Они прекрасно знали, где он, но откровенно валяли дурака. В какой-то момент стало ясно, что ничего, кроме издевательств, они не получат. А потом Марья Моисеевна умерла».

Гордин говорит, что идея музея появилась у его друзей в тот же день, как Бродский покинул страну. После смерти родителей Бродского их семейный архив перешел Гордину. Мебель из комнат семьи Бродских он передал музею истории Санкт-Петербурга, библиотеку — музею Анны Ахматовой, а архив документов — Российской национальной библиотеке.

Сегодня квартира Бродского закрыта для посетителей. За 15 лет коммуналку расселили, обеспечив прежним жильцам недвижимость на предоставленные спонсорами (преимущественно крупным бизнесом) средства. Теперь пять из шести комнат находятся в собственности фонда создания музея Иосифа Бродского. Ключи от дверей есть только у членов правления фонда и у единственной жительницы нерасселенной комнаты коммуналки. Ее зовут Нина Васильевна Федорова, она на год старше Иосифа Бродского, и живет в этой квартире всю жизнь; здесь жила и ее мать.

В эссе «Полторы комнаты» Бродский вспоминает о ней так: «Соседи были хорошими соседями и как люди, и оттого, что все без исключения ходили на службу и, таким образом, отсутствовали лучшую часть дня. За исключением одной из них, они не были доносчиками; неплохое для коммуналки соотношение. Но даже она, приземистая, лишенная талии женщина, хирург районной поликлиники, порой давала врачебный совет, подменяла в очереди за какой-нибудь съестной редкостью, приглядывала за вашим кипящим супом». Была ли мать Нины Федоровой доносчицей — доподлинно неизвестно, говорит Яков Гордин; Бродский не всегда был справедлив к героям своих текстов.

На пустынной кухне коммунальной квартиры Нина Васильевна обедает за столиком в углу, под зелеными досчатыми полками, повешенными еще Александром Ивановичем Бродским. Известно, что Федорова не раз говорила о своем уважении к Бродскому как поэту и к его родителям лично. Сама она никогда не общается с журналистами.

Уже 15 лет с ней тщетно пытаются договориться о том, чтобы она освободила свою комнату для создания музея. «Дитя своего класса, времени и обстоятельств», «сложный человек, но мы всегда с ней сохранили корректность», «глубоко несчастный, одинокий, неважно себя чувствующий пожилой человек, каких много в городе» — так говорят о ней члены правления фонда. Нина Васильевна всегда боялась что ее обманут, говорят они, и поэтому раз за разом ставила условия выкупа комнаты, которые казались ей невыполнимыми.

Николай Солодников и покровительство Кичеджи

По комнатам коммунальной квартиры меня водит Николай Солодников, который с июля 2014-го взял на себя большинство технических и административных вопросов по работе над созданием музея.

Солодникову 32 года; петербуржцам, которые смотрят телевизор, он известен как ведущий местного канала 100ТВ (эта работа, впрочем, уже в прошлом), а горожанам, которые предпочитают следить за новостями в интернете, — по проектам «Открытая библиотека» и «Открытая лекция» с участием известных деятелей российской культуры.

Солодников работает заместителем директора библиотеки имени Маяковского — одной из крупнейших городских библиотек, и выступает за публичное обсуждение повестки дня в общественных пространствах, доступных каждому петербуржцу. «Я себя никогда не воспринимал как журналиста, я к журналистике вообще очень скептически отношусь, в сегодняшней политической ситуации — это забег на короткую дистанцию, — говорит Николай. — А культурные проекты типа „Открытой библиотеки“ или создания музея медленно, но верно работают на улучшение общества».

При этом Солодников, которого вполне уверенно можно назвать либералом, умудряется сотрудничать с городской властью. Недавно в Петербурге прошла очередная «Открытая лекция» с участием Андрея Макаревича, перед этим запрещенная в нескольких других российских городах. Провести мероприятие разрешил лично вице-губернатор Василий Кичеджи.

