С начала вторжения Россия похитила несколько тысяч мирных украинцев: волонтеров, журналистов, бывших военнослужащих и чиновников. Их вывезли с оккупированных территорий и теперь прячут в российских СИЗО и колониях. Статуса военнопленных у них нет, адвокатов и близких к ним не пускают, связаться с ними в большинстве случаев невозможно. Даже те, кому удалось выбраться из тюрьмы, иногда не знают, за что их формально задерживали и почему решили отпустить. Только в симферопольских изоляторах на территории аннексированного Россией Крыма сейчас содержатся больше сотни гражданских заложников (так их называют правозащитники). Спецкор «Медузы» Лилия Яппарова поговорила с теми, кому удалось выйти из этих СИЗО, и их родственниками — и выяснила, как устроена эта система.

Иллюстрации к этому материалу — не фотосъемка из СИЗО, в которых Россия удерживает иностранных граждан: изображения сгенерированы с помощью нейросети Midjourney. Кроме того, в этом тексте есть мат и описание сцен насилия — если для вас это неприемлемо, не читайте его.

Утром 9 мая 2022 года заключенный симферопольского СИЗО № 1 Александр Тарасов услышал за дверью камеры крики спецназовцев ФСИН: «Построились! Голову вниз, выходим! Бегом, я сказал!»

Пятеро сокамерников заученным движением опустили головы и спрятали руки за спиной. С этого момента Тарасов видел только пол, собственные ноги и берцы спецназовцев. Низко наклонившись в позе «дельфинчика», он вышел из камеры и встал лицом к стене. «Шире! Шире ноги, я тебе сказал!» — один из сотрудников ФСИН бил Александра по икрам до тех пор, пока заключенный не растянулся практически в шпагате.

Уперевшись лбом в стену и думая только о разрывающихся связках, Тарасов услышал новые требования спецназовцев: «Какой сегодня праздник? Праздник какой сегодня? А твой дед воевал? Отвечай!»

Каким бы ни был ответ, каждый из сокамерников получал удар электрошокером: «У вас, фашистов, деды в гробах переворачиваются».

Спустя несколько часов спецназ устроил в камере еще одну проверку. На этот раз вооруженные шокерами бойцы зашли внутрь. В дверях остался только кинолог; его собака кидалась в сторону заключенных, хрипела и рвалась с поводка, вспоминает Тарасов.

Сокамерника Тарасова, Сергея Деревенского, спецназовцы называли бойцом «Правого сектора». «Штрикнули [ударили] его шокером — и потребовали, чтобы он исполнил [советскую песню] „День Победы“, — вспоминает Тарасов. — И с ноги под дых: „Пой давай!“»

Голову Тарасов не поднимал. «Там очень быстро приучают, — объясняет он особенности режима в симферопольском СИЗО № 1 корреспонденту „Медузы“. — Глазами чуть двинешь — шокер летит в основание черепа. Так что я под ноги себе смотрел. И слушал».

«Этот День Победы порохом пропах…» — начал петь Деревенский незнакомым, не своим голосом — прерывающимся и дрожащим. Спецназовцам исполнение явно понравилось. Они то и дело вставляли: «Давай еще!» — и били Сергея шокером, когда он путал слова.

«Разряд как [будто] по каждому мышечному волокну проходит — и вспыхивает, — описывает ощущения от шокера Тарасов. — И после мышцы продолжают сокращаться… А он пел в таком состоянии. „Со слезами на глазах“».

На эти звуки пения к камере подошли другие надзиратели. Кинолог все так же слушал исполнение, стоя в дверном проеме; его собака теперь молчала. «А я молился, чтобы меня это миновало, — вспоминает Тарасов. — Нас в трехместной камере было пятеро, каждый переживал, что его заставят петь».

Когда спецназовцы ушли и заключенные смогли поднять головы, Тарасов увидел, что Деревенский побледнел. «Все ему сострадали молча. Но защитить мы его не могли. Стыдно было за эту невозможность ответить, — говорит Тарасов. — Над тобой издеваются, а ты вынужден подавлять защитные рефлексы. Потому что от любого сопротивления будет только хуже».

