«Им надо закрыть маму» Журналистку Оксану Гончарову обвиняют в убийстве бывшего мужа — он бил ее больше 15 лет. У нее двое маленьких детей, но ее держат в СИЗО и хотят лишить родительских прав
29 сентября 2022 года бывшая журналистка РБК и «Ведомостей» Оксана Гончарова, защищаясь от своего бывшего гражданского мужа и отца двух ее младших сыновей Алексея Самусева, ударила его ножницами — через несколько часов он умер в реанимации. Гончарова признает, что ранила Самусева, но считает, что это была самозащита. С 30 сентября журналистка находится в СИЗО в Подмосковье — ей грозит до 15 лет колонии за «умышленное убийство». В то же время на журналистку завели еще одно дело: брат убитого Петр Самусев хочет лишить Гончарову родительских прав. «Медуза» попросила старшего сына журналистки, 23-летнего Петра Гончарова, рассказать, как жила их семья до смерти Алексея Самусева — и как сын теперь пытается помочь матери, одновременно добиваясь опеки над младшими братьями.
«Мама долго терпела»
Мы жили так: мама, я и два моих младших брата, Матвей и Арсений. Покойный Алексей Самусев, их отец, никакого участия в жизни семьи вообще не принимал. Хоть поначалу и жил со своей мамой, Любовью Петровной Самусевой, по соседству — мы в 41-й квартире, а они в 40-й. Потом у них появилась квартира в другом районе Электростали, и они туда переехали. Но это не останавливало его. Самусев постоянно преследовал и терроризировал маму. У него были маниакальные черты — это не любовь. Он обрывал провода и отключал нам свет и интернет. Мама не могла без интернета работать, и Алексей это понимал.
Возможности переехать у нас не было, потому что мама тогда еще платила ипотеку. Она только позже получила материнский капитал и ее погасила. До этого у нее не было возможности даже откладывать деньги. А у этого Алексея Самусева, кстати, долг по алиментам в районе миллиона рублей был.
Мама постоянно работала, иногда даже ночами. Можно сказать, у нее почти и не было выходных — сплошные статьи, комментарии, звонки. Она могла часа два-три поспать, решить какие-то бытовые вопросы, с нами посидеть. Когда у мамы совсем не хватало времени, я помогал ей с детьми — забирал из садика, гулял с ними. Мама любила свою семью, делала все для нас. Мы ходили в кружки и секции, ездили в наш родной город: я, как и мама, родился в Михайловке Волгоградской области и прожил там лет до десяти с бабушкой [до переезда к матери в Электросталь]. В Михайловке на природе дети могли отдохнуть, разгрузиться — да и мама тоже.
А Самусевы… Сначала я общался с матерью Алексея, не тесно, но дома у них бывал. Пока были нормальные отношения [у Гончаровой и Самусева], мама иногда просила Любовь Петровну со мной посидеть. Мне тогда было 11, а мама работала в «Ведомостях». В 2019 году, когда появился Арсений, она перешла на фриланс.
Арсения Самусевы не признавали. Бабушка [Любовь Петровна] говорила, что мама Алексею изменила и родила от другого. Притом что ребенок — просто вылитый Самусев! Бабушка только с Матвеем общалась (Матвей старше Арсения на шесть лет, — прим. «Медузы»). После нее приходил накачанный эмоциями. «Мама такая-сякая, плохая, за тобой не следит», — такое ему говорили, пока мама работала и одновременно старалась заниматься детьми по максимуму. Она не кое-как делала уроки с Матвеем, старалась дать ему дополнительную нагрузку, чтобы он опережал учебную программу. Рисовала с ним, прописи заполняла, почерк ему ставила.
У нас была спокойная, замечательная обстановка, пока не приходил Самусев и не начинал нас всех терроризировать. Мама долго терпела, а потом случилась трагедия.
«В той семье нельзя говорить о маме»
Я не осуждаю маму и считаю, что она не виновата. [До того, как произошло убийство] она все время писала заявления, полиция отказывалась заводить уголовное дело, потому что «нет состава преступления». «Он же вас не убил?» — так они говорили. Его могли, конечно, на 15 суток посадить — иногда даже на один-два дня сажали, — ну а потом что? Он опять приходил обозленный и начинал ее избивать, потому что мама типа «мусорнулась». Да он даже мать свою, бывало, пьяный избивал, устраивал погромы в их квартире. Я не придумываю, это жизнь — она у нас была вот такая. И привело это все, к сожалению, вот к чему.