В октябре 2014-го Кичеджи, покровительствовавший проектам Солодникова, ушел со своего поста; курировать науку, образование и культуру пришел Владимир Кириллов, прежде возглавлявший Росприроднадзор. Между тем, именно бывший вице-губернатор Кичеджи в начале 2014-го нашел спонсорские деньги для окончательного выкупа комнаты у Нины Васильевны Федоровой — 13 миллионов рублей. Эти средства предоставил пассажирский порт «Морской фасад». Кроме того, Кичеджи в течение года помогал фонду преодолевать бюрократические препоны, то есть ускорял решение вопросов, которые в иной ситуации решались бы годами, потому что, рассказывает Солодников, городским чиновникам менее высокого уровня нет дела, дождется ли город когда-нибудь музея Иосифа Бродского.

При этом отношения Кичеджи с петербургской интеллигенцией на посту вице-губернатора складывались непросто. Журналисты высмеивали чиновника за косноязычие и непосредственность (последний казус — Кичеджи назвал «Ростральные колонны» «расстрельными колоннами»). Однако Солодников относится к Кичеджи с крайним уважением и симпатией; впрочем, остальные члены фонда отзываются о Кичеджи примерно так же. «Кичеджи ничего не мешало в ситуации с Макаревичем просто положить трубку. Сказать, что он не будет вмешиваться. А он все сделал, чтобы встреча с человеком, выступления которого запрещают по всей стране, состоялась. При этом я знаю, что у него были очень сложные разговоры на эту тему с людьми, перед которыми он должен отвечать. Просто он нормальный человек. У него такой же примерно психотип, как у Черномырдина: он представитель старой школы, открытый, системный, но за его политической функцией остается человеческое», — говорит Николай Солодников. 

Предварительные договоренности о выкупе комнаты с Федоровой, рассказывает Солодников, были достигнуты в начале года, однако в итоге она снова отказалась переезжать. Тогда фонд рассмотрел альтернативный вариант: разделить квартиру по проекту перепланировки, оставив в распоряжении Федоровой ее комнату и парадный вход. На деньги, сэкономленные на покупке квартиры, фонд планировал сделать в остальных комнатах ремонт, затем перевести будущие помещения музея в нежилой фонд, чтобы оформить музей Иосифа Бродского как филиал музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, и, в конце концов, получить на него целевое финансирование из городского бюджета. Вариант разделения квартиры Федорову устроил, но вокруг спонсорских денег возникла коллизия, которая вновь завела всех создателей музея в тупик.

Деньги, которые привлек Кичеджи, были выделены целевым образом на выкуп комнаты у Нины Федоровой. Документы о целевом использовании средств подписали Михаил Мильчик и представители компании-спонсора, 13 миллионов рублей перевели на счета фонда — потратить их на что-то, кроме покупки недвижимости, пока нельзя. Чтобы получить разрешение на использование средств не по первоначальному плану, нужно предоставить письменное согласие Нины Федоровой на перепланировку квартиры. Однако перед тем, как подписать документы, женщина требует полный проект реставрационного ремонта квартиры с заменой межэтажных перекрытий и разделением помещения. Стоимость такого проекта может составить до миллиона рублей, которых у фонда нет. Василий Кичеджи обещал помочь с поиском необходимых средств, но внезапно покинул свой пост — и сможет ли он теперь привлечь новых спонсоров, неясно. Новый вице-губернатор Владимир Кириллов, курирующий культуру в Петербурге, по словам представителей фонда, с ситуацией не знаком. «Из бюджета города нельзя перевести деньги на музей, которые не принадлежит государству. Идея наша с начала этого тысячелетия простая: мы выкупаем всю квартиру и дарим ее городу, но с одним условием: чтобы это был филиал музея Ахматовой. Тогда открывается госфинансирование и проводится тот самый ремонт», — говорит Михаил Мильчик.

