Во время войны Путин сначала обновил «торговое предложение» для старой элиты. А потом решил создать новую Александра Прокопенко — о том, из чего теперь состоит клей путинизма
Лояльность высшей бюрократии, бизнесменов из списка Forbes и многих силовиков — тех, кого принято объединять словом «элиты», — предмет постоянного беспокойства высшего кремлевского руководства. Затяжная война с Украиной, санкции и возросшие с ними риски заставляют их волноваться и искать выход. Александра Прокопенко, приглашенный научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии, в статье для рубрики «Идеи» показывает, как российское политическое руководство выстраивает основу для новой лояльности — которую даже война не поставит под вопрос. Не доверяя старым элитам, Путин формирует в России новый класс собственников, распределяя между ними активы западных компаний и российских предпринимателей. Эти люди будут обязаны лично Путину и путинизму в целом своим положением и состоянием, а потом будут заинтересованы в сохранении и воспроизводстве режима.
Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов
Попытки понять логику поведения российской элиты — не просто исследовательское упражнение, а аргумент в большой дискуссии о том, насколько российское общество ответственно за агрессию против Украины и репрессивную политику внутри страны. Один из авторов раздела «Идеи» (он живет и работает в России, поэтому текст вышел анонимно) стремился показать, что наиболее существенную для Кремля работу по поддержке войны проделывает не оболваненный пропагандой народ, а осведомленная и глобализированная элита. Чиновники, силовики, окологосударственный бизнес, верхний слой среднего класса и руководство бюджетных организаций — «это несколько миллионов человек, без видимого желания, но и без видимого усилия вписавшихся в моральную экономику военной агрессии».
Эта поддержка — не стечение обстоятельств, а результат осознанных действий значительно более узкой группы представителей высшей российской власти. Александра Прокопенко, изучающая экономическую политику РФ, показывает, как это происходит. Слой выгодоприобретателей состоит далеко не только из осознанных энтузиастов войны. Скорее всего, энтузиасты как раз в меньшинстве. Лояльность достигается сочетанием обещаний, давления и угроза.
Война приобретает все большее значение для нынешних и будущих политических процессов внутри России. «Свои» для Кремля — это те, кто готов жить с войной, в идеале соглашаться с ней и зарабатывать на ней. Если раньше в основе сделки Кремля с обществом было непротивление «политике» в целом, то теперь это непротивление конкретно войне.
Недовольство элиты прорывается не только в анонимных беседах с журналистами или в утечках телефонных переговоров, но и в официальном телеэфире. Но оно не трансформируется ни в какую форму действия: элиты не плетут заговор, не формируют оппозицию, а просто ворчат, но при этом демонстрируют поддержку патрону. Если рассматривать их поведение через призму «универсальной триады» Альберта Хиршмана, то они массово ответили «лояльностью» — или как минимум сохранили все внешние признаки лояльности. Мятеж Евгения Пригожина привел их в ужас, а его кинематографичная кончина утвердила в мысли, что «выступать против режима себе дороже».
Лояльность — предельно рациональное чувство, лежащее в основе товарно-денежных отношений в конкурентной среде. Не секрет, что именно его Путин ценит в людях больше всего. Из ранних примеров: согласно распространенной версии, бывший канцлер ФРГ Герхард Шредер после отставки получил работу в «Газпроме» благодаря лояльности Путину. Из более поздних: несмотря на вскрывшиеся масштабы проблем и коррупции в рядах вооруженных сил министр обороны Сергей Шойгу все еще при должности. Для Путина лояльность значительно ценнее компетентности или даже обожания, которого зачастую хотят диктаторы.
Путин отлично знает, что может нравиться далеко не всем. Зато он сумел сформулировать условия, которые устроили большинство. Уникальное торговое предложение Путина олигархам нулевых, перебравшимся с этим статусом из девяностых: все заработанное до этого остается за ними, а президент гарантирует, что это правило неизменно. Вопрос пересмотра итогов приватизации поднимался за последние 20 лет неоднократно, но всякий раз Путин отказывался это делать. Этот пакт лежит в основе лояльности российских капиталистов. Нелояльные переместились за пределы России, став источниками информации для авторов книг и статей.
