«Жить нужно затем, чтобы никогда не оставлять победу за палачами» Отрывок из романа «Аромат изгнания» — о жительнице Франции, к которой попадают дневники прабабушки, пережившей геноцид армян
В октябре 2023 года в издательстве «Лайвбук» вышел роман французской писательницы c армянскими и ливанскими корнями Ондин Хайят «Аромат изгнания». В этой книге молодая жительница Франции Талин, помогавшая своей бабушке в парфюмерном деле, наследует компанию после ее смерти. Также к Талин попадают дневники ее прабабушки. Из них она узнает о том, что пришлось пережить ее армянским предкам (в частности, во время геноцида армян в Османской империи), и это знание помогает ей лучше понять себя и разобраться со своей жизнью. «Медуза» публикует отрывок, посвященный осмыслению этих дневников и своей этнической принадлежности. В этом фрагменте главная героиня Талин разговаривает на свидании с молодым человеком армянского происхождения по имени Антон.
Она колебалась, не зная, упоминать ли при нем о тетрадях. Рассказать ли о том, что она узнала? Наконец она решилась.
— Нона оставила мне письмо перед смертью… письмо и три тетради с записками ее матери, Луизы, моей прабабушки. То, что я прочла, так страшно, что я никак не могу оправиться. Я совсем не была к такому готова.
Ее мысли разбегались, путались.
— Дома мне никогда не говорили о геноциде армян. Я вообще ничего не знала. Я даже не понимаю, как Луиза сумела выжить.
Она задумалась.
— Я рассказывала тебе про мои кошмары?
— Да. Про отрубленную голову твоего прадеда.
— На самом деле в процессе чтения я узнала, что это был не мой прадед, а дед моей прабабушки. Замечательный добрый человек, о существовании которого я узнала, только когда читала. Мне с детства снится его голова, насаженная на пику. И я просыпаюсь с криком почти каждую ночь.
Антон нахмурился.
— Тебе до сих пор снится этот кошмар?
На этот раз Талин не почувствовала никакого смущения, признаваясь в своих ночных страхах.
— Да. И знаешь, что самое странное? Сцена моего кошмара в точности описана в одной из тетрадей Луизы. Она обожала деда, занимавшего важную должность в администрации. Турки схватили его в первую очередь, чтобы показать населению, что никому не уйти. Она рассказывает, как увидела его. Она была в городе с отцом, в густой толпе, подняла глаза и вдруг увидела голову деда, насаженную на пику. Турки носили ее по улицам. Она в точности описывает сцену, которую я вижу в кошмарах. Теперь я понимаю, что эти страхи, преследующие меня ночами так давно, мне не принадлежат, что это страхи Луизы, моей прабабушки, матери Ноны.
Антон смотрел на Талин, возбужденную, бледную. Он протянул ей стакан воды.
— Как такое может быть? — прошептала она.
— Ты спрашиваешь, как люди могут причинить столько зла другим людям или как можешь ты, десятилетия спустя, заново переживать эту страшную сцену в ночных кошмарах?
— И то и другое.
— Первый вопрос философского порядка и сводится, в сущности, к вопросу о природе зла. Я лучше попытаюсь ответить на второй. Швейцарские ученые доказали в две тысячи двенадцатом году, что травмы оставляют след в крови жертв до третьего поколения.
Талин жадно впитывала его слова. Она ничего этого не знала.
— Пережитые травмы запечатлеваются в нас и могут повлиять на наши гены, что логично, ведь окружающая среда оказывает влияние на генетический фон.
— Как это?
— Когда мы подвержены стрессу, будь он физическим или психологическим, мы реагируем через наши гены, которые вырабатывают особые белки и кортизол. Если уровень стресса очень высок, наши гены претерпевают химическую модификацию. Ученые называют это генетическим метилированием. И эти-то генетические метилирования передаются следующим поколениям. Конечно, чем сильнее травма, тем сильнее и метилирование.
— Значит, это у меня в генах? — спросила Талин.
— У меня тоже.
Они молча смотрели друг на друга. Впервые Талин так ясно поняла, что принадлежит к некой цепочке. К череде людей, чье пережитое оставляло неизгладимый след. Луиза, Нона, мать… И те, что были раньше, о которых она ничего не знала. У нее закружилась голова.
— Как же избыть все это? — прошептала она.
— Что избыть?
— Этот ужас…
Антона тронул этот вопрос, которым он сам не раз задавался.
— Ты это и делаешь.
— Что я делаю?
— Признаешь этот геноцид, все случившиеся трагедии и отдаешь дань их памяти.
— Но этого недостаточно! — воскликнула Талин. — И потом, мне кажется, я попала в капкан. Я ни о чем не просила, я ничего этого не хочу!
— А ты думаешь, Луиза хотела?
Талин залпом выпила стакан воды.
— Почему Нона ничего мне не говорила? Как она могла держать это в себе?
— Думаю, она поступала как могла, тебе не кажется?
Талин снова поразил собственный гнев на Нону. Никогда при жизни бабушки она такого не испытывала.
— Не знаю… Мы могли бы поговорить об этом вместе. А она взяла и оставила меня одну.
Антон накрыл ее руку своей.
— Ты не одна, Талин. Я с тобой.
Они были едва знакомы, но молодая женщина почувствовала, что он говорит правду, что он будет рядом с ней в этих местах скорби, общих для них обоих.
— Луиза была такой чувствительной, такой трогательной. Она писала стихи и воспринимала все на редкость остро. Я очень привязалась к ней, пока читала. То, что она пережила, бесчеловечно, я вообще не понимаю, как такое может быть. Мне так больно за нее…
— Ты читаешь исключительное свидетельство, надо с ним что-то делать.
— Что же?
— Ты могла бы его опубликовать.
В шоке от того, что она узнала, Талин об этом как-то не подумала.
— Я даже не уверена, что хочу читать дальше, — выпалила она.
— Конечно, хочешь. Это нелегко, но ты должна знать.
— А тебе кто рассказал историю твоей семьи?
— Мне повезло, я знал мою прабабушку, она умерла, когда мне было тринадцать лет. Она рассказала мне о том, что пережила.
— И это тебя не шокировало?
Антон грустно улыбнулся.
— Шокировало — не то слово! Я вырос в армянской семье, слушал о геноциде армян все детство, но не в эмоциональном плане.
— А в каком же?
— Скорее в плане действия. Целью было научить нас позиции по отношению к фактам, а не тронуть за душу, хотя эмоции, конечно, были. Да и как могло быть иначе перед лицом таких ужасов?
Талин посмотрела в окно. Дождь перестал, и небо окрасилось красивыми оранжевыми оттенками.
— Зачем все это? — спросила она.
— Что — все?
— Смеяться, есть, создавать духи…
— Это все равно что спросить, зачем жить!
— Резонный вопрос, ты не находишь?
— Разумеется.
Антон смотрел куда-то вдаль, и Талин чувствовала, что он ушел в свои воспоминания. Она впервые задалась вопросом, что же он пережил, и поняла, что ничего о нем не знает.
— Затем, чтобы праздновать жизнь и никогда не оставлять победу за палачами, чего бы это нам ни стоило.