Когда маму арестовали, братья сразу переехали к бабушке в соседнюю квартиру, а я начал искать адвоката. Тогда еще не представлял, что и как, куда обращаться. Решил написать маминым близким друзьям и коллегам-журналистам, которые наверняка бы ее поддержали — что они и сделали.
В бытовом плане было не так тяжело, я понимал: если не мама, то кто [за все будет отвечать]? Я. Меня это все скорее морально выбило. Первые недели была дикая усталость, как будто все силы уходили на мыслительные процессы. Я работал, общался с детьми, пытался уложить это все в голове.
А потом на пороге появился Петр — брат Алексея Самусева. Раньше он какое-то время жил в той квартире с матерью и братом, работал продавцом-консультантом в «М.Видео», по-моему. Потом он женился. Любовь Петровна их с женой тоже донимала разговорами, говорила, что она ему не пара. Сын этого не стерпел, послал ее и уехал с женой в Анапу. Это был год 2015-й или 2016-й. Хотя этот Петр — дядя Арсения и Матвея, он в их жизни не появлялся, не контактировал с ними, даже с днем рождения не поздравлял. И тут человек резко появляется, когда у нас случается вот такая ситуация.
Мне бы опеку не дали [из-за моего материального положения], а отправлять детей в детдом — такой себе выбор. Из двух зол меньшим оказалось, чтобы Петр забрал детей. Мы договорились, что все будет в порядке, что он возьмет детей на время, а я смогу с ними общаться, как говорил Петр, «чтобы они не забывали, что ты их брат».
Потом этот человек подает иск о лишении мамы родительских прав — еще даже до вынесения приговора. До этого, в конце 2022 года, он очень быстро оформил [временную] опеку над Матвеем и Арсением — буквально за две-три недели [и увез их в Анапу]. Адвокат [Гончаровой по делу о лишении родительских прав] Юнис Дигмар говорит, что это было совершенно неправомерно. Мы подали заявление в опеку и иск в прокуратуру 27 февраля, чтобы они проверили, была ли законна передача детей, прошел ли Петр школу опекунов (это необходимо).
Перед подачей иска о лишении прав Петр Самусев сказал мне, что я больше не могу общаться с братьями, потому что Матвей проходит как свидетель в деле об убийстве: он видел эту картину и давал показания. Все есть в материалах дела. Петр Самусев посчитал, что я могу на Матвея «повлиять». Я сразу созвонился с адвокатом [Оксаны Гончаровой по делу об убийстве] Александром Гараниным — он ответил, что это тоже все ерунда и этот человек просто пытается ограничить мое общение с детьми.
Я с братьями постоянно был на связи, они мне показывали свои игрушки, комнату. Но когда я у Матвея спрашивал, вспоминают ли они маму, он мне показывал «тсс» — прикладывал палец к губам. Им в той семье нельзя говорить о маме. Конечно, они ее любят и помнят, особенно Арсений — он вообще без нее жить не может. Он, можно сказать, ручной ребенок у нее был — постоянно к маме лез обниматься. Но есть вероятность, что в их головах сейчас что-то перестраивается, и это очень страшно. Я не знаю всей внутренней кухни их общения [с Петром Самусевым и его женой], но сейчас главное для меня то, что они в порядке, накормлены, ходят в школу и садик — как полноценные дети. Тем более это Анапа, рядом море. Дети пока не осознают [что Гончарову могут лишить родительских прав]. Арсению только 2 февраля исполнилось четыре года.
«Никому не интересны обстоятельства»
У меня нет цели скорее изъять детей от опекуна и перессориться с ним, я делаю все на законных основаниях. В любом случае буду поддерживать с ними контакт, приезжать к ним. Я не общался с Арсением и Матвеем уже, наверное, больше месяца [после того как Петр Самусев запретил им разговаривать с братом]. Жду 6 марта — будет суд в Анапе. Самусев подал иск там, а маму, сидящую в СИЗО в Москве, никак не уведомили — хотя это полагается по закону. Мне тоже ничего не пришло.