Преданность лично Путину хорошо вознаграждается. Его друзья по Санкт-Петербургу в итоге получили многомиллиардные государственные подряды, под их детей создавались целые отрасли, которые приносят доходы. Лояльные Путину госслужащие намертво вросли в систему государственной власти: они перемещаются по должностям последние 15–20 лет (см. карьерные траектории Сергея Собянина, Сергея Иванова, Игоря Левитина, Татьяны Голиковой, Игоря Шувалова и т. д.), но практически никто не выпадает из системы.
Сам Путин может меняться, пройдя путь от сторонника западных инвестиций и «последнего европейца в стране» до главного антизападника, но выбор олигархов и чиновников неизменен — быть с ним рядом. Вторжение в Украину чуть было не разрушило этот пакт, но российский лидер подоспел с новым предложением.
Санкции и лояльность
Помимо пиара и силовиков путинский режим держится на лояльных бизнесменах и профессиональных технократах, управляющих экономикой. Пока бюрократы, бизнесмены и многие силовики оправлялись от первого военного шока в конце зимы 2022 года, опустился санкционный занавес: США и ЕС ввели санкции на резервы, а в ответ правительство и Центральный банк установили ограничения на вывод капитала и снятие валюты.
Благодаря технократам российская финансовая система выдержала не только санкционный прессинг, но также набег на банки собственных богачей. «Телефон разрывался: сенаторы, бизнесмены и фээсбэшники просили помочь и отдать деньги со счетов. Я говорил: принесите разрешение от Набиуллиной, и тогда все отдам», — признавался мне госбанкир.
Тем не менее за 2022 год из России «утекли» рекордные 243 миллиарда долларов, из которых на операции физлиц пришлась одна пятая (47 миллиардов). По данным на 1 июля 2023-го, россияне держали на депозитах в зарубежных банках 6,36 триллиона рублей, или 73 миллиарда долларов, — сопоставимо с тем, сколько на август этого года потратил Путин на войну. Но «голосование рублем» так и осталось, пожалуй, единственной формой протеста, которую в ответ на войну позволила себе российская элита, — и, очевидно, не без молчаливого согласия высшей власти, эту войну начавшей.
Тем временем санкции распалили ресентимент и сформировали у элиты обиду на западные страны — эта тема все чаще звучит в разговорах с богатейшими людьми России и с правительственными чиновниками. А память об отравлениях Сергея Скрипаля и Алексея Навального вкупе с чередой загадочных смертей российских бизнесменов, связанных с нефтегазовым сектором, дополнили обиду страхом и покорностью перед путинским режимом. Отсутствие каких-то внятных перспектив заставило их окопаться внутри страны: выход из системы по-прежнему допустим, но труднореализуем.
Вместо прорисовки образа будущего Кремль пробует придать так называемой СВО характер финальной схватки не с Украиной, а со всем западным миром. Война преподносится как событие «общей судьбы», кульминацией которого должен стать триумф «русской цивилизации» (или как Путин ее видит). «Safe haven только в России, убеждают в Кремле», — рассказывает мне бизнесмен из первой сотни российского Forbes. И в то же время и Путин и его окружение сигнализируют, что, несмотря на схватку, обычная жизнь продолжается, чтобы противостояние стало восприниматься как разновидность нормы.
Идеологизированные картины экзистенциального противостояния не находят отклика в элитах и все же — наряду с самим затягиванием войны — заставляют элиты по-своему рационализировать конфликт. «Это битва за ресурсы, в которой мы должны победить, потому что не можем проиграть», — говорит мне один из влиятельных собеседников. Именно на эту почву хорошо легло новое торговое предложение Путина элитам, которое сводится к следующей формуле: «Активы (в целом) остаются у хозяев, а хозяева остаются с режимом».
До весны-лета 2023 года предложение Путина было лучшим из существующих: каяться и чувствовать вину не обязательно и можно даже заработать. Российский лидер продолжал войну против Украины, не обращая внимания на материальные и человеческие потери. А чиновная и бизнес-элита, хотя и испытывает ужас, негодование и испанский стыд, но участвует в строительстве «потемкинской деревни 2.0»: обсуждает перспективы экономики (все больше в позитивных тонах) на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, дает лекции в рамках пропутинского марафона «Знание», в ежедневном режиме занимается адаптацией страны к санкциям и «структурной трансформации», отмечает «новые победы» вечеринками в Москве и Дубае.
