«Юность (Весна)» Ван Бина — документальный кинороман о жизни работников швейных мастерских в Китае В Каннах этот монументальный фильм понравился зрителям больше, чем новый блокбастер про Индиану Джонса
На Каннском кинофестивале показали документальный фильм «Юность (Весна)» китайского режиссера Ван Бина — картину на три с половиной часа о буднях рабочих швейных мастерских. Несмотря на тяжелые условия жизни и труд, отнимающий практически все время, герои «Юности» радуются, влюбляются и веселятся, а режиссер, наблюдающий за «винтиками» индустриальной машины, подчеркивает личность каждого из них. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, как Ван Бин открывает миру разные грани современного Китая — через портреты людей, которые в нем живут.
Любимец сюрреалистов, французский поэт Лотреамон вообразил когда-то случайную встречу зонта и швейной машинки на анатомическом столе. Интересно, показалось ли бы ему таким же удивительным то, что в одном и том же кинозале на две с лишним тысячи мест показывают и новый блокбастер про Индиану Джонса (он, правда, не участвует в конкурсе), и китайскую документальную картину, длящуюся три с половиной часа?
Для Канн такое сочетание вполне обыденно — как и тот факт, что на оба сеанса билеты разлетелись вмиг. Причем «Индиану Джонса» публика встретила куда менее благосклонно, чем фильм Ван Бина — независимого документалиста с репутацией гения, впервые показавшего свою работу в каннском конкурсе.
Китайские власти и цензоры очень не любят Ван Бина, его фильмы — завсегдатаи европейских фестивалей и музеев — на родине запрещены, хотя вполне успешно распространяются подпольно, на пиратских дисках. При этом Карл Маркс, культ которого по-прежнему существует в Китае, от творчества Ван Бина мог бы прийти в восторг. Лучшей иллюстрации к идее об освобождении угнетенного рабочего класса не придумать при всем желании. Ведь на страницах политического трактата, философского эссе или даже увлекательного романа рабочий — лишь собирательный образ, неизбежное обобщение. В картинах же Ван Бина мы встречаем множество живых людей, обаятельных и несовершенных, в которых автор влюблен. И зритель покорно следует за ним, поддаваясь иммерсивной силе его фильмов.
Мы проваливаемся в бурлящие будни (выходных там, кажется, не бывает вовсе) городка Чжили — неофициального центра швейной промышленности Китая в 150 километрах от Шанхая. Триста тысяч рабочих — большинство совсем молодые — съезжаются туда ежегодно из деревень бассейна реки Янцзы, чтобы зарабатывать на пошиве одежды для страны и мира. Оплата скромная, но чем больше трудишься, тем лучше заработаешь. Один из героев говорит, что за месяц получил десять тысяч юаней — не так уж мало. Но труд этот кропотливый, тяжелый, ручной, как в древние времена (к слову, округ Хучжоу и тогда был индустриальным и торговым центром Китая), а сами рабочие живут в крайне суровых условиях.
По длительности «Юность», она же «Весна», — автор дал фильму два названия — близка к сериалу. Персонаж (или несколько) появляется на экране не дольше чем на двадцать минут: условно можно считать каждый такой эпизод — главных или сквозных действующих лиц здесь нет — отдельной серией. Исключение сделано для завершающей, чуть более длинной новеллы, герой которой в финале вернется в родную деревню. Остальных мы видим только на работе — она же для персонажей и есть жизнь.
Идеи американского сериала «Разделение» молодые рабочие из Чжили просто бы не поняли: это как — личное сложить в одну корзину, а профессиональное — в другую? Они флиртуют и дерутся, курят и выпивают, дурачатся и ссорятся, решают вопросы жизни и смерти, не отрываясь от производства. Разве что камера изредка переключается с людей в общежитиях и мастерских на улицу. Там тянутся бесконечные ряды малоэтажных зданий, в каждом из которых расположено небольшое ателье (в городе их около двадцати тысяч). Названий у предприятий нет, только адреса. Многие находятся на улице Счастья — такой топоним нарочно не придумаешь.
Ван Бин работал над «Юностью» пять лет — по его словам, не столько для того, чтобы собрать достаточное количество материала (фильм монтировали из 2600 отснятых часов), сколько для того, чтобы понять, зачем и о чем он делает это кино. Как любая фреска такого масштаба, «Юность» ускользает от простых определений и формул. С одной стороны, это типичный роман воспитания: труд и коммуникация формируют характеры молодых людей и девушек, которым от 18 до 25 лет (большинство не старше 20). С другой — структура напоминает о многофигурности классических китайских романов, вроде «Речных заводей» или «Сна в красном тереме». Но, пожалуй, все же главное — тот процесс, который философ Диоген называл «поиском человека».