Мильчик совсем не рад, что квартиру в доме Мурузи придется разделить. С его точки зрения, после перепланировки квартиры в мемориальном пространстве неизбежно возникнет историческая неправда. За прошедшие десятилетия Мильчик не раз обращался за помощью к высокопоставленным петербургским чиновникам — к губернаторам Владимиру Яковлеву, Валентине Матвиенко, вице-губернатору Алле Маниловой; он благодарен Кичеджи за то, что эта помощь наконец была оказана. «В начале своей карьеры на посту вице-губернатора Кичеджи был у нас в квартире, общался с соседкой. Он мне рекомендовал в качестве исполнительного директора фонда журналиста Солодникова Николая Николаевича, который очень активно взялся за дело. Но вот мы опять на распутье — исполнительный директор без денег мало что может сделать. Отношения наши [с Солодниковым], и это важно, были до того, как Василий Николаевич покинул свой пост. После этого отношений у нас пока нет: я уезжал, и ситуацию мы пока не обсуждали», — говорит Мильчик. Солодникова он считает соратником Кичеджи и говорит о нем корректно и сдержанно, подчеркивая, впрочем, что с обоими у него есть рабочие расхождения.

Кичеджи с Солодниковым выступали за то, чтобы закончить к юбилейной дате — 75-летию Бродского в мае 2015 года — первые ремонтные работы, чтобы в квартиру можно было пригласить прессу и гостей. Мильчик считает, что спешка нецелесообразна. «Я не держусь ни за юбилейный день — 24 мая, ни за юбилейный год, — чеканит он. — Мы работаем не на юбилей, а на вечность, и куда важнее сделать работу так, чтобы сохранить дух старой квартиры — ни в коем случае не превратить ее в новодел, и это непростая задача — сделать ремонт, который не будет виден. Выщербленный пол, немного сношенный паркет — все это создает представление о том, что вы находитесь в старой квартире, что вы действительно ходите по тому полу, по которому ходил наш герой».

Нина Попова и концепция «музея-форума»

По поводу сроков ремонта и возможной даты открытия музея Солодников высказывается куда более эмоционально: «Я не вижу у Михаила Исаевича желания что-то сделать к 24 мая. Мне кажется, что ему очень комфортно руководить фондом создания музея. Больше всех, кажется, музей нужен директору музея Анны Ахматовой Нине Ивановне Поповой, которая меня и позвала в фонд. Она хочет, чтобы развитием музея занимались молодые».

Уже под занавес беседы Солодников упоминает факт, который его крайне озадачивает. По его словам, 13 миллионов рублей, перечисленные компанией-спонсором фонду, хранятся на банковском депозите, которым, как и всеми финансовыми вопросами, связанными с деятельностью фонда, распоряжается Михаил Мильчик. Это подтверждает и Нина Ивановна Попова. «На последнем собрании правления фонда Коля удивленно задал вопрос про депозит, Михаил Исаевич доказывал, что на эти деньги фонд живет — например, оплачиваются коммунальные услуги». По словам Мильчика, это около четырех тысяч рублей ежемесячно. Фонд действительно время от времени несет ощутимые расходы  — например, на техническую экспертизу квартиры, которая выявила аварийное состояние межэтажных перекрытий, средства нашлись, как говорит Мильчик, «из других источников». Фонд получает пожертвования от частных лиц: в частности, в 2012 году в Петербурге фонд проводил отчаянную краудфандинговую кампанию под девизом «С миру по нитке — Бродскому музей». По городу были расставлены урны для сбора пожертвований, деньги можно было пожертвовать и на странице кампании на сайте Planeta.ru. Тогда удалось собрать несколько сотен тысяч рублей. Солодников, впрочем, считает эту акцию бессмысленной и даже «позорной», сравнивая едва ли не с попрошайничеством.

Нина Попова расстроена конфликтом поколений, наметившимся внутри рабочей группы по созданию музея. Она считает, что музей невозможно сделать «в условиях гражданской войны». «На собрании Михаил Исаевич попросил отпустить его в отставку, и мы договорились обсудить это в середине ноября. И, я думаю, он прав, что ему пора уходить, — продолжает Нина Ивановна. — Михаил Исаевич, Яков Аркадьевич [Гордин] — они были в этой квартире десятки лет назад, они видели Бродского и знают наверняка, как должно быть. Это право владения, право собственности на имя Бродского — самое страшное для музея. Есть известные определения отношения к музею: „музей-форум“ и „музей-храм“. Для меня музей — это форум, место для диалога. Какая разница, будут здесь восстановлены доски 1972 года или нет. Мне важнее понять, с чем здесь жил Бродский, что его мучило, что он преодолевал — а на этих досках или на других, мне неважно». 

