В октябре в издательстве «Медузы» вышел роман «Наше сердце бьётся за всех» Константина Зарубина («Повести л-ских писателей»). Действие книги разворачивается в конце 2020-х годов в Северной Европе, куда не прекращается поток беженцев из России, охваченной гражданской войной (в этой реальности Россия не вторгалась в Украину в 2022-м).

В числе этих беженцев — бывший руководитель Инфоба, московской «фабрики пропаганды», мать-одиночка, чей отец погиб по вине инфобовцев, и Даниил Свечин — молодой талантливый художник и создатель пропагандистских дипфейк-видео. О нем — этот отрывок.

Купить книгу «Наше сердце бьётся за всех» Константина Зарубина можно здесь.

17 ИЮНЯ, 11:00–14:30

Töjnan, Sollentuna. Район с низким процентом российских беженцев

Их бывшего начальника, Писателя, который сбежал из Москвы на пять месяцев раньше, убили дрелью на батарейках. Двадцать восемь дырок. Большинство в таких местах, где не сразу насмерть. Судя по характеру отверстий, он был жив почти до самого конца, дёргался туда-сюда, пока висок не пробуравили насквозь. Дрель там же и бросили — рядом с головой. 

Кровищи, само собой, набрызгало достаточно. Хватило на два ряда жирных букв поперёк щита с полезной информацией. Тело же в лесопарке нашли — на краю городка, название которого постоянно вылетало у Свечина из головы. Какая-то местная пара пожилая гуляла рано утром с собакой. Собака полезла в кусты, загавкала. Хозяева сначала подумали, что она лягушку там засекла или ежа. А потом увидели эти багряные русские буквы на информационном щите. Вызвали полицию.

Расстояние от щита до трупа составляло около шестнадцати метров. Так сказали в новостях. Щит показали во всех подробностях. Гнутый жестяной козырёк, название лесопарка, кривые кольца тропинок с условными обозначениями. Краткие сведения о флоре, фауне, геологии. Установлен лет двадцать назад, не меньше, — картинки уже выцвели, текст местами еле читается. Поблекшему изображению барсука (видного представителя местной фауны) кто-то подрисовал ручкой шлем Дарта Вейдера. Шлем тоже успел выцвести.

Свежая кровяная кириллица зато читалась даже на мелких снимках в телефонной ленте:

ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ

ОТВАЖНЫМ

БОЙЦАМ ИНФОБА

Судя по следам вокруг трупа, передавателей горячего привета было как минимум двое. Чтобы донести кровь до щита, они её сцедили в стеклянную баночку из-под маринованной селёдки (баночка нашлась в траве). Буквы вывели ровненько, кисточкой. Как будто не торопились никуда.

Всё это произвело на Свечина тяжелейшее впечатление. Особенно потяжелело от сообщения, что почти сорок минут не работали камеры безопасности. Не только в окрестностях лесопарка, а вообще по всему городку. Кто-то хакнул национальную сеть, убедил её, что в локальном кластере страшный баг, и она автоматом вырубила весь кластер для перестраховки. Семьдесят два квадратных километра.

Откуда залезли в центральный сервер — установить не удалось. Сам факт атаки — и тот вычислили задним числом, когда уже камеры включили обратно.

Ответственность за убийство на себя никто не взял. Все леворадикалы, вся антифа публично отмежевалась, выразила безоговорочное осуждение. Местные нацики тоже открестились на всякий случай. Хотя их и не подозревал никто. На фига нацикам убивать русских? В «Новом нордическом сопротивлении» уже 15% боевиков русские — Свечин читал на днях бегущую строку в метро. Очень был горд, что все слова понял: «По данным Полиции безопасности, праворадикальные круги активно вербуют сторонников среди русских беженцев». Нацики вообще русских любят.

Годной человеческой ДНК на месте убийства тоже не наскребли. В первый день прошло сообщение, что — эврика! — есть неопознанная ДНК на одежде убитого. Но потом оказалось: собачья. Помесь бассета с водолазом.

В общем, главной уликой так и осталась кровяная надпись на щите с поблекшими тропинками и барсуками:

ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ

ОТВАЖНЫМ

БОЙЦАМ ИНФОБА

Свечин, когда увидел эти слова в новостях, первым делом обосрался от страха. В буквальном смысле. Рванул в туалет и долго, мучительно сидел на унитазе. Под конец ему стало казаться, что сейчас наружу полезут кишки и другие внутренние органы. Но встать всё равно не мог — не отпускало.

Ему даже в России никогда не было так страшно. В России трындец подступал шажочками, оставляя время для психологической адаптации. По крайней мере в его — свечинской — непыльной жизни.

