Суд ООН признал, что Москва нарушала конвенции о финансировании терроризма (в Донбассе) и расовой дискриминации (в Крыму) Украина просила об этом с 2017-го. Но итог процесса больше похож на юридическую победу России

31 января 2024 года Международный суд ООН в Гааге вынес решение по делу Украины против России. Еще до начала полномасштабной войны Киев обвинил Москву в нарушении сразу двух международных конвенций — о борьбе с финансированием терроризма и о ликвидации всех форм расовой дискриминации, а именно в поддержке сепаратистов Донбасса и дискриминации крымских татар и украинцев в аннексированном Крыму. Суд отверг большинство обвинений, однако согласился, что Москва нарушила некоторые пункты документов. Это первый случай, когда в Гааге Россию признали виновной в нарушении международных конвенций в Украине. Журналисты издания «Берег» поговорили об этом с Асмик Новиковой — экспертом правозащитного фонда «Общественный вердикт», который представляет своих доверителей, в том числе в Европейском суде по правам человека. С разрешения редакции «Медуза» публикует этот текст целиком.

Чего требовала Украина? И что решил суд?

Иск против России Украина подала в январе 2017 года. Жалоба в Международный суд ООН стала реакцией на события 2014 года, когда Россия аннексировала Крым и спровоцировала войну в Донбассе.

В обращении указано, что, по оценке Киева, российские власти нарушили положения двух международных конвенций — о борьбе с финансированием терроризма и о ликвидации всех форм расовой дискриминации. В частности, спонсировали «вооруженные группы, совершающие акты терроризма в Украине» и поставляли им оружие. Украина отмечала, что в июне 2014 года пассажирский «боинг» MH17, летевший из Амстердама в Куала-Лумпур, был сбит именно из установки «Бук», привезенной из РФ. На его борту находились 298 человек, все они погибли.

Также Киев обвинил Россию в систематической дискриминации жителей аннексированного Крыма. В жалобе говорится, что, аннексировав полуостров, российские власти начали планомерно притеснять крымских татар и этнических украинцев. 

Россия с обвинениями не согласилась и попыталась оспорить юрисдикцию суда ООН в этом деле. Однако безрезультатно, в ноябре 2019-го суд принял иск к рассмотрению. А почти через два года после начала полномасштабного вторжения вынес окончательное решение (оспорить его нельзя, процедура апелляции не предусмотрена).

Суд отверг большую часть претензий Украины, касающиеся финансирования терроризма, так как посчитал предоставленные доказательства недостаточными (а некоторые претензии счел не имеющими отношения к положениям соответствующей конвенции). При этом суд согласился, что российские правоохранительные органы даже не начинали расследование по факту финансирования сепаратистов — об этом Москву просил Киев.

Что касается обвинений в дискриминации в Крыму, суд ООН не согласился с позицией Киева о том, что украинцы и крымские татары подвергались преследованию именно из-за своего происхождения, — и указал, что репрессиям по политическим причинам подвергались и другие жители полуострова, в том числе русские. Объявление меджлиса «экстремистской организацией» суд также объяснил именно политическими мотивами.

В то же время суд принял во внимание доводы украинских юристов, которые указали, что после аннексии количество крымских школьников, обучающихся на украинском языке, резко упало. Тем самым Россия «не продемонстрировала выполнение своих обязанностей по защите прав этнических украинцев». А это — нарушение Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации. 

Несмотря на установленные нарушения, суд отказался присудить Украине компенсацию, о которой она просила (точная сумма в суде не называлась). При этом он отметил, что Россия не исполнила наложенные на нее весной 2017 года обеспечительные меры. В том числе российские власти должны были воздержаться «от любых действий, которые могут усугубить или продлить спор между сторонами, а также затруднить его разрешение» — а на деле начали полномасштабную войну с Украиной.