До задержания в марте 2022 года Тарасов устраивал в Херсоне митинги против российской оккупации. Его сокамерниками оказались украинские активисты и помогавшие ВСУ волонтеры, арестованные на территориях, которые Россия захватила в начале войны. Дерзить надзирателям практически никто не решался: каждый в камере к маю 2022-го уже прошел через пытки. Жителю Голой Пристани Никите Чеботарю стреляли из пневматики по ногам — и заставляли собственными руками выковыривать из тела застрявшие свинцовые шарики. Херсонца Александра Геращенко били током. Новокаховца Сергея Цигипу из изолятора возили в здание ФСБ в Симферополе — и душили.

Самого Тарасова после задержания пытали в подвале администрации Херсона (где к тому моменту уже обустроились российские войска). Ему прикрепили электроды к мочкам ушей — и пустили ток, требуя назвать остальных организаторов протестов. Оперативники ФСБ, как утверждает Тарасов, называли эту процедуру «звонок Зеленскому».

«Потом эфэсбэшник приставил [мне] пистолет к виску — и говорит: „Кажется, ты мне пиздишь“. И курок взвел, — вспоминает херсонец. — Реально непонятно было, нажмет или не нажмет».

Тарасов признается, что на «досмотрах» в симферопольском СИЗО ему хотелось «разогнуться и драться». «Помню, как-то мы [с сокамерником] сидим, а он берет ложку, трошки [немного] о стену поковырял — и такой: „О, реально сделать заточку!“ Я ему: „И дальше?“ Минимум три спецназовца плюс кинолог с собакой и два вертухая [охранника]. И закрытые решетки в блок. И дороги из СИЗО не знаешь».

В симферопольском СИЗО № 1 легко потеряться. Располагается изолятор в настоящей тюремной крепости, возведенной в XIX веке; Тарасов вспоминает ее как «средневековую темницу»: «Тебя ведут бесконечными запутанными коридорами, открывая решетку за решеткой… Еще и с мешком на голове».

Захваченных в Украине гражданских заложников — именно так правозащитники называют украинских гражданских, которых Россия удерживает в СИЗО, не предъявляя обвинений и не придавая им статуса военнопленных, — селили в спецблоке (расположенном на третьем этаже женского корпуса, он стоит отдельно от остальных). Их полностью изолировали от прочих заключенных.

«По СИЗО ходили слухи, что мы какие-то суперопасные, — вспоминает Тарасов. — На самом деле все это делалось, чтобы информация о нас вообще из СИЗО не выходила. Мы однажды проходили мимо зэков-поварят, так им скомандовали: „Отвернулись, лицом к стене!“»

Точное число украинцев, которых удерживает Россия, официально не считая ни военнопленными, ни преступниками, неизвестно. 17 марта 2022 года, когда Тарасов с Цигипой только поступили в СИЗО № 1, их «встречала целая делегация» сотрудников изолятора: двое украинцев стали первыми гражданскими заложниками в Симферополе. Потом Александр часто просыпался «от воплей, стонов и команд» — по этим звукам можно было понять, что в их спецблок снова завезли людей.

«В ночь приемки они устраивали пытки прямо в камерах, — вспоминает Тарасов. — Разряд шокера — падает тело — „встал, встал!“ — снова разряд».

«Россия — светоч цивилизации и спасение человечества. Что вы выебываетесь?»

Заключенные симферопольского СИЗО помнят жужжание шокера — и как пахнет воздух после его применения.

«Что-то не понравилось — удар. Нас превращали в затравленных животных, — говорит Александр Тарасов. — Доводили до такого состояния, что мы во время общих проверок вслушивались, бьют они за стенкой шокером или не бьют. У меня от одного звука мышцы сами по себе начинали сокращаться».

Спецназовцы понимали, как треск прибора влияет на заключенных — и подолгу ходили по пустым коридорам СИЗО, включая шокер вхолостую. «Музыку выбивали: пам-пам-па-па-пам. Развлекались, — вспоминает Тарасов. — Знали, что у нас внутри все содрогается от этого клацанья. В желудке — спазмы, в висках стучит».