Вторым делом надо было раздолбать оба телефона и компьютер. Как можно быстрей раздолбать — пока не пересилила жадность и жалость, пока не убаюкал себя, что как-нибудь обойдётся. После сортира Свечин метнулся на кухню, пододвинул к стене стул, залез на него, достал из шкафчика под потолком картонную коробку с инструментами. В коробке нашёлся увесистый молоточек с длинной ручкой. Ручка была покрыта резиной — податливой, шелковистой на ощупь. Так и тянуло стиснуть, замахнуться и расхерачить что-нибудь.

Вернувшись в комнату, Свечин около пятнадцати минут удовлетворял это желание. Первым делом расчистил стол для расправы. Чтобы не сильно гремело, подстелил грязную простыню, сложенную вчетверо. Начал с телефонов. Древний айфон, купленный в лагере беженцев под Резекне в первые дни после перехода московской границы, долго не поддавался. Потому что Свечин слишком бережно долбил. Воображал, что неведомые соседи услышат грохот и всё просекут и пошлют условный сигнал тем, которые с дрелью.

Потом он бросил воображать глупости. Разошёлся. Другой телефон (новёхонький, прозрачный, купленный уже здесь) брызнул осколками со второго удара. Над ноутом, правда, всё равно пришлось потеть — ноут был военного образца, в недетском панцире типа хрен разобьёшь. Свечину его выдали в Инфобе, когда под Москвой бои начались. Но кто хочет, тот добьёт. А Свечин очень-очень хотел. Размолотил содержимое панциря в кашу.

Кашу вытряхнул на простыню, к останкам телефонов. Скатал простыню в комок, засунул в пакет из алкогольного магазина. Сел на пол в углу комнаты. Спиной к стене, подальше от окна, за диваном. При этом не старался осознанно сесть именно туда. Как-то так само собой вышло.

Медные стрелки на декоративных часах без циферблата показывали нечто вроде начала второго. Свечин раньше не задумывался, ходят эти часы вообще или нет. Теперь прислушался: тикают. Вспомнил: на старом айфоне, когда он прощально глянул на экран, сжимая потной клешнёй молоток, было 12:53.

Значит, и правда начало второго. Ну, всё правильно. Щит с надписью всплыл в новостях после полудня, а первое сообщение об убийстве ему скинули в начале одиннадцатого. Он сидел, обделывал какую-то фемактивистку для заказчика из Пиндосии. Pисовал этой активистке Геноцыд Мушшын и брызги слюны изо рта, когда прилетела ссылка на Евроньюз от Макара: «видел какую у вас перфорацию писателю сделали?» Эта ссылка вырубила Свечина из трудовой деятельности.

Медная стрелка ещё раз легонько дёрнулась вниз. То есть прошла минута. То есть он целую минуту не моргая смотрел на часы без циферблата. Кроме страха, в груди теснилась удушливая пустота, про которую однажды, а именно за четыре года до рождения Свечина, спела группа «АукцЫон» («Ещё не поздно, день уже прожит»). Свечин никогда не слышал эту песню, он вообще не слушал музыку на русском, не говоря уже о золотом фонде говнорока. Он даже книжек на русском не читал со школы, и теперь ему сильно не хватало слов, чтобы описать собственные эмоции.

— Фаааак, — прошептал он. — Факин фак.

Надо было переместиться в физическом пространстве, немедленно и подальше, но Свечин не представлял куда. Пространство было европейское, нашпигованное камерами и сканерами, пропитанное законопослушием. Выйдешь из дома — снимут на видео. Зайдёшь в метро, сядешь в такси — отсканят, схоронят в какой-нибудь государственной базе, которую школьник любой хакнет как не фиг делать. В гостиницы даже смысла нет соваться. Никто не зачекинит русского беженца под фейковым именем. Никто видео с ресепшена не затрёт. Ни за какой пакет крипты.

Мысль о деньгах вывела Свечина из транса. Он вскочил на ноги, схватил с дивана рюкзак, заметался по квартире, сгребая во все отделения рюкзака предметы первой необходимости. Уходить надо было в любом случае. Куда — придумаем по дороге.

Думать по дороге и правда пришлось много. Даже больше, чем он опасался. Свечин не помнил, когда последний раз передвигался по улице без телефона. Вернее, помнил: в детстве, с мамой. Но тогда за него думала мама, она всегда знала без интернета, как добраться в любое место, на каком перекрёстке свернуть, в какую маршрутку сесть у какого метро. А в конце нулевых, когда Свечин стал ездить по городу один, у него уже точно был какой-то интернет вполне юзабельный, в его первой и последней нокии (6121 — правильно же?).

