Умер Филип Зимбардо — психолог, который провел знаменитый «стэнфордский тюремный эксперимент» За что его критиковали? И как это исследование повлияло на наше отношение к военным преступлениям?

14 октября на 92-м году жизни умер Филип Зимбардо — психолог, который прославился так называемым «стэнфордским тюремным экспериментом». Этот эксперимент подвергся ожесточенной критике — как с точки зрения методологии, так и с точки зрения этики. Тем не менее выводы Зимбардо до сих пор оказывают большое влияние на дискуссию о персональной и коллективной ответственности — в том числе за войну в Украине и за те преступления, которые там совершаются. «Медуза» рассказывает, как был устроен эксперимент, за что его критиковали — и почему это не помешало Зимбардо стать по-настоящему влиятельным психологом.

В чем суть «стэнфордского тюремного эксперимента»

Эксперимент проходил в августе 1971 года. Зимбардо интересовало, как поведут себя обычные люди, оказавшись в роли тюремщиков и заключенных.

В подвале здания психологического факультета Стэнфордcкого университета Зимбардо оборудовал подобие тюрьмы: маленькие камеры с решетками, «карцер», комнату для охранников. По объявлению в университетской газете он набрал 24 добровольца из числа студентов. Из них 12 стали «заключенными»: их переодели в робы, присвоили номера и посадили в «тюрьму». Другие 12 — «охранниками»: их одели в форму и зеркальные очки, дали дубинки. «Охранники» должны были жесткими методами поддерживать дисциплину, при этом не причинять «заключенным» физического вреда.

Планировалось, что эксперимент продлится две недели. Уже на второй день несколько «заключенных» подняли бунт, но «охранники» его подавили. Зачинщиков поместили в «карцер», а тем, кто «провинился» меньше всех, немного улучшили условия содержания. «Охранники» стали подвергать «заключенных» унижениям (например, заставляли их имитировать половой акт) или, наоборот, поощрять в зависимости от их поведения.

К четвертому дню у троих «заключенных» случился нервный срыв, и Зимбардо их освободил. На пятый день пришли посетители — близкие «заключенных» и коллеги Зимбардо. Все они были крайне обеспокоены состоянием испытуемых и призвали Зимбардо прекратить эксперимент досрочно. Тот согласился. Вместо двух недель эксперимент продлился неполных шесть дней.

Как Зимбардо все это придумал 

«Стэнфордский тюремный эксперимент» был частью большого движения в философии и социальных науках, которое возникло после Второй мировой войны и старалось объяснить природу зла. Воплощением же абсолютного зла — с тех пор и по сей день — считается Гитлер. Так что Зимбардо и его коллеги искали ответ на вопрос, как стал возможен нацизм и как не допустить его повторения.

Психология тогда была наукой об индивиде, а на вопросы о поведении масс должна была отвечать социология. Но обе они оказались бессильны объяснить нацизм и холокост. А объяснение требовалось не только ученым, но также политикам и миллионам людей, которые чем больше узнавали о нацизме, тем больше недоумевали: «Как немцы могли ему поддаться? А могут ли поддаться чему-то подобному мои соседи? И как теперь с ними жить?»

Один из новых философских ответов на эти вопросы был таким: да, все могли бы поддаться чему-то подобному, потому что человеческая природа пластична и личность формируется средой. Эта идея была противоположна консервативному убеждению, согласно которому личность человека определяется его врожденными свойствами. Прогрессисты настаивали, что человек рождается «чистым листом», а его характер формируется в процессе воспитания и получения жизненного опыта. Это значит, что человечество можно отучить от всех пороков — надо лишь создать среду, которая не поощряет их развития. Но верно и обратное: можно создать такую среду, в которой все станут злодеями.

Примерно так объясняли нацизм Теодор Адорно в «Исследовании авторитарной личности» (1950) и Ханна Арендт в «Банальности зла» (1963). При всех различиях у этих авторов была общая тема: главное зло — это даже не Гитлер и не идейные эсэсовцы, а обыкновенные люди, которые творят ужасные вещи бездумно, просто потому, что им приказали или дали понять, что можно. 