Охранял украинцев спецназ «Вектор» — подразделение крымского управления ФСИН. «Надо мной шестеро нависло — и давай буцать, — вспоминает в беседе с „Медузой“ бывший заключенный Евгений Ямковой из Херсонской области, которого в январе 2023 года задержали на блокпосту в крымском Армянске. — Хлопцы здоровые, как я ростом, — и спортсмены там, видно, конкретные: с улицы никто б так не дал бы».

Надзиратели и спецназовцы не представлялись. Заключенные придумывали для них прозвища.

• Один из надзирателей получил сразу две клички: «Карабинчик» и «Построились». «На кармашке у него висел карабинчик шокирующего розового цвета, — вспоминает Тарасов. — А еще он как-то особенно противно кричал „Построиться!“. Амбициозный и с комплексами: постоянно пытался выслужиться и самоутвердиться за наш счет. Например, это он придумал, чтобы мы при любом открытии кормяка — книжку вернуть, еду получить — отворачивались спиной от двери и сгибались в три погибели. Пока не получим разрешение разогнуться».
• Другого прозвали «Ливер». «Он просто с таким надрывом орал — „бегом, бегом, бегом, быстро!“ — что мы боялись, как бы он от своего крика наизнанку не вывернулся», — с улыбкой вспоминает Тарасов.
• Одного из бойцов «Вектора» украинцы звали «Шутником». «Мог, например, в глазок [камеры] к нам заглянуть: „Может, мне зайти физуху устроить? 200 приседаний не хотите? Ноги вам посушу!“ И ржет», — вспоминает Тарасов. Похожими замечаниями «Шутник» делился и в тот момент, когда пытал заключенных: «Давай поиграем: три раза ты меня шокером штрикаешь — и три раза я тебя. Побеждает тот, кто останется на ногах».
• Еще одного спецназовца запомнили как «Весельчака». «Этот просто „веселил“ нас шокерами: каждый раз, заходя в камеру, штрикал, — вспоминает Тарасов. — Ни разу не пропустил возможности ударить».

Некоторым спецназовцам — особенно жестоким — прозвищ не давали. «Было двое молодых и голимых, которые среди своих считались самыми слабыми — и реализовывались через нас, — вспоминает в беседе с „Медузой“ еще один украинец, бывший заключенный СИЗО № 1 Максим. — Я даже от безделья отсчитывал дни до их смены: вторник, среда… Чтобы понимать, когда придет вот этот, который будет всех бить».

«Они нас ненавидели только за то, что мы их войска [в начале вторжения] не встретили хлебом-солью, — вспоминает Тарасов. — Тебя бьют по ногам, ставят на растяжку: „Россия — светоч цивилизации и спасение человечества. Что вы выебываетесь?“»

По мнению собеседников «Медузы», сопротивление украинцев российскому вторжению стало настоящим шоком для сотрудников симферопольского СИЗО № 1. И они пытались «перевоспитать» задержанных. Например, утверждали, что российские войска уже оккупировали Одессу и Полтаву (за все время войны армия РФ не была хоть сколько-нибудь близка к этому).

А в сентябре 2022 года, после «референдума о присоединении к России», проведенного в Херсоне и на других оккупированных территориях, надзиратель начал утреннюю проверку так: «Поздравляю! Вы теперь граждане РФ». Позже некоторым украинцам, находившимся в СИЗО, действительно предложили вступить в гражданство, рассказывают «Медузе» бывшие заключенные и российский адвокат Алексей Ладин, представляющий интересы нескольких гражданских заложников. «Были и те, кто согласился, — утверждает Ладин. — Их заставили выучить гимн и присягу».

Связи с внешним миром у заключенных не было (функция адвоката, нанятого родственниками похищенных, в этой ситуации сводится к поиску клиента; выяснению, в каких условиях он находится; написанию запросов во ФСИН, ФСБ и Минобороны РФ — попытаться получить доступ к заключенному или хотя бы добиться, чтобы российские власти признали, что удерживают такого человека).

«Информация к нам просачивалась тяжело; разве что подслушивали радио, которое иногда включали обычным зэкам, — вспоминает Тарасов. — А в мае [2022 года] все камеры повели на просмотр передачи [РЕН ТВ] „Военная тайна“, в которой Россия обещала скоро взять правительственный квартал [в Киеве]. Так мы даже оттуда смогли сделать свои выводы: раз показывают, как Зеленский записывает обращение с Крещатика, какие выводы можно сделать? Безопасное небо». 