Даже в прошлом году, после июньских зачисток, когда на юго-западе Москвы шли натуральные бои, сеть в городе не легла ни разу. Можно было стримить что угодно прямо под обстрелом. Свечин сам под обстрелами не жил, им в Инфобе давали квартиры в Центральном округе, брошенные хозяевами, слинявшими в Европу. Но один раз он попёрся на день рожденья к Миру Гилязову в Ясенево. (Инфобовская сводка для внутреннего пользования обещала, что «ближе Щербинки» больше не стреляют.) Там жахнули гранатой по соседнему дому прямо в разгар застолья. Откуда-то сразу понаехали бэтээры, автоматы затрещали, по двору забегали худосочные пацаны в камуфляже. День рожденья переехал в подвал заодно со всем подъездом. Страха особого, кстати, не было — местные уже привыкли, шутили, заражали своим чёрным юмором. Бутылка вискаря опять же ходила по рукам. А рядом со Свечиным, на табуретке у подвальной стены, девочка лет десяти из Миркиного подъезда смотрела корейский сериал про любовь и космос. Болтала ногой под саундтрек, сочившийся из наушников. Пока Свечин подглядывал ей в телефон, вспомнилось: в детстве его поразил телерепортаж из какой-то Сомали или Конго. Там тоже была перманентная война, и ни фига вообще не работало, кроме мобильной связи. Всё общество держалось на мобильной связи. Она работала бесперебойно.

Поэтому Свечину не приходило в голову, что он может оказаться на улице без телефона. Тем более здесь. Где никакой войны не было.

Без телефона Свечин даже не был уверен, в какой стороне центр города. Или хотя бы станция электрички. Решил дождаться автобуса — не чтобы в него сесть (без телефона с приложением всё равно не сядешь), а просто посмотреть, в каком направлении тот поедет. Автобус же точно шёл до станции. Свечин ездил на нём раза два или три в самом начале, пока боялся, что новых заказов будет мало и деньги придётся экономить. Типа, такси не брать, в кафе не ходить, еду покупать в магазине. И, главное, жить на самой окраине, в этом спальном Ебенятово среди кустов и сосен. 

Автобус пришёл через двенадцать минут. Он выпустил из средней двери стайку темнокожих девочек-подростков, матерившихся по-русски, и свернул направо, на Ryavägen. Свечин двинулся туда же. Когда дошёл до остановки на Trollvägen, уверовал, что идёт в правильную сторону. Зашагал целеустремлённей, расстегнул ветровку, чтоб не спариться. День был серый, прохладный, но лето как-никак.

Дошагав до станции, уже на платформе, Свечин испытал прилив незнакомого чувства. Его обрадовало присутствие солдат. На платформе их было двое: высокая девушка с ближневосточным лицом и веснушчатый парень — ростом поменьше, но тоже крепкий, тоже кровь с молоком. У девушки из-под шлема, на краю лба, свисала витая прядка чёрных волос. Парень ласково улыбался чему-то своему, похлопывая ладонью зелёный Ak5.

Короткоствольная модель для уличного боя. Свечин знал этот автомат как родной. Они в Инфобе однажды делали эпичную партию дипфейка про Джыхадистов. Там в одном эпизоде Бородатые поубивали всех скандинавских солдат, забрали всё оружие и установили Ысламский Калифат в Пылающих Пригородах от Лаппеенранты до Бергена. И Свечин ради Правды Жызни вооружил воинов Джыхада этим самым Ak5 в трёх конфигурациях. Потому что Свечин страдал перфекционизмом. Вот Макар бы, например, не парился. Макар бы нарисовал Бородатым калаши. Или тавор израильский, в лучшем случае. И никто б и ухом не повёл (уж точно не их начальник Писатель и не целевые фейкофаги). Но Свечин халтурить не мог. Он гордился своим вниманием к деталям. Целую ночь тогда сидел, изучал стрелковое оружие Северных Стран. Выбирал, что посексуальней. Чтобы целевой фейкофаг с ходу видел: это в Гейропе дело происходит. Гейропе Трындец.

Солдаты приблизились. Девушка в пятнистой форме что-то сказала. Она обращалась к нему. Свечин так залюбовался вооружённой силой, которая (теперь-то он догадывался) берегла его от людей с дрелью, что не сразу это понял.

— … Sir? — повторила девушка. — Daniel Svechin? — Она произнесла его имя на английский манер («Дэньел»), а вместо «Свечин» выговорила «Свешин». — Sir, do you understand English?

