«Он не заслуживает тюрьмы. Он рассчитался с обществом. Вот и все, конец истории» Жена Романа Полански взяла интервью у Саманты Геймер, в изнасиловании которой обвиняют режиссера (ей тогда было 13 лет)
Бывшая модель Саманта Геймер, в изнасиловании которой обвиняют Романа Полански, дала интервью жене режиссера — актрисе Эмманюэль Сенье. Интервью опубликовало французское издание Le Point. Саманта Геймер рассказала, что никогда не считала себя жертвой, а также скептически отозвалась о движении #MeToo и современном феминизме. Вот главное из этого интервью.
Роман Полански в 1977 году был обвинен в изнасиловании 13-летней Саманты Гейли (позднее сменила фамилию на Геймер) в Лос-Анджелесе. По версии следствия, Полански напоил ее шампанским и дал наркотическое вещество, а потом принудил к сексу. После ареста и предъявления обвинений Полански признал себя виновным, чтобы смягчить обвинение. Когда оказалось, что ему грозит реальный срок, Полански бежал из США в Европу. В 2009 году режиссера задержали в Швейцарии по требованию США, однако через год местные власти отказали в экстрадиции Полански. Впоследствии Саманта Гейли несколько раз просила американский суд снять обвинения с режиссера. Последнее ее прошение отклонили в 2017 году.
Об уголовном преследовании Романа Полански
Попытка экстрадиции [из Швейцарии в США] и тот факт, что Романа вот так арестовали — это было так неправильно, лживо и несправедливо. Все уже должны понимать, что Роман понес свое наказание. Которое было… долгим, если хотите знать мое мнение. Я не хотела, чтобы он попал в тюрьму, но он попал, и этого было достаточно. Он рассчитался с обществом. Вот и все, конец истории. Тот, кто думает, что он заслуживает тюрьмы, ошибается.
О сексе с Романом Полански
Поясню: то, что случилось у меня с Полански, никогда не имело для меня большого значения. Я даже не знала, что это незаконно, что кого-то могут за это арестовать. Со мной все хорошо, со мной и тогда все было хорошо. То, что между нами тогда произошло, давит на меня, поскольку приходится постоянно повторять, что ничего страшного не случилось.
Меня больше травмировало то, что произошло потом. Но люди не хотят этого слышать. Я действительно ненавижу то, что все эти люди пытаются навязать мне свое мнение, свое возмущение. Разве я не могу быть просто в порядке? Но нет, они считают, что я не могу быть в порядке, что ты не можешь быть в порядке. Мы оба должны быть такими, какими нас хотят видеть люди. И все они хотят верить, что ты живешь с монстром, что явно не соответствует действительности.
В то время, даже будучи подростками, мы были уже взрослыми. Тогда куча девочек-подростков мечтала оказаться в доме Джека Николсона, чтобы заняться сексом с первым парнем, до которого они смогут добраться.
Об образе жизни 50 лет назад
Людям, которые не жили в 1970-1980 годах, мучительно трудно объяснить тот образ жизни. Даже пытаться — пустая трата времени. Как только ты начинаешь рассказывать о том, что творилось в то время, люди смотрят на тебя так, как будто ты только что совершил посадку на Марс. Тогда секс был и развлечением, и частью работы. Им занимались, если хотели хорошо провести время, или по любой другой причине. В этом не было ничего сакрального или неправильного. Это был просто вид деятельности. А сегодня кажется, будто женское желание было отвергнуто как таковое. И это грустно. Особенно для молодых женщин. Мне очень сложно представить себя молодой девушкой, взрослеющей в наше время. Мне это кажется ужасным.
О журналистах, которые писали о ней
[Они хотели] использовать чужую боль в своих интересах. Все, что они делали, не было связано со мной. Люди говорили, что действовали во имя справедливости или потому, что поддерживали меня, но это было противоположно тому, чего я хотела, и всему тому, о чем я говорю и чего хочу.
Больше всего на свете я ненавижу то, как люди продолжают рассказывать мою историю. И при этом воображают, что поддерживают хорошее дело. Мы все знаем, что произошло, поверьте мне. Но никто не думает и секунды, прежде чем открыть свой большой рот.
Сегодня женская боль ценится, и на ней построена целая индустрия, которая эксплуатирует страдания. Я через это прошла и видела несметное число людей, подходивших ко мне с лучшими намерениями и говоривших мне: «Давай, говори, публика хочет знать, они хотят знать правду». Однако правда заключалась в том, что они думали только о своей карьере. Они делают это не потому, что это для женщин, а потому, что [такие истории] наберут хорошую аудиторию. На многих шоу репортеры как бы говорят: «Ты через многое прошла, не так ли? А теперь садись, я хочу, чтобы ты еще немного помучилась».
О движении #MeToo
Я думаю, что в движении #MeToo есть много хорошего, но когда дело доходит до того, что боль конкретного человека выносят на всеобщее обозрение… Это нехорошо. Это не лучший способ помочь. В то же время женщинам всегда внушают, что они не смогут преодолеть это. Им никогда не говорят: «Встань, переверни страницу, двигайся дальше». Напротив, им говорят, что они навечно останутся искалеченными. И я не думаю, что женщинам может как-то помочь, если они откопают свои страдания и выставят их напоказ. Это только навредит.
О других женщинах, обвинявших Романа Полански
Если бы у кого-то было что сказать о Романе, то 1977 год был удачным моментом. Я имею в виду, чтобы помочь мне. Потому что я боролась за свою жизнь, знаете ли. Тогда все на нас с мамой нападали, и никто, абсолютно никто не подошел ко мне и не сказал: «Эй, знаешь что? Я думаю, что ты говоришь правду, потому что со мной произошло почти то же самое». И дело не в том, что эта история была конфиденциальной, все знали, что происходило — это было в газетах всего мира! Но нет, никто, ни одна из женщин, которые сегодня утверждают, что у них были проблемы с Романом, не удосужились тогда связаться со мной. Ни одна из них не была готова помочь мне в то время. И теперь, спустя десятилетия, они говорят, что у них вдруг возникла острая потребность все рассказать?
О феминизме
[В 1970-1980 годах] феминизм был совсем другим. Тогда речь шла о том, чтобы быть сильными, о том, чтобы быть равными. А равенство — это не только иметь возможности, но также и переносить удары, как и все остальные. Это не был феминизм привилегий и защиты. Это был феминизм, который говорил: «Давай, подними голову, пошевеливайся, ты справишься с этой работой, а если кто-то будет с тобой груб, ну так стисни зубы! Хотела быть частью мира? Отличные новости, мир дерьмовый, а нытье не сойдет тебе с рук». Сегодняшний феминизм не такой. Я не вижу ничего феминистского в том, чтобы кричать, что ты жертва. Это феминизм, который говорит, что женщины слабые, что я слабая.