«Спрашивали, знаем ли мы что-нибудь про обстрелы жилых домов и мариупольского драмтеатра»

В октябре 2022 года весь «украинский» спецблок СИЗО № 1, в том числе Александра Тарасова, перевели в только что открывшееся СИЗО № 2, также расположенное в Симферополе (оно находится на территории исправительной колонии № 1, но полностью отделено от нее). Новый изолятор, предназначенный именно для похищенных украинцев, настолько спешили ввести в эксплуатацию, что не успели закончить ремонт, рассказали «Медузе» трое бывших заключенных. О том, что задержанных отправляли именно туда, сообщали и украинские СМИ.

Первые несколько недель гражданские заложники наблюдали, как надзиратели снимают с глазков видеокамер заводские пленки и укрепляют дверные замки. Стекла новых пластиковых окон перед приездом украинцев полностью закрасили. «Чтобы мы не видели ни двора, ни времени суток, — говорит Тарасов. — Тяжело было привыкнуть, что не понимаешь даже, первая сейчас половина дня или вторая».

В камерах СИЗО № 2 круглосуточно горит искусственный свет. Радиоточка периодически включает правила внутреннего распорядка и российский гимн — настолько громко, что живущий в трех километрах от изолятора российский адвокат Эмиль Курбединов, пытающийся помочь украинским заложникам, иногда слышит его из окна. Заключенным запрещают сидеть или лежать на своих нарах с шести утра и до отбоя.

«На этом основании и намаз им запрещают, — говорит „Медузе“ Амиде, жена крымского татарина Экрема Кроша, недавно переведенного во второе СИЗО. — Ты, говорят, намаз читать не будешь, потому что тебе положено стоять на ногах».

Условия содержания — максимальная изоляция, «чтобы мы не смогли опознать ни своих, ни тюремщиков», рассказывает Тарасов. «Короткое время у нас была возможность переговариваться по вентиляции, — вспоминает бывший заключенный. — Даже завели „чат“ — перекличку между камерами. Но [еще один заключенный] Саша, который спел в „чат“ гимн Украины, залетел в карцер. А Никите, который на Новый год потребовал в „чате“ оливье, хорошо настучали по ногам».

«[На допросах сотрудники ФСБ] сразу начинают с угроз сексуального характера. Ну или „мы тебя отправим в Луганск, где смертная казнь не отменена, и тебя там расстреляют“», — вспоминает Максим, другой бывший заключенный. Он сразу узнал в оперативниках своих ровесников — и их угрозы всерьез не воспринял. «Лет по 25, как мне, — вспоминает бывший заключенный. — Смотрели мой телефон; ржали, что я очень дорого купил крипту. У нас было открыто окно во внутренний дворик — и они мне посреди допроса предложили: вот крикнешь сейчас зэкам „закройтесь, петухи!“ — сразу отпустим!»

Помимо сотрудников ФСБ, Максима допрашивал и следователь СК. «[Он якобы] родился в Украине, сам с Ирпеня — но очень любит Россию, — вспоминает эту беседу бывший заключенный. — Сказал, что у него сестра „кастрюлеголовая“, потому что за Украину».

Силовики из Москвы приехали в СИЗО «с пачкой протоколов», говорит Максим: их интересовало, что он знает «о преступлениях ВСУ в Мариуполе». Похожие вопросы задавали и Тарасову. «Из нас выбивали показания в рамках уголовного дела про нарушение Украиной правил ведения войны, — убежден Тарасов. — Спрашивали, знаем ли мы что-нибудь про обстрелы жилых домов и мариупольского драмтеатра».

Первое уголовное дело по статье «применение запрещенных средств и методов ведения войны» Следственный комитет РФ завел против Украины еще в мае 2014 года, во время донбасской войны и вскоре после аннексии Крыма. Весной 2022-го — когда весь мир узнал об убийствах мирных жителей в Буче, совершенных россиянами, — близкий к СК собеседник «Медузы» рассказывал, что после «заявлений хохлов про военные преступления в пригородах [Киева]» российских следователей и оперативников, работающих на оккупированных территориях, «моментально стали ебать и требовать раскрываемости по преступлениям правосеков аж за последние восемь лет».