Арендт нашла воплощение этой идеи в Адольфе Эйхмане, который при нацистском режиме курировал «окончательное решение еврейского вопроса». «Моссад» выследил его в Аргентине в 1960 году, похитил и привез в Израиль на суд. Перед публикой предстал не инфернальный злодей, а невзрачный бюрократ, который руководил систематическим истреблением миллионов людей не из ненависти и не из-за глубокой веры в нацистскую идеологию, а просто потому, что ему поручили работу — и он добросовестно ее выполнял.

В августе 1961 года, когда суд над Эйхманом был в разгаре, психолог Стэнли Милгрэм (по происхождению восточноевропейский еврей; многие его родственники погибли в холокост) начал в Йельском университете свой эксперимент, который стал столь же знаменит, как впоследствии эксперимент Зимбардо. Его интересовало, можно ли убедить обычного человека истязать другого. Оказалось, что можно, если рядом есть авторитетная фигура, которая уверяет, что все в порядке.

И еще один эксперимент на ту же тему. В 1967 году калифорнийский школьный учитель Рон Джонс рассказывал старшеклассникам о нацизме и холокосте — и те раз за разом задавали те самые вопросы: «Как могли немцы поддаться нацизму? Почему они просто не свергли Гитлера?» 

Джонс вместо ответа придумал движение «Третья волна» с лозунгами «Сила в дисциплине! Сила в единении! Сила в действии!», жестами наподобие нацистского приветствия и правилами поведения, включающими доносительство. За пять дней движение охватило значительную часть школы, и Джонс поспешил свернуть эксперимент.

«Стэнфордский тюремный эксперимент» 1971 года продолжил эту серию. И вновь подкрепил тот же фундаментальный вывод: поведение человека — и в первую очередь его способность творить зло — зависит не столько от его собственной личности, сколько от среды. Из любого человека можно сделать монстра — если не Гитлера, то по меньшей мере Эйхмана.

Чего Зимбардо хотел добиться

Прежде всего — тюремной реформы в США. Он стремился показать, что условия содержания заключенных не просто бесчеловечны — они программируют жестокость.

1971-й в США был годом тюремных бунтов и требований более гуманных условий содержания осужденных. Это же был год, когда президент Ричард Никсон объявил «войну наркотикам» — и тюремное население стало стремительно расти. 

Сравнение американских тюрем с нацистскими концлагерями было распространенным риторическим приемом. На фоне вьетнамской войны в американском левом движении получила популярность идея, что «теперь фашисты — это мы», то есть что главную угрозу прогрессу, справедливости и миру во всем мире теперь составляют империалистические США.

Чтобы привлечь внимание к своему эксперименту, Зимбардо даже пригласил в «тюрьму» телевизионщиков. Ему очень важно было не просто зафиксировать, но и донести до максимально широкой аудитории, что обычные люди, благополучные студенты престижного университета, под давлением обстоятельств быстро превращаются в забитых заключенных и садистов-тюремщиков. 

Зимбардо своего добился: он стал востребованным экспертом по теме негуманных условий в американских тюрьмах и тюремных бунтов, его даже приглашали на слушания в конгрессе о тюремной реформе. 

Что не так с экспериментом Зимбардо

«Стэнфордский тюремный эксперимент» — один из самых известных и самых критикуемых психологических экспериментов в мире.

Зимбардо охотно рассказывал о нем прессе в контексте политических дебатов о тюремной реформе задолго до того, как подготовил научную публикацию результатов. И поэтому к тому моменту, когда профессионалы выступили со своей критикой научной состоятельности эксперимента, общественное мнение уже сложилось.

Самое громкое имя среди критиков «стэнфордского эксперимента» — немецкий психоаналитик Эрих Фромм. Он указал, что Зимбардо, отбирая испытуемых, не проводил никаких личностных тестов, которые позволили бы определить склонность «заключенных» и «охранников» к насилию. Лишь треть «охранников» проявила особую жестокость. По мнению Фромма, результаты эксперимента прямо противоречили выводам Зимбардо: среда не превращает людей в садистов.