В 2010 году соотечественник Ван Бина, художник Ай Вэйвэй создал для Турбинного зала лондонской галереи Тейт инсталляцию — миллионы сделанных вручную, но неотличимых друг от друга на вид семечек подсолнуха. Ван Бин наводит камеру, как лупу, на отдельные семена и рассматривает их так пристально, что невозможно оторваться. Как говорит, ухлестывая за девушкой, один из персонажей фильма: «Думаешь, все мужики одинаковые? А я не такой, я особенный».
Каждый и каждая из них — особенные. Режиссер стремится разглядеть субъектность в тех, кто не желает быть лишь малозначительной единицей некоей статистики, описывающей огромную и густонаселенную страну. Да и сами его герои находятся в поиске себя. «Юность» поражает прежде всего своим гуманизмом, пристрастным и внимательным отношением к молодым героям, к которым режиссер приближается предельно близко, при этом оставаясь незаметным. Порой кажется, что фильм снимали на скрытые камеры.
В идейном смысле Ван Бин — наследник «Новых времен» Чаплина, где маленького человека в буквальном смысле проглатывала машина индустриального производства. Только и сам Чарли был гротескной метафорой — в отличие от живых, оберегающих свое достоинство героев «Юности». Решая вопросы свадьбы или аборта, покорности родителям или бунта против них, организованного протеста против условий работы или деловитых переговоров с боссом об увеличении тарифа, они с удивительным оптимизмом и юмором принимают свою судьбу — которая, надо думать, каннским зрителям показалась несладкой. Но во взгляде Ван Бина нет сочувственной снисходительности. Он явно верит в будущее своих молодых героев и считает их возрастную беззаботность чем-то вроде сверхспособности.
Автор называет «Юность (Весну)» первой частью триптиха. Интересно, ее продолжат «Зрелость» и «Старость» или «Лето» и «Осень»? В любом случае уже сейчас картина, при всем впечатляющем масштабе, кажется составной частью грандиозного проекта, в который укладываются все предыдущие работы Ван Бина. Будто режиссер решил сделать нечто невероятное — описать весь пространственно-временной континуум родной страны.
Его девятичасовой дебют «К западу от железной дороги» рисовал Китай пустеющий, постиндустриальный, умирающий. «Сырая нефть» (2008) и «Горькие деньги» (2016) продолжали эту интонацию — «Юность» же неожиданно противопоставляет тем мрачным образам кипящую энергию молодых рабочих. Его «Три сестры» (2012) описывали скудное детство, побеждавшая на кинофестивале в швейцарском Локарно «Госпожа Фан» (2017) была хроникой умирания, тогда как «Юность» поет гимн эгоистичной силе людей, только вступающих на самостоятельный путь. Наконец, «Фенминь, китайский мемуар» (2007), «Мертвые души» (2018) и единственный игровой фильм «Канава» (2010) вглядывались в трагическое будущее, а «Юность» позволяет безответственно помечтать о чем-то светлом.
Визуальный и музыкальный (в большинстве ателье из динамиков постоянно играет поп-музыка) стиль «Юности» хочется назвать нулевым. Другими словами, о «красивостях» режиссер не заботится вовсе. Он избегает украшательства, не позволяет себе любоваться красочным антуражем или тщательно построенным кадром. Его выбор — осознанная неряшливость. Ведь Ван Бина интересуют лишь герои, в какой бы среде те ни оказались — аскетично-пустынной или раздражающе захламленной. Это эстетика полуфабриката, изнанки.
Мы почти не видим на экране готовых изделий — только материю и выкройки. Из них органично рождается жанр «лоскутного одеяла». Вспоминается «Венера тряпичная» — скульптура-манифест арте повера, созданная Микеланджело Пистолетто. В ней завораживают не идеальные формы античной богини, а пестрое нагромождение тряпок, на которых отпечатались жизни неидеальных и смертных людей. В микрокоммунах «Юности», где нищета социалистического прошлого сочетается с бесправием новой капиталистической реальности, вызревает теплота, в которой нуждается каждый. Это и есть настоящее топливо для миллионов швейных машинок, стрекочущих день и ночь в далеком городке Чжили.
Антон Долин