В музее Анны Ахматовой уже восемь лет работает постоянная экспозиция — «Американский кабинет Иосифа Бродского», привезенный десять лет из его дома в Саут-Хедли. Нина Ивановна, вспоминая, как молодая журналистка спросила на открытии выставки: «А как Бродский, хорошо устроился в Америке?» — радуется, что поэзия Бродского сегодня обрела «относительную популярность» среди молодежи. Николай Солодников называет мемориальную квартиру Иосифа Бродского «самым ожидаемым городским музеем». «Я вижу в основе этого музея постоянно меняющиеся, проектные экспозиционные решения, — фантазирует Солодников. — Я мечтаю, чтобы какое-то художественное решение для „полутора комнат“ придумали Кира Муратова или, например, Александр Сокуров. Я говорил с Томасом Венцловой, он был бы счастлив что-то сделать в коридоре квартиры. Этот музей должен быть для молодых: мы должны думать о себе и о тех, кто за нами. Представьте, скажем, что месяца три-четыре в этой квартире звучит музыка, сочиненная, например, Олегом Нестеровым, который бы высказался на тему творчества Бродского».

«Полторы комнаты — это, конечно, музей личности, — рассуждает Михаил Мильчик. — Вот обстановка, в которой жил Бродский, вот атмосфера и так далее. В широком смысле, тут есть еще две цели: сохранить для молодежи признаки коммунального быта. Это немаловажно, потому что она туманно представляет себе, как можно было жить в коммунальной квартире. И третья задача — представить эпоху в тех немногих помещениях, где это как-то можно сделать. Не столько с помощью фотографий, сколько виртуально. Мы представляем музей как центр нонконформистской культуры Ленинграда 1960-70-х. Хочется создать культурный центр, ориентированный на молодежь, чтобы там можно было послушать стихи, посмотреть фильмы, посвященные Бродскому, может быть, здесь нужно устраивать выставки, литературные вечера, камерные концерты. Это должен быть живой центр, точка притяжения».

«На сегодняшний момент это бесконечно замкнутый круг, — Солодников едва ли не хватается за голову. — Я хожу из музея Ахматовой к дому Мурузи, от Мурузи — к Мильчику, от Мильчика — в Смольный. Михаил Исаевич — человек по-настоящему занятой и не очень хочет брать на себя ответственность за выбор подрядчика по разработке плана перепланировки. На полный план перепланировки денег может не хватить, а где их брать — пока неясно. Это же полный дурдом! А где гарантии, что городская власть с новым вице-губернатором захочет торопиться? Чтобы разделить квартиру в доме Мурузи, доме-памятнике, нужны бесконечные согласования, участие, желание, заинтересованность всех комитетов, межведомственных комиссий, районной администрации. Так что теперь мы ждем встречи с Василием Кичеджи и позиции нового вице-губернатора».

Нина Попова, рассуждая о религиозном отношении к музею и личности, вспоминает казус десятилетней давности. В 2003 году она запросила у музея истории Санкт-Петербурга для временной выставки в музее Ахматовой оригинальный письменный стол Иосифа Бродского, и посетительница выставки обнаружила, что стол — вовсе не тот самый стол Бродского, а ненастоящий. «Господь с вами — говорю, — воспроизводит Нина Васильевна диалог по ролям. — А она мне — посмотрите на фотографию. Подхожу и вижу: на фотографии интерьера Бродского — стол с львиными мордами. А у нас стол — без оных. И я понимаю, что хранитель музея истории города не посмотрел внимательно и двинул нам какой-то другой стол. И еще теперь я понимаю, что это Иосиф Александрович так смеется над нами. Через эту Нину Васильевну он не хочет допустить своего культа, которого он и боялся, почему и не вернулся в Петербург. Бродский всегда смеется над нами, когда мы впадаем в этот религиозный экстаз. А по-другому мы в России не можем, для нас музей — это всегда храм».