В 1975 году группа американских психологов проанализировала условия эксперимента и пришла к выводу, что его участники заранее знали, какие результаты Зимбардо надеялся получить. Свое поведение они подстраивали под ожидания экспериментатора.

Чтобы эксперимент был научным, он должен быть воспроизводимым, то есть другой ученый с другим оборудованием и другими испытуемыми должен иметь возможность его повторить — и получить близкий результат. В 1979-м австралийские психологи построили сразу три экспериментальных «тюрьмы». Они обнаружили, что в каждой из них между «заключенными» и «охранниками» сложились разные типы взаимоотношений. И ключевую роль в этом сыграли черты личности волонтеров, участвующих в исследовании, а также их политические установки. Впрочем, в чем-то их исследование подтвердило выводы Зимбардо: более гуманные правила содержания положительно сказались на взаимоотношениях участников эксперимента. 

В 2002-м году британские психологи также пытались повторить исследование Зимбардо — и пришли к выводу, что участники изначального «стэнфордского эксперимента», вероятнее всего, вели себя как актеры, которые выполняли указания режиссера.

Дальше всех пошел французский социолог Тибо Ле Тексье, который в начале 2010-х изучил архивные материалы «тюремного эксперимента». Он обнаружил, что Зимбардо и вовсе не был автором эксперимента — он позаимствовал идею у собственного студента. Во время первого инструктажа «охранников» Зимбардо и его ассистенты рассказали волонтерам о результатах, которых они бы хотели добиться. Но умолчали, что сами «охранники» станут объектами их наблюдений. 

На основе архивных материалов Ле Тексье доказал, что участники эксперимента не были по-настоящему погружены в атмосферу тюремного заключения. Из подвала факультета психологии они слышали все, что происходило за его пределами, а некоторые «заключенные» готовились к экзаменам. 

Ле Тексье также обнаружил, что сбор данных Зимбардо был выборочным и неполным. А предварительные итоги «тюремного эксперимента» ученый вообще написал заранее — в соответствии со своими политическими, а не научными целями. Ле Тексье выяснил, что многие участники эксперимента Зимбардо действительно полагали, что вносят свой вклад в будущую тюремную реформу и улучшение содержания заключенных.

Более того, французский социолог обнаружил, что сам Зимбардо заинтересовался тюрьмами и условиями содержания заключенных только за три месяца до начала эксперимента. До августа 1971 года психолог никогда не посещал ни одного исправительного учреждения и не читал социологических исследований тюрем. Свою «тюрьму» он строил скорее по модели концлагеря, чем реальной американской тюрьмы того времени.

Что все это значит сегодня

Выводы Адорно, Арендт, Милгрэма, Джонса, Зимбардо и других послевоенных авторов до сих пор служат аргументами в спорах о персональной и коллективной ответственности за самые страшные и масштабные преступления.

Как стали возможны геноцид в Руанде, Сребреница, Буча, 7 октября в Израиле? Что нужно было сделать с людьми, чтобы они оказались на такое способны? Теория «банальности зла» дает простой ответ: не так уж и много. Достаточно дать им понять, что «теперь так принято», — а остальное сделает естественный конформизм.

На этот готовый ответ есть и готовые возражения. Эксперименты Милгрэма и Зимбардо не воспроизводимы, а их результаты были подогнаны под заранее определенные выводы. Теории Адорно и Арендт были основаны на крайне скудных данных, к тому же интерпретированных крайне тенденциозно. Вообще говоря, все эти авторы реагировали на реалии и вызовы 1950-х, 1960-х и 1970-х и формулировали не столько научные позиции, сколько политические. Приводить их в качестве доводов в современных спорах значит вырывать их из контекста.

Кроме того, если мы согласны, что люди превращаются в военных преступников под воздействием среды и обстоятельств, то не снимаем ли мы с них ответственность за их деяния? Мол, он пошел убивать и насиловать, потому что его «среда заела» — и теперь, получается, надо его понять и простить? 

Весь этот спор — не психологический и не социологический, а морально-философский. Разрешить его при помощи каких бы то ни было экспериментов в принципе невозможно.