«СК крайне заинтересован в том, чтобы подтверждать собственный политический вес, — именно с этим было связано формирование временных управлений СК на оккупированных территориях, — говорит „Медузе“ российский юрист, работающий с украинскими гражданскими заложниками. — Военные следователи со всей страны командировались туда и очень активно там работали: сотни дел, тысячи всяких историй, Бастрыкин постоянно об этом публично говорит».

Как российская армия уничтожала Мариуполь

Господи, хоть бы дожить эту ночь Мариуполь в коме. «Медуза» рассказывает, как российская армия уничтожила один город. И тысячи жизней

3 года назад

Как российская армия уничтожала Мариуполь

Господи, хоть бы дожить эту ночь Мариуполь в коме. «Медуза» рассказывает, как российская армия уничтожила один город. И тысячи жизней

3 года назад

«Пару раз штрикнул — научил испанца русскому языку»

В конце марта 2022-го надзиратели разбудили Александра Тарасова и Сергея Цигипу среди ночи. Сотрудники ФСИН пришли к ним в камеру со странным вопросом: знает ли кто-нибудь испанский? «Серега владеет португальским, — рассказывает Александр. — Его попросили пойти и успокоить испанца, только что привезенного из Херсона».

Новым гражданским заложником оказался Мариано Гарсия Калатаюд — пенсионер из Испании, с 2014 года живущий в Украине. «Цигипа, конечно, сказал ему тогда, что „все будет нормально“… — вспоминает Тарасов. — Но Марио был в шоке: не понимал, где оказался и кто все эти люди в форме, которые на него кричат. Смотрел как затравленный зверь».

Калатаюда, который, несмотря на несколько лет, проведенных в Украине, не знает ни украинского, ни русского, постоянно били шокером — за то, что он не понимал команд надзирателей. «Учили его всем этим позам: „построились“, „на выход“, „голову вниз“. Я слышал из камеры, как вертухай со спецназером смеялись: „Пару раз штрикнул — научил испанца русскому языку“», — вспоминает Тарасов.

Свое 75-летие Калатаюд встретил уже в СИЗО № 2 — и не в лучшем состоянии. Представляющий интересы испанца юрист Анатолий Фурсов поясняет «Медузе», что у Калатаюда проблемы с сердцем, но в изоляторе у него отобрали лекарства. «Он постоянно звал доктора по-испански, — вспоминает сидевший через стенку от испанца Тарасов. — А врач иногда приходил только через неделю. Тогда запах корвалола по всему коридору стоял».

В итоге Калатаюд все-таки выучил несколько русских слов: например, «хорошо», «спасибо» и «нормально». Надзирателей — за редкие выводы в душ — он все еще благодарил по-испански: «Perfecto, señor comandante!» («Отлично, господин начальник!»).

Переводчика для Калатаюда не нашли даже для допроса — причем не только когда говорили с ним в СИЗО, но и в местном управлении ФСБ, куда время от времени вывозили заложников. «Когда нас заводили [в здание], один эфэсбэшник прямо в дверях сказал: „Марио — фашист!“ — вспоминает Максим, которого вместе с испанцем возили на беседы со следователем. — Марио такой: „No soy fascista! Но фашизм Марио!“ Повторил много раз».

В камере испанец стал главным аккуратистом: протирал полки и косяки, на которых даже не успевала копиться пыль. Сидевший с ним Евгений Ямковой считает, что Калатаюд «демонстрировал» надзирателям «свою покладистость»: «В СИЗО-то били конкретно. Видел у него шрамы от динамомашины [то есть следы от пыток электричеством]. А однажды ему в ногу вцепилась конвойная собака: когда потекла кровь, он не вытерпел и шарахнул ее по башке кулаком. Тут же получил сдачи от кинолога».

До попадания в симферопольское СИЗО Калатаюд вел себя с российскими силовиками довольно смело. «Он даже в ИВС [Херсона], когда его только взяли [задержали] за митинги, умудрялся кричать „Слава Украине!“ — и делать зарядку, — рассказывает „Медузе“ жена испанца, 39-летняя жительница Херсона Татьяна Марина (официально их брак не оформлен). — Местные надзиратели от Марио приобалдели: он же их прямо звал „puta madre“ — что-то вроде „сукины дети“».