«Погрустили, попереживали — и привыкли», — констатирует федеральный чиновник.
Новый клей путинизма
Любая война — это сокращение ресурсов: людских, финансовых и политических. Сжимаются не только доходы бюджета и прибыль госкапиталистов, но и политический капитал, распределяемый президентом. В условиях сокращающейся ренты на одной показной лояльности далеко не уедешь. Случись у режима системный кризис — а он, как показало восстание Пригожина, возможен, — и преданность старых элит Путину и его режиму совсем не гарантирована. А значит, системе необходима новая элита — и война хороший повод пересмотреть старые договоренности.
В 2022 году публично одобрять войну было не обязательно: «Зиговать пока не заставляют, и на том спасибо», — говорил мне в январе 2023-го крупный бизнесмен. Но к концу весны этого года — то есть на самом деле даже до выступления вагнеровцев — ситуация изменилась: администрация президента начала внимательно следить за отношением бизнеса к войне, а региональные власти — докладывать в центр, если компании проявляли недостаточную щедрость.
Еще в январе одним из приоритетов Генпрокуратуры Путин обозначил возвращение государственного контроля над стратегическими предприятиями, а к лету уже сформировался целый список реквизируемых активов. Среди них предприятия как опального Бориса Минца, так и вполне лояльного Андрея Мельниченко, отсутствующих в России экс-чиновника Андрея Коровайко и экс-сенатора Леонида Лебедева и многих других. «Сначала пришли за теми, кто зиговал недостаточно активно, потом за остальными. Но на каждый изымаемый актив есть интересант», — говорит госбизнесмен.
Впрочем, первыми кандидатами на национализацию и последующее перераспределение к новым собственникам стали активы работающих в России компаний из так называемых недружественных стран. Выход иностранцев из России в 2023 году максимально затруднен: при продаже надо сделать скидку в 50% от стоимости актива и еще заплатить «десятину» за выход в бюджет. Но и этого может оказаться недостаточно. Специальная правительственная комиссия (точнее, «подкомиссия Правительственной комиссии по контролю за осуществлением иностранных инвестиций в Российской Федерации»), состоящая из вчерашних западников, может остановить любую сделку, а условия выхода постоянно ужесточаются. Проще продать за условный евро и списать убытки, чем искать способы спасти вложения. Примечательно, что нормативную часть работы выполняют те же чиновники, которые до войны отвечали за привлечение иностранных инвесторов, а до перехода на госслужбу работали в коммерческом секторе и иностранных компаниях.
Легалист Путин создал правовую базу, позволяющую национализировать зарубежные активы: его указ, позволяет передавать в управление Росимуществу активы зарубежных компаний в ответ на аналогичные действия западных стран. Новый менеджмент, близкий к соратнику Путина Игорю Сечину, уже получили российские предприятия финской Fortum и немецкой Juniper. Активы французской Danone достались племяннику Рамзана Кадырова. Концерн «Балтика» (принадлежал датской Carlsberg) возглавил старый петербургский знакомый Путина Теймураз Боллоев. Еще ранее близкий Кадырову бизнесмен получил завод в Мариуполе и доли в сети гипермаркетов OBI и кофеен Starbucks (обе компании покинули российский рынок после начала войны). Власти аннексированного Крыма «национализировали» 700 объектов недвижимости, которые принадлежали украинским олигархам.
На словах российские власти приветствуют иностранные инвестиции и рассчитывают на них. На деле иностранным инвесторам не важно, из какой они части света, нужны предсказуемые условия и гарантии прав собственности. Кремль не может предоставить ни первого, ни второго. Но ему это и не нужно. Есть свои «герои СВО», молодые полковники и генералы ФСБ и связанные с ними люди, многочисленные «лидеры России», дети губернаторов и другие управленцы, — одним словом «свои», которым можно «дать подержать актив» и еще заработать на нем. Своим новым положением и состоянием они будут обязаны Путину и его окружению. Сохранение нового статуса и богатства тоже напрямую зависит от Кремля. Расчет простой: когда путинизм столкнется к кризисом, новые собственники выйдут защищать «свое» и заодно спасут режим.
Александра Прокопенко