Украина приняла новый закон о мобилизации. Как это может помочь ей на фронте? И чем ответит Россия? Интервью военного эксперта Юрия Федорова
В середине апреля депутаты парламента Украины одобрили в окончательном чтении новый закон о мобилизации (подробно о нем «Медуза» рассказывала здесь). В ВСУ ожидают, что новый закон поможет повысить число украинских военных и усилит позиции страны на фронте. «Медуза» спросила военного эксперта Юрия Федорова, стоит ли ждать очередного украинского контрнаступления и ответит ли Россия второй мобилизацией.
— В Украине ужесточаются правила мобилизации. По словам представителей ВСУ, это должно привести к увеличению числа мобилизованных и добровольцев. На ваш взгляд, это сработает?
— Да, конечно — если те правила, которые установлены новым законом, будут соблюдаться. Тут есть два момента. Первый — снижение призывного возраста для мобилизации с 27 до 25 лет. Это уже само по себе расширяет пул возможных мобилизованных. Второй — вводятся правила, которые упорядочивают процесс мобилизации. Например, все мужчины, за исключением тех, кто по закону имеет право на отсрочку, обязаны всегда иметь при себе военный билет. Его отсутствие при любой проверке документов [на улице] может обернуться крупными неприятностями.
Проблемы могут возникнуть и у той части мужского населения Украины, которая находится за пределами страны, потому что без военного билета они лишаются права на обслуживание в консульских учреждениях, в том числе на получение нового паспорта и других документов, которые там делают.
Еще есть положение, которое упорядочивает работу территориальных центров комплектации, что также должно навести порядок. Это снимет серьезное раздражение у той части населения Украины, которая вроде бы не уклоняется и не стремится куда-то сбежать, но которую возмущает неразбериха, хаос и все, что характерно для работы военкоматов в силу головотяпства и отсутствия каких-то нормативных требований и правил для этой работы.
— Не могли бы вы привести пример, о какой неразберихе идет речь?
— Эти примеры хорошо известны — например, когда работники военкоматов хватают людей на улицах. Почему это происходит? Потому что большое количество граждан, потенциально подлежащих мобилизации, просто не находятся в поле зрения военкоматов: они нигде не зарегистрированы. Это характерно для любого [государства] бывшего Советского Союза, да и в Союзе человек тоже далеко не всегда жил в том месте, где он был прописан и где теоретически зарегистрирован в военкомате.
Теперь в течение 60 дней [с момента вступления закона в силу] все военнообязанные должны зарегистрироваться по фактическому месту жительства, сообщить все свои данные, [проинформировать государство] как с ними можно связываться, как их можно разыскать. Такое наведение элементарного порядка теоретически должно предотвратить действия сотрудников военкоматов, раздражающие людей.
Есть и другие проблемы. Не знаю, решены ли они в этом законе. Это проблемы с добровольцами. Человек может захотеть быть добровольцем, но по каким-то своим причинам хотеть либо пойти в те войска, которые кажутся ему наиболее привлекательными, либо попасть в ту часть или бригаду, которые ему больше нравятся. А его могут направить куда угодно [без учета его пожеланий] — это тоже раздражающий фактор, и он должен быть учтен.
В этом законе был очень остро обсуждавшийся пункт, связанный с демобилизацией по истечении 36-месячного срока военной службы. Но если бы он был утвержден, значительную часть личного состава ВСУ нужно было уже в течение этого года отправить домой. В нынешней ситуации ВСУ себе этого, видимо, позволить не могут. И, естественно, это тоже раздражает людей.
— О каком приросте численного состава ВСУ в рамках мобилизации может идти речь?
— Данные, которые появляются в серьезных западных аналитических материалах, совершенно не соответствуют тем цифрам, которые часто мелькают в прессе для широкого использования. Необходимо призвать на военную службу порядка 200–300 тысяч человек, тогда это может стабилизировать фронт. Если, разумеется, они будут вооружены — это второй момент, его мы сейчас не обсуждаем.