Марина объясняет, что в 2014 году Калатаюд переехал в Украину, чтобы развозить гуманитарную помощь в детдома, оказавшиеся близко к передовой на востоке страны. «Он называл Путина „señor de la guerra“ — „повелитель войны“; его аж трясло от этой несправедливости. Он работал в мэрии города Валенсии, но уже вышел на пенсию — и приехал на своем уровне исправлять ситуацию», — говорит Татьяна Марина.

Волонтерские поездки практически на линию соприкосновения, под обстрелы, приглушили в Мариано чувство самосохранения, считает его жена: «Он все повторял: „sangre española brava“, „горячая испанская кровь“! В первые дни оккупации Херсона вел себя как безумец. Как видел кордон российских военных вокруг нашей облгосадминистрации, складывал руки пистолетиками — как ребенок — и угрожал им [на испанском]: „Я тебя застрелю, оккупант!“ У меня аж ладошки потели от ужаса».

Как Мариано выживает в СИЗО, Татьяна понять не может: «Он же очень свободолюбивый. И такого, который любит дышать полной грудью, взять и посадить в клетку?»

Калатаюд не единственный иностранец, оказавшийся в симферопольских СИЗО. В начале ноября 2022-го гражданин Франции Андреас Блазеяк отправился из Алешек, города-спутника Херсона, в Крым, чтобы оттуда выехать в Германию и воссоединиться с женой, украинкой Татьяной Веймер, бежавшей из страны сразу после вторжения. Но на блокпосту города Армянска, как рассказал «Медузе» представитель француза Анатолий Фурсов, его задержали сотрудники ФСБ. На запросы спецслужба отвечала, что Блазеяк «не задерживался», однако позднее его удалось найти в изоляторе в Крыму. Никаких обвинений Блазеяку не предъявили; тем не менее он провел в СИЗО 68 дней. Выйдя на свободу 10 января 2023-го, Блазеяк уехал в Германию (на сообщения и звонки «Медузы» семья не ответила, в западных СМИ эта история подробно не освещалась).

Несколько месяцев в том же изоляторе № 1 провел и гражданин Беларуси Алесь Малярчук, приехавший в Украину на заработки (когда именно он переехал, «Медузе» неизвестно). В августе 2022 года он решил уехать, но «на одном из блокпостов был задержан русскими», рассказывал сам Малярчук в видеоинтервью. В симферопольский изолятор его везли с мешком на голове.

«Сказали, что я шпион и должен подписать признание… Я отказался. Тогда меня начали… жестоко избивать и бить током, — в видеоролике Малярчук залезает пальцами в рот и показывает десны. — Повыбивали все зубы».

Бывший заключенный СИЗО № 2 Евгений Ямковой также утверждает, что в этом изоляторе находился гражданин Германии. «Он когда-то бывал в Крыму на отдыхе — и познакомился там с медичкой, — рассказал Ямковой „Медузе“. — Трали-вали-педали, заиграл игру. Навещал ее когда в Крыму, добрался до коханки нормально — а когда обратно ехал, его тормознули». Что произошло с гражданином Германии после этого, неизвестно.

«Помещен в изолятор по акту приема-передачи»

Большинство заключенных симферопольских СИЗО не обладают каким-либо юридическим статусом (например, подозреваемого); это делает их содержание в изоляторе совершенно необоснованным с точки зрения закона. На некоторых гражданских заложников в итоге все же заводят уголовные дела, в том числе по обвинению в международном терроризме или попытке совершения теракта. В частности, как минимум семи похищенным из Херсонской области инкриминировали участие в батальоне имени Номана Челебиджихана.

Ведет эти дела ФСБ. Эта же спецслужба отвечает за помещение украинцев в изоляторы. Один из работающих в Крыму российских адвокатов, попросивший «Медузу» не упоминать его имя, прямо называет СИЗО № 2 «аналогом „Лефортово“», в котором даже «указания по условиям содержания» дает именно ФСБ: «Буквально пришел генерал ФСБ и поручил не выпускать заключенных на прогулки — для большей изоляции».