«Сегодняшнее решение Международного суда ООН точно не является прорывом в применении существующих международно-правовых документов и точно сократит число исков в будущем, — прокомментировала итог процесса Елена Зеркаль, бывшая заместитель министра иностранных дел Украины и один из представителей страны в суде ООН. — Это не просто консервативный подход. Это подход, который ставит серьезные вопросы о дальнейшем применении международного права в современных условиях». 

Заместитель постпреда России при ООН Мария Заболоцкая, в свою очередь, заявила, что после решения Международного суда страна ждет «извинений от всех, кто в Генассамблее обвинял Москву в дискриминации крымских татар и украинцев».

Что означает это решение? Отвечает Асмик Новикова

— Почему суд принял такое решение и не согласился с большей частью претензий Украины?

— Государства могут обращаться в Международный суд ООН с жалобами на нарушение [международных конвенций]. И важно понимать, что суд всегда ограничен обстоятельствами конкретного дела. Он не может, например, рассматривать вопрос о статусе Крыма или законность оккупации юго-востока Украины, или российского вторжения. У суда есть жалоба на нарушение конкретных статей конвенции — и он рассматривает только это. Жалоба Украины касалась сразу двух конвенций — о борьбе с финансированием терроризма и о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Из постановления суда следует, что он счел многие требования представителей Украины нерелевантными этим конвенциям. 

Как иллюстрация — претензия, что Россия плохо охраняла свои границы [с 2014 по 2017 год] и допускала перевозку военной техники на неподконтрольные Украине территории на юго-востоке страны. Суд достаточно детально и аргументированно пишет, что вопрос о поставке вооружений не касается Конвенции о борьбе с финансированием терроризма. То есть конвенция не охватывает эту проблему.

Дело в том, что Украина понимает термин funds [в Конвенции о борьбе с финансированием терроризма] в широком смысле — как различные средства. Россия — как активы, финансовые средства. Россия оспаривала широкое толкование термина — и суд с ней согласился, что речь в договоре идет именно о финансовых средствах. Поэтому в ответ на претензию Украины, что Россия поставляла вооружения, в частности «Бук», из которого потом сбили «боинг», суд говорит: «Конвенция это не охватывает, дело не про поставки оружия, дело про финансирование». 

Позиция России звучит примерно так: «Почему мы должны быть в курсе того, что, финансируя что-то в ДНР, мы финансируем террористическую организацию. Мы давали средства на гуманитарные цели. И ни одна международная структура не признала ЛНР и ДНР террористическими организациями». Более того, Россия говорит, что в рамках вооруженного конфликта не каждое действие, которое приводит к гибели гражданских лиц, является террористическим актом. Украине не удалось доказать, что Россия перечисляла деньги ДНР и абсолютно четко понимала, что они будут использованы для совершения конкретного террористического акта. Поэтому эти обвинения отвалились. 

Еще один важный момент — бремя доказывания лежит на стороне, которая обвиняет. С одной стороны, суд признает, что в ситуации, когда нет контроля над территорией и доступа к «полю», невозможно собрать необходимую информацию. Поэтому суд принял [в этом деле] более либеральный подход к оценке веса и качества доказательств. С другой стороны, в постановлении суд часто ссылается на то, что Украина не предоставила необходимые доказательства для поддержки своих обвинений.

При этом важно доказать основания, запрещенные договором. Например, в случае Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации необходимо понять, преследовали ли российские власти цель дискриминировать крымских татар по этническому признаку, когда осуществляли в их домах и местах, где они собирались, бесконечные обыски. Суд не нашел этого основания.

К слову, во многих публичных документах международных органов сказано, что речь идет о диспропорциональности в преследовании крымских татар — но по политическим мотивам. При этом суд не отрицает, что были убиты конкретные крымские татары. Как не ставит под сомнение насильственные исчезновения людей в Крыму (это хорошо задокументированные случаи и Украиной, и международными организациями), пытки и жестокое обращение.

— Можно ли тогда сделать вывод, что Россия в этом процессе звучала убедительнее? Как стороны представляли свои аргументы?