— А какое на текущий момент соотношение численного состава ВСУ и российской армии именно в зоне боевых действий?
— Сейчас у россиян очень серьезное преимущество [в численности личного состава] — раза в 2–2,5, как я понимаю. Это непосредственно в зоне боев. Я могу привести только цифры, которые фигурируют в серьезных аналитических разработках [экспертов] Запада. В сухопутных и десантно-штурмовых войсках Украины плюс в морской пехоте насчитывается от 200 до 350 тысяч [человек], это наиболее серьезная оценка. Разброс колоссальный, почти в два раза. Значит, [точных данных] никто не знает, даже те люди, которые, как я понимаю, получают какую-то информацию из западных правительственных органов.
А что касается российских войск на территории Украины, это цифры известные. Это 470 тысяч [человек]. Сложно сказать, где какие части ВСУ находятся — они должны быть распределены по периметру границы, но основная часть, конечно, находится в зоне боев. Превосходство [российских военных] как минимум в два раза. Плюс превосходство по остальным параметрам: по бронетехнике, артиллерии и так далее.
— Получается, основная цель мобилизации в Украине сейчас — это набрать людей для уравнивания сил?
— Для нейтрализации российского превосходства, я бы так сказал.
— Есть ли понимание, на каких именно участках ВСУ сейчас не хватает людей? Куда с высокой долей вероятности будут поступать новые мобилизованные, какие задачи на фронте они должны будут решать?
— Если бы я работал в Генштабе ВСУ, я бы резко усилил свои возможности на направлении Запорожья — Токмак, Орехов и так далее. Это очень уязвимое место. Второе — нужно усиливать оборону в агломерации Краматорск — Славянск, потому что, видимо, рано или поздно россияне выйдут к ней. Чтобы не допустить полной оккупации Донецкой области, нужно усиливать ее оборону. Туда, видимо, имеет смысл направлять [мобилизованных], усиливать действующие там части.
— Мы видим, что сейчас Россия начинает вести более успешные операции и продвигаться уже не на условные сотни метров, а на километры, но при этом она теряет много техники. Реально ли, на ваш взгляд, остановить российское наступление с помощью мобилизованных?
— Необходимость сорвать наступление российских войск, конечно, есть, но для этого нужно максимально сосредоточиться на тех территориях, которые реально можно защищать, а не на тех, которые сейчас существуют де-факто. Если ставится задача оборонять весь периметр — я считаю, это может плохо кончиться. А если смотреть профессионально, то нужно исходить из соображений так называемого стратегического отступления — это означает отход войск на те рубежи, которые гораздо проще защищать.
— И за это время, соответственно, дооснаститься, набрать необходимое количество людей, чтобы потом можно было переходить в контрнаступление?
— Совершенно верно.
— Тем не менее можно ли ожидать новые попытки контрнаступления уже этим летом?
— Разговоры о контрнаступлении время от времени идут в украинских правящих кругах. Но если в этом году ВСУ бросит [войска] в контрнаступление, это будет катастрофой для Украины. Это будет огромной ошибкой и плохо кончится — и с точки зрения человеческих потерь, и с многих других.
— Тем временем Владимир Зеленский заявил, что 1 июня в России может начаться вторая волна мобилизации. Видите ли вы необходимость в подобном решении именно с точки зрения интересов Министерства обороны РФ?
— Если верить тому, что пишут более или менее осведомленные российские Z-каналы, то в Министерстве обороны — и прежде всего [его глава Сергей] Шойгу — настаивают на массовой мобилизации, которая по своим масштабам напоминала бы то, что было осенью 2022 года. Какое решение примет Путин — один бог знает.
Мобилизовать в России можно сколько угодно: можно 200 тысяч, можно 300, можно миллион. Вопрос в том, что для того, чтобы превратить эту толпу в боеспособные части, нужен командный состав. Если вы мобилизуете 200 тысяч, вам нужен командный состав из 20 тысяч офицеров — один к десяти, стандартное соотношение. Взять их неоткуда, сейчас офицеров не хватает и на фронте.