В ответах на адвокатские запросы о причинах задержания украинцев также фигурирует некая «проверка ФСБ». «Они [заключенные] просто находятся под некой „проверкой в отношении лиц, которые оказывают противодействие СВО“. В любом ответе УФСБ говорится про эту „проверку“», — указывает один из опрошенных «Медузой» адвокатов.

Россия не делит пленных на гражданских и военных: и те и другие для российских властей официально считаются «задержанными за противодействие специальной военной операции». «Все они обозначаются этим термином, — сказал „Медузе“ адвокат Дмитрий Захватов. — Называть их пленными РФ не может, потому что тогда получится, что идет какая-то война».

При этом в российском Уголовном кодексе нет статьи, содержащей формулировку о «противодействии спецоперации». Адвокатов к заложникам просто не пускают: большую часть информации о том, кто содержится и что происходит в этих СИЗО, юристы получают от украинцев, которые смогли выйти из российских тюрем (родственники к вывезенным из Украины гражданским заложникам тоже попасть не могут; допуск к жителям Крыма, имеющим паспорта РФ — например, крымским татарам, — все же есть).

Александра Тарасова освободили из СИЗО № 2 14 февраля 2023-го, сейчас он живет в Германии. Однако херсонец до сих пор не понимает ни почему его отпустили, ни на каких основаниях почти на год поместили в тюрьму без предъявления обвинений. На допросах он неоднократно спрашивал у оперативников, почему его удерживают без санкции суда. «В какой-то момент мне рассказали про некий „указ президента РФ об изоляции лиц, которые противодействуют проведению СВО“. И добавили: „Ну, война, ты сам понимаешь“. Когда я вышел, нагуглить такого не смог».

Фигурирует такой документ и в материалах уголовного дела, заведенного на одного из украинцев, содержащихся в СИЗО № 2 прямо сейчас. Об этом «Медузе» рассказал представляющий заложника адвокат, попросивший не раскрывать его имя.

«В СИЗО их „поселяют“ по акту приема-передачи в учреждение при УФСИН, — рассказывает юрист. — По крайней мере, в материалах уголовного дела идет ссылка на [обосновывающее процедуру] распоряжение президента. Звучит это так, цитирую: „Помещен в следственный изолятор как в помещение, функционирующее в режиме СИЗО или транзитно-пересылочного пункта уголовно-исполнительной системы, на основании постановления органа безопасности и по акту приема-передачи“. Как можно человека передать по какому-то акту?»

Полноценных подтверждений существования «секретного распоряжения» пока нет, отмечает Роман Киселев — российский правозащитник, помогающий украинцам искать своих родственников в РФ («Медузе» таких подтверждений найти также не удалось). «Но я полагаю, что такие документы могут постепенно появляться, — рассуждает Киселев. — Просто изначально никто [во власти] не планировал, что война затянется и такая проблема [с гражданскими заложниками] возникнет. Но, видимо, когда людей таки нахватали, начали чесать голову и думать, а что можно сделать, чтобы лишить людей свободы во внепроцессуальном статусе». 

«Внутри СИЗО может существовать некое другое учреждение»

Российские адвокаты, с которыми пообщалась «Медуза», отмечают, что часто сотрудники крымских изоляторов отрицают даже само нахождение украинцев в СИЗО: «Приходишь в учреждение, девочка при тебе вводит имя в систему, показывает экран — и не находит».

Некоторые правозащитники (как в России, так и в Украине) считают, что сотрудники тюрем не лукавят, когда не могут найти гражданских заложников в своих картотеках. «Внутри СИЗО может существовать некое другое учреждение, которому ФСИН просто помогает осуществлять жизнедеятельность», — полагает российский правозащитник Роман Киселев.

Внутри СИЗО № 2 подобное вспомогательное учреждение действительно существует, выяснила «Медуза». Бывший заключенный изолятора и трое адвокатов, работающих в Крыму, рассказывают, что некоторые украинцы содержатся в особых условиях — в спецблоке примерно на 10 камер (их хватит приблизительно на 20 человек). «Непосредственно перед входом в коридор, ведущий в спецблок, висит список лиц, которые туда допущены, — говорит адвокат Ладин. — То есть даже не каждый сотрудник ФСИН может пройти».