— Характерно, что контраргументы, которые представляла Россия, часто строились на тех же источниках и, по сути, на тех же доказательствах, которые предъявляла Украина. Но Россия из этих доказательств извлекала другую информацию, которая очень убедительно подчеркивала ее позицию. Стоит признать, что это в каком-то смысле грамотная юридическая работа. Ответчик переиграл противную сторону, используя ее же инструменты. 

Например, украинская сторона говорит, что Венецианская комиссия и Европейский суд по правам человека оценили закон [«О противодействии экстремистской деятельности»], который Россия использует для преследования крымских татар, как содержащий очень широкие формулировки, а потому имеющий потенциал для произвольного неправомерного применения. Украина (а не Европейский суд) делает вывод, что сам по себе закон дискриминационный. На что Россия говорит, вынося за скобки критику самого закона, что суд не ставит под сомнение ее право бороться с экстремизмом. Более того, он не считает, что РФ не вправе рассматривать «Хизб ут-Тахрир» как «террористическую организацию».

Еще один пример — Украина со ссылкой на доклады международных организаций, которые изучали ситуацию в Крыму, говорит о том, что крымские татары диспропорционально страдают от действий российских властей. И эта диспропорциональность, по мнению украинской стороны, доказывает дискриминацию. Российская сторона говорит, что в этих докладах подчеркивается, что преследования крымских татар носят политический характер. То есть причина не этническое происхождение крымских татар, а их политические взгляды. «Мы боремся с религиозным экстремизмом. И наше право не оспаривает даже Европейский суд». И таких примеров очень много. 

Кроме того, как только звучит термин «диспропорциональность», Украина попадает в ловушку, потому что ей сразу предъявляется тезис: «А где статистика?» Естественно, украинская сторона не может собрать статистику в Крыму и ссылается на данные, которые есть в открытом доступе. Что делает Россия? Говорит: «А вот вам статистика». И по этой статистике видно, что в Крыму среди пропавших фигурантов уголовных дел больше русских. Россия может предоставить цифры и может ими манипулировать как угодно.

— Суд признал вину России только в частичном нарушении конвенций. Что это означает на практике? Будут ли у решения какие-либо последствия?

— Это сложный вопрос. Думаю, что не будет. Все международное право, особенно договорное право, построено по принципу: если вы участники договора, то обязаны его исполнять. То есть презюмируется, что вы демонстрируете некую добрую волю и стремитесь к тому, чтобы исполнять решения, иначе непонятно, зачем вы участвуете в этом договоре. При этом само исполнение решения, как и в случае многих международных договоров, фактически не обеспечено никакими сильными инструментами.

— Зачем тогда стороны прилагали столько сил?

— Юридическое признание очень важно. Важно для репутации, для международных отношений. Что сейчас получилось? Что якобы нет никакой дискриминации крымских татар, несмотря на абсолютно произвольные, грубейшие нарушения прав человека со стороны правоохранительных органов. Нет дискриминации украинцев в Крыму, за исключением того, что им не дают учиться на украинском языке. Это признано, и Россия будет этим оперировать.

— А повлияет ли это решение на другой процесс между Украиной и Россией, который рассматривает Международный суд ООН? 

— Не знаю, это решит суд. Но, строго говоря, там другой предмет, другая конвенция. 

— Можно ли назвать решение суда ООН по этому делу победой России?

— Да. Мы свидетели откровенной, вызывающей несправедливости, которая была и продолжается в Крыму. Того, что происходит в отношении сторонников запрещенной в России организации «Хизб ут-Тахрир». Посмотрите, какие колоссальные сроки заключения дают членам этого движения. Мы все прекрасно помним то, что происходило с крымскими татарами в 2014–2015 и последующих годах, — это была такая же модель зачистки, которая применялась на чеченских кампаниях. Но доказать, что здесь был мотив, запрещенный Конвенцией о расовой дискриминации, очень сложно.