Свечин открыл рот. Солдаты ждали ответа в трёх шагах от него. Парень больше не улыбался; теперь на его конопатом лике застыло типовое солдатское выражение без выражения. Девушка глядела Свечину в лоб. Сосредоточенно, будто у него там показывали важные новости.

Линзы, сообразил Свечин. У неё на линзах, наверно, вся его новейшая биография с иллюстрациями.

— …Yes. Yes, I do, — ответил Свечин чужим, писклявым голосом.

Девушка ещё несколько секунд изучала его лоб. Потом заглянула ему прямо в душу — через глаза.

— You are a citizen of the Republic of Estonia, — сказала она. То ли с удивлением, то ли Свечину померещилось. Он сам поражался до сих пор, что у него есть эстонское гражданство. Свечин был в Эстонии один раз в жизни — проездом. Даже паспорт свой бордовый с надписью EUROOPA LIIT EESTI и тремя львами получал в Москве, ещё до войны. Дед Свечина по матери родился в Печорском районе в 1939 году. Все прямые потомки деда были потенциальными гражданами Эстонии по факту появления на свет.

— Yes! Yes, I am! — Рука Свечина полезла во внутренний карман ветровки. Как будто кого-то здесь интересовали бумажные документы.

Спустя мгновение Свечин узнал, как в реальной жизни щёлкает предохранитель Ak5 и как выглядит дуло, направленное ему в голову.

— Your hands, sir! — рявкнул конопатый парень, вскинувший свой автомат. — Spread your arms! Spread your arms, sir!

Свечин раскинул руки. Раскинуть их было нетрудно. Труднее держать на весу. Он вспомнил, как рисовал в Инфобе девочку, распятую Фошыстами (украинскими? польскими? белорусскими? исламо-? — забыл начисто) на дверях какой-то Поруганной Русcкой Церкви. У той девочки проблем с руками не было — Свечин прибил их гвоздями-двухсотками в запястья, как положено. По-древнеримски. Его собственные, ненарисованные руки без гвоздей тряслись и тянулись к земле, как будто в них разом усохла половина мышц. А в штанах, наоборот, помокрело. Свечин почувствовал, как лицо раскаляется от стыда. К счастью, он не обоссался по-настоящему, максимум несколько капель насочилось в трусы, но и этого могло хватить на мокрое пятно. Он боялся опустить глаза, проверить. Вместо этого покосился влево-вправо. За минувшие секунды платформа вокруг сильно обезлюдела. Только у противоположного края, на пределе его зрения, синеволосый подросток неясного пола снимал/а происходящее на телефон.

Девушка в пятнистой форме подступила вплотную к Свечину. Не торопясь, обшмонала все части его тела, включая пах. Выпрямилась, отступила обратно. Разрешила Свечину опустить руки. Своему напарнику бросила что-то непонятное, певучее. Тот усмехнулся. Опустил автомат.

— You are a citizen of the Republic of Estonia, — повторила девушка.

Когда она говорила это первый раз, полторы минуты назад, Свечин принял её интонацию и выражение лица за удивление. Лишь теперь до него дошло, как их надо толковать на самом деле. На самом деле они означали: «Ты говно из Москвы. Но ты гражданин Эстонии. К сожалению, я обязана о тебе заботиться».

— Sir, your life is in immediate danger, — сообщила девушка, понизив голос. — I advise that you contact the Estonian embassy as soon as possible.

Свечин закивал. Да-да, он в курсе, что его жизнь в опасности. Он в курсе, что на него могут охотиться. Да, он прямо вот как раз и едет в эстонское посольство. Нет-нет, спасибо, он знает, где оно находится. Конечно, он знает. Большое спасибо. Спасибо за предупреждение. Он очень признателен. Спасибо. До свиданья. Хорошего дня. Хорошего лета.

Солдаты не спеша обогнули его. Девушка слева, парень справа. Свечин начал было оборачиваться им вслед (зачем?), потом крутанулся обратно (на фига так резко?), схватил нижние края ветровки, задёрнул молнию по самую шею. Он так и не решился посмотреть, есть ли на штанах влажное пятно. Ветровка была достаточно длинная, ниже паха. Всё закрывала, так или иначе.

На людей он, пока добирался до центра, тоже старался не смотреть. Разве что ещё на платформе, когда покупал билет в автомате, опять наткнулся взглядом на бесполого подростка с синими волосами. Подросток заметил его взгляд и кисловато улыбнулся в ответ. Он/а что-то выстукивал/а на экране телефона — очень быстро, четырьмя порхающими пальцами одной руки. Вероятно, писал/а пояснение к трансляции, которую только что запостил/а.