Другой работающий в Крыму адвокат, попросивший не раскрывать его имя, также заметил на одной из дверей в административном корпусе изолятора № 2 табличку с надписью «СИЗО № 8 УФСИН России». «Точнее, формата А4 распечатанный документик с такой надписью, — утверждает юрист. — Но что это за заведение, я не знаю. Там всегда закрыта дверь. И СИЗО № 8 у нас в регионе [официально] не функционирует».

Однако СИЗО № 8 в Крыму, согласно официальным данным, все-таки существует — причем зарегистрировано оно по одному адресу с СИЗО № 2. Открылось это учреждение, согласно выписке из ЕГРЮЛ, 24 октября 2022 года — уже в разгар российско-украинской войны — на основании приказа ФСИН № 914-ЛС.

Руководит СИЗО № 8, согласно данным ЕГРЮЛ, Рауф Идрисов — раньше человек с таким ИНН работал в СИЗО № 6 во Владикавказе. Там изолятор на улице Мордовцева делит адрес с управлением ФСБ по Северной Осетии, а местная пресса и правозащитники называют это учреждение «подконтрольным ФСБ».

Близкий к ФСБ собеседник подтвердил «Медузе», что в симферопольском СИЗО создан отдельный спецблок, подведомственный именно ФСБ. «„Восьмерка“ — это для политических историй», — говорит источник. Однако кто именно из крымских заключенных, в том числе граждан Украины и других государств, находится в восьмом изоляторе, «Медузе» неизвестно — как и то, какие у российских властей планы на них.

«Украинцев тут тьма. Просто тьма»

Украинские заложники содержатся не только в Крыму, но и в других регионах РФ — об этом «Медузе» рассказали российские адвокаты и правозащитники. При этом если в Крыму с ними «работает» ФСБ, то в других частях страны — Управление военной полиции (ГУВП) Минобороны.

Именно из этого ведомства приходят ответы на адвокатские запросы о задержании многих украинцев, с которыми ознакомилась «Медуза». Большинство из них подписаны замначальника Управления военной полиции генерал-майором Виталием Кохом. Жена похищенного испанского волонтера Татьяна Марина также получала от российской военной комендатуры Херсона ответы, что Мариано Калатаюд «нарушил какую-то статью РФ о военной полиции».

В том, что Минобороны РФ и ФСБ делят полномочия по учету украинских заложников, нет никакого противоречия, объясняет «Медузе» исследователь российских спецслужб Андрей Солдатов. По его словам, военную полицию со стороны спецслужб курирует контрразвездка — ДВКР, а это подразделение ФСБ. То, что именно контрразведка занимается украинскими заложниками, подтвердил и источник «Медузы» в самой ФСБ.

Отдел контрразведки существует при каждой воинской части, отмечает Солдатов, и при отправке подразделений на фронт прикомандированные к ним контрразведчики тоже отправляются в зону боевых действий, где «сбиваются во временные оперативные группы».

Именно так контрразведка работала в Украине в начале войны, говорит Солдатов. «„Фильтрация“ [украинцев], работа с населением — это все их тема, — рассуждает исследователь. — Чтобы обеспечить безопасность российских войск, надо вычислять и мучить информаторов ВСУ. И, конечно, восстанавливать агентурные сети. А через фильтрационные лагеря это делать просто и эффективно: способ проверен в Чечне. Всасываешь, как пылесосом, тысячи молодых украинских людей, вербуешь кого-то из них, а потом всех выпускаешь».

Работа с похищенными на оккупированных территориях украинцами, которые сейчас оказались в российских СИЗО, — это «естественное продолжение» миссии военной контрразведки, которую они выполняют на передовой, считает Солдатов.

Сколько граждан Украины продолжают оставаться в российских СИЗО, точно неизвестно. По оценке эксперта отдела поиска и освобождения пленных Генштаба ВСУ Ирины Бадановой, речь может идти более чем о трех тысячах гражданских заложников. Десятки из них, утверждает Баданова, за время такого содержания погибли.

«Украинцев тут тьма, — соглашается с Бадановой российский адвокат. — Просто тьма».

В Минобороны РФ, ФСБ, ФСИН, пресс-службе Кремля и пророссийской администрации Крыма на вопросы «Медузы» не ответили.