И, как пишут, опять же, эти российские телеграм-каналы — об этом уже даже не только в Украине, но и в России говорят, — рядовых и сержантов обучают два-три месяца, навешивают им погоны и отправляют командовать взводами, ротами. Но, вообще говоря, для подготовки лейтенанта нужно провести четыре года в училище. Ну ладно, три, если убрать историю отечества, иностранные языки и так далее. Три месяца вместо трех лет — это деградация офицерского корпуса. И это, естественно, вызывает большую озабоченность в военной среде среди людей, которые [в этом что-то] понимают.
Второе — чем они будут воевать? Если вы мобилизуете 200 тысяч, это, грубо говоря, 40 мотострелковых бригад. Значит, вам нужно иметь 1,2 тысячи [еще не задействованных на фронте] танков — в одной мотострелковой бригаде 30 танков. А российская промышленность способна восполнять технику только для тех бригад, что уже находятся на фронте. Соответственно, мобилизовать [людей в России], конечно, можно, но толку от этого будет мало.
Подкаст «Медузы» о перспективах новой мобилизации в России
— Имеет ли значение, — это касается и России, и Украины, — кого именно мобилизовывать? Или сейчас стоит задача набрать хоть кого-то?
— Желательно, конечно, мобилизовать людей сравнительно молодых — точнее, не мобилизовывать 50-летних. Ну и относительно здоровых — иначе толку от них будет немного. В Украине средний возраст мобилизованных — где-то за 40 лет, это известно. В России при массовой мобилизации брали тех, кто попадется и кто по глупости пойдет в военкомат.
— Видите ли вы какие-то сигналы того, что, несмотря на все эти сложности, в России тем не менее готовятся провести мобилизацию?
— Индикаторы есть: не хватает солдат. Где-то там на юге, в Краснодарском крае, уже готовы платить по миллиону за подписанный добровольческий контракт. Набирают каких-то людей из Индии, из Непала. Толку от них, правда, нет никакого. Значит, людей не хватает.
Если, опять же, учитывать то, о чем пишут аналитические центры Запада, для восполнения потерь в России [скрыто] мобилизуют или призывают примерно 30 тысяч человек в месяц. Это возможно просто потому, что эти люди распределяются по всем действующим, уже существующим частям. Соответственно, там не нужно много дополнительных командиров, командного состава, техники и так далее. Это поддержание армии примерно на нынешнем уровне.
— Получается, если в случае с Украиной основная задача мобилизации — нивелировать численное преимущества российской армии, то России сейчас нужно в первую очередь восполнять те потери, которые постоянно происходят на фронте?
— Да, но многие — на мой взгляд, бессмысленно — говорят о возможности наступления на Харьков. Для этого требуется примерно 250–300 тысяч новых военных, это возможно только в результате массовой мобилизации, которая наталкивается на те проблемы, которые я назвал.
Подкаст «Медузы» о ситуации под Харьковом
— Может ли Россия решать задачи и с восполнением личного состава, и с гипотетическим наступлением на Харьков, обойдясь без мобилизации в классическом виде? То есть например, продолжив проводить скрытую мобилизацию с привлечением людей на контракт за относительно большие для российских регионов деньги?
— Наступление на Харьков — нет. Поддерживать примерно ту численность войск, которая сейчас есть — да, это возможно при помощи контрактников либо кого-то, кого в небольших количествах мобилизовывают.
— С какими сложностями могут столкнуться российские власти при проведении второй волны мобилизации, если мы оставляем за скобками историю с дефицитом вооружения и дефицитом офицерского состава?
— Нет, не думаю, что власть столкнется еще с какими-то проблемами при мобилизации. Население достаточно пассивное и вряд ли будет сопротивляться — скорее пойдет на фронт. Конечно, кто-то будет ворчать. Но с этими людьми Москва может расправляться известными методами.
«Медуза»