Хан Ган — первая корейская писательница, получившая Нобелевскую премию по литературе Она пишет по-настоящему увлекательные и при этом глубокие романы о кризисе патриархальной семьи и исторической памяти. Некоторые переведены на русский!
Хан Ган — первая корейская писательница, получившая Нобелевскую премию по литературе Она пишет по-настоящему увлекательные и при этом глубокие романы о кризисе патриархальной семьи и исторической памяти. Некоторые переведены на русский!
Сегодня Нобелевский комитет объявил лауреата премии по литературе за 2024 год. Ее присудили южнокорейской писательнице Хан Ган — «за насыщенную поэтическую прозу, которая противостоит историческим травмам и раскрывает хрупкость человеческой жизни». Хан Ган — 18-я женщина, которая получает эту награду, а также первая женщина из Азии и первая писательница из Южной Кореи. «Медуза» рассказывает, чем она известна — и какие ее книги можно прочитать в русском переводе (спойлер: их всего две, но это одни из важнейших ее текстов).
Для начала хорошая новость: два важных текста Хан Ган — «Вегетарианка» и «Человеческие поступки» — изданы на русском языке, причем не профильным издательством восточной литературы «Гиперион», а массовым «АСТ», в прекрасных переводах Ли Сан Юн, исследовательницы современной женской литературы Южной Кореи, умершей в 2023 году.
«Вегетарианка» получила Международную Букеровскую премию в 2016 году (Хан Ган принимала ее вместе со своей переводчицей Деборой Смит). Во многом это было признанием ценности тем, которые затрагивает роман. Героиню, живущую обычной жизнью, начинают преследовать кошмары. Она отказывается от мяса, и этот ее поступок вдруг обретает масштаб личной революции — а значит, и трагедии.
Дополнительный интерес придает тонкая повествовательная техника: рассказ ведется от лица мужа, зятя и сестры героини, причем в разных грамматических временах, что только усиливает впечатление. Разумеется, «Вегетарианка» — горькая метафора объективации женщин и аллегория властных отношений, но не только. Роман еще и о неизбывной исторической травме, подсознательном желании бунта, о том, как женщина обретает саму себя. В книге есть и красивый экологический месседж: героиня мечтает стать растением. За последние восемь лет все эти проблемы не перестали быть актуальными.
Книгу «Человеческие поступки» отметили престижной Дублинской литературной премией в 2018 году. В центре сюжета — студенческие волнения в родном для писательницы городе Кванджу в 1980 году: они были жестоко подавлены, в результате погибло до двух тысяч человек. Впрочем, Хан Ган почти не описывает их напрямую — она рассказывает о последствиях: через несколько дней после восстания подросток ищет тело убитого друга и в итоге погибает сам, а спустя десятки лет его мать пытается по крупицам восстановить события. Кроме двух этих героев, в тексте есть еще несколько важных голосов, ведущих повествование, — они в чем-то напоминают хор греческой трагедии.
Проблема исторической памяти, с которой работает Хан Ган, здесь решается по-особому: важна история каждой жертвы — никакой объективной картины трагедии быть не может.
Дебора Смит, переводившая Хан Ган на английский, писала, что «Человеческие поступки» противостоят «великим нарративам» и «целенаправленной» истории, согласно которой прошлое нужно обработать и передать так, чтобы мы все могли спокойно двигаться вперед. Смит отмечает, что писательница отказывается от хронологической последовательности: хотя действие каждой главы разворачивается через несколько лет после событий предыдущей, фрагменты остаются изолированными друг от друга — что помогает читателю воспринимать героев как отдельных субъектов со своей оптикой.
Хан Ган родилась в 1970 году в семье писателя Хан Сын Вона, который позже, в 1980–1990-х, стал очень популярен в Южной Корее. Она начинала как поэт, но быстро перешла к рассказам и романам, а всего выпустила в свет 18 книг. Ее работы переведены на английский, немецкий, французский и другие языки. Хан Ган пишет о темах, которых в современной корейской литературе предпочтут лишний раз не касаться. Из ее книг можно сделать, например, такие выводы: экономический подъем в Южной Корее привел к кризису семьи; демократические институты далеко не так устойчивы, как кажется; наконец, в этом обществе еще не произошло освобождения женщины от традиционных, весьма жестких гендерных ролей.
Впрочем, никакой особой корейской «экзотики» в текстах Хан Ган не найти — что верно для многих других писателей из этой страны: Южная Корея уже стала частью глобального мира и ее проблемы знакомы читателям с самым разным бэкграундом.
К теме прошлого, о котором так трудно рассказывать, Хан Ган вернулась и в одном из последних своих романов «Уроки греческого», который получил еще одну престижную премию — Медичи. Потеряв таинственным образом способность говорить, героиня начинает учить древнегреческий язык, надеясь обрести в нем исцеление. Кажется, что эта немота — как и навязчивые сны героини «Вегетарианки» — вызвана глубокой исторической травмой, о которой все долго молчали. И в этом смысле обращение к древнегреческому — языку первого историка Геродота — выглядит неслучайным: две культуры, корейская и греческая, оказываются способны помочь друг другу.
Хан Ган волнует реакция общества на перемены. Всегда есть силы, которые боятся нового и борются с ним: они проявляют себя в семье, в нарративах об исторических событиях, в политическом дискурсе.
Обо всем этом писательница рассказывает легко и увлекательно: ее тексты интересно читать, они коммерчески успешны (только в России суммарный тираж ее романов превысил 15 тысяч копий). Пожалуй, самый сильный повествовательный прием Хан Ган — когда она переключается между разными персонажами и разными точками зрения. Видимо, она убеждена, что только так и можно писать о прошлом — без претензии на какой бы то ни было «объективирующий» дискурс.
Примечательно, что писательница в своем творчестве почти не касается главной (с западной точки зрения) современной корейской темы: трагического разделения народа на две страны. Зная Хан Ган, трудно представить, что она могла бы писать об этом, не пытаясь взглянуть на конфликт и глазами северных корейцев тоже, — а такой подход южнокорейские читатели вряд ли приняли бы.
«Медуза»