Я понимаю, к чему это все и для чего: лишение родительских прав предполагает, что на маму наложат алименты. Кому их будут выплачивать? Петру Самусеву. Еще есть наша квартира, мы все — мама, я, Арсений и Матвей — там прописаны. Есть вероятность, что Петр может забрать ее в счет алиментов. К тому же законом предусмотрены социальные выплаты [опекуну] в размере около 20 тысяч рублей в месяц на ребенка — думаю, для Самусева это не лишние деньги. У него есть какой-то умысел, иначе бы он не стал подавать иск о лишении родительских прав.
27 февраля маме продлили арест до 29 марта. Закончилось предварительное следствие, адвокаты имеют право ознакомиться с материалами дела. [Адвокат Александр] Гаранин это делает — пока не могу сказать, что будет дальше. Дело растянулось уже на полгода: в суде происходят какие-то подозрительные рокировки — сначала был один прокурор, женщина, теперь другой, мужчина. Не знаю, с чем это связано. Им надо закрыть [маму], это палочная система. У нас в стране не разбираются с уголовными делами.
Никому не интересны обстоятельства. Ни что он [Алексей] был пьян и сильно избил ее перед тем, как все случилось. Ни что это была самооборона. Ни что рядом были дети, которые тоже могли пострадать. Никому это не интересно — есть труп. Но мы добиваемся того, чтобы хоть в этом деле появилась справедливость. Я борюсь за это — и за свою маму.
А еще мы трудимся над тем, чтобы я оформил опеку над детьми. Я перешел на новое место работы и ищу дополнительную удаленную занятость на фрилансе и в целом перестраиваю всю свою жизнь под новые условия, чтобы вернуть Матвея и Арсения. Раньше мне бы опеку не дали. Органам важно, чтобы у опекуна были финансовые возможности. А я зарабатывал 60 тысяч рублей в месяц и не мог на эти деньги накормить двух детей. Плюс у меня была работа два на два — два дня ночных смен, два дневных. Рассчитывать на бабушку, которая с ними сидела раньше, я бы не стал.
«Мне уже ничего страшно не будет — даже жить в нынешней нашей стране»
Во мне сейчас играют эмоции, но я стараюсь подходить ко всему с холодной головой. Конечно, я хочу побыстрее хотя бы связаться со своими братьями, но я прекрасно понимаю, что это может навредить [делу о лишении Гончаровой родительских прав]. Если Самусев так себя ведет, значит, мы будем работать по его методам [решать все через суд]. А они предусматривают очень много работы — я все время собираю документы, общаюсь с адвокатами и коллегами мамы. Я под вечер просто вырубаюсь. Но если я не помогу маме, то никогда не смогу себе этого простить.
Мама меня мотивирует трудиться дальше и постоянно напоминает, что моя главная задача сейчас — это сохранить детей в семье и сделать так, чтобы ее не лишили родительских прав. Говорит: «Все, Петь, нет времени на эмоции, необходимо работать!» Что мы и делаем с адвокатами. Прогнозов дать не можем, но итогом нашей работы что-то да будет.
[По поводу опеки] мы написали в прокуратуру, они проведут проверку — они обязаны это сделать! Посмотрим на реакцию органов опеки, когда мы с адвокатом придем к ним, когда получим ответ от прокуратуры. Уверен, они понимают, что это дело не рядовое. Это не просто человека лишить человеческих прав и руки отряхнуть. Нет, не так будет. Столкнувшись с какими-то ведомствами — МВД, прокуратурой, со Следственным комитетом, — я получил представление о том, как они работают. Эти люди — роботы. Но даже роботы могут чего-то испугаться.
Из-за этой ситуации я посмотрел на жизнь другими глазами. Если у меня получается решать такие проблемы, то, думаю, мне уже ничего страшно не будет — даже жить в нынешней нашей стране. Лучше в этом искать дополнительную мотивацию. Я ощущаю, что повзрослел, и точно знаю, что не хочу быть таким человеком, как Алексей Самусев. Я хочу быть примером для друзей, своей будущей семьи, любить своих близких. Странно говорить, что я ценю то, что произошло, — но в каком-то смысле это огромнейший опыт, который дает понять, что творится вокруг. Отчасти в меня это заложила мама — так я к 23 годам оказался готов к тому, что с нами произошло.
Петр Самусев не ответил на звонки «Медузы».
«Медуза»