Венеция-2022. «Киевский процесс» Сергея Лозницы и «Аргентина, 1985» Сантьяго Митры Фильмы о судах над нацистами и диктаторами как два урока истории, которые человек так и не выучил
На Венецианском кинофестивале показали два фильма, которые рассказывают о далеких друг от друга событиях — они произошли в разных точках мира и в разное время, — но их объединяет общая тема. «Киевский процесс» режиссера Сергея Лозницы посвящен суду над немецкими офицерами, который состоялся в 1946 году. «Аргентина, 1985» Сантьяго Митры — процессу над лидерами военной хунты, правившей страной с 1970-х. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, каково смотреть эти две картины с позиций 2022 года — точки, в которой максимально ясно, что мы не усвоили ошибки прошлого и не смогли избежать их повторения в настоящем.
Венецианский кинофестиваль отмечает свое 90-летие. Красивая дата, но не стоит забывать: в 1932-м власть и авторитет Муссолини были на пике — по сути, в самом начале это был фашистский фестиваль. Об этом напоминает и архитектура кинозалов на острове Лидо, построенных именно тогда. По совпадению теме исторической памяти посвящена и инсталляция в Павильоне Германии, сделанная в рамках Венецианской биеннале — 2022 (кинофестиваль — ее составная часть). Художница Мария Эйхорн вскрыла структуру павильона, сняла штукатурку, дотянулась до фундамента, по сути, продемонстрировав генеалогию здания, построенного еще до Первой мировой, но перестроенного и обретшего свою нынешнюю форму в 1938-м.
С этой поучительной инсталляцией рифмуются два фильма, вряд ли случайно оказавшиеся в одной программе и показанные в один день: документальный «Киевский процесс» Сергея Лозницы, посвященный суду над нацистскими преступниками в Киеве 1946 года, и игровой «Аргентина, 1985» Сантьяго Митры — о процессе над верховным руководством хунты, правившей страной с середины 1970-х и ответственной за похищения, пытки и убийства многих тысяч невиновных. Будто бы нейтральные названия напоминают о том, что порой история слишком выразительна сама по себе, чтобы усиливать ее метафорами и художественными приемами. В этом случае задача автора — поставить зрителя лицом к лицу с фактами и сделать так, чтобы тот не отворачивался. Практически как в зале суда.
«Киевский процесс» встает в ряд с другими монтажными архивными фильмами Лозницы и непосредственно продолжает идеи «Бабьего Яра. Контекст». И это самый прямолинейный фильм режиссера — леденящая хроника суда над украинскими комендантами и другими немецкими офицерами, командовавшими массовыми казнями в оккупированной советской Украине.
Что к этому можно добавить? Только выражения лиц. Жадные до подробностей зрители в переполненном зале; растерянные, с трудом находящие слова свидетели и жертвы; наконец, вышколенные, с идеальной выправкой обвиняемые, молодцевато признающие свою вину, — и вдруг пойманный камерой испуганный, почти затравленный взгляд одного из них.
«Банальность зла» в чистейшем виде. Функционеры, солдаты, просто «винтики военной машины» (так описывает себя один из них) буднично рассказывают, как арестовывали, пытали, расстреливали. Комендант признает свою вину и глубоко сожалеет о страданиях, причиненных украинскому народу, — оказывается, он о них впервые услышал. В зале невольный смех.
В необязательном текстовом комментарии (в ткань самой картины — привычно формалистичной и показательно нейтральной — он не включен) Лозница добавляет:
Когда я начал работу над проектом весной 2021-го, то не мог себе представить даже в страшном сне, что Украина вновь превратится в поле битвы, а невинное гражданское население снова подвергнется жестокому насилию. Только на этот раз вторгшиеся в страну варвары носят российскую форму. Нас отбросили на 80 лет назад, и кажется, что уроки недавней истории остались невыученными… Я от всей души надеюсь, что нам не придется слишком долго ждать момента, когда виновные в преступлениях против человечества, совершенных в Украине сегодня, предстанут перед судом.
Но фильм, как и всегда у Лозницы, говорит за себя. Недавними новостями отзываются чудовищные рассказы об уничтожении пациентов психиатрической клиники, о расстрелах в помещении Педагогического института, о массовых казнях детей от смешанных браков в Мелитополе. Сами топонимы звучат узнаваемыми символами: Новомосковск, Макеевка, Бородянка, Авдеевка и так далее. Рифмы не нужно прочерчивать и подчеркивать, они возникают сами.
Подобно совсем недавней «Естественной истории разрушений», а также «Бабьему Яру. Контекст», «Процессу», «Государственным похоронам» того же Лозницы, «Киевский процесс» полон незаданных вопросов. Задача сформулировать их и попробовать найти свою версию ответа возложена на зрителя. Например, возникает такой вопрос: может ли легальная система заключить в юридические рамки немыслимые и беспрецедентные злодеяния? И будет ли законный, бесстрастный и обстоятельный суд прививкой от повторения случившегося? Ответ дает сама реальность, и он далек от оптимизма.
Бывают, однако, и другие ситуации. Это демонстрирует «Аргентина, 1985» — замечательно трезвый, умный, фундаментальный, но ни на секунду не скучный фильм Сантьяго Митры, который без натяжки можно сравнить с лучшими образцами голливудской судебной драмы последних лет, будь то «В центре внимания» или «Суд над чикагской семеркой». В нем рассказано о первом процессе, на котором гражданский суд оценивал действия военных, по сути, обладавших в глазах общества неприкосновенностью.
Картина Митры чрезвычайно близка к реальным фактам — и тем филиграннее ее ненавязчивая драматургия, с первой же сцены задающая тон. Главный герой, прокурор Хулио Стассера (один из сильнейших аргентинских актеров Рикардо Дарин, под которого специально писался сценарий), отправляет сына-школьника следить за старшей дочкой, подозревая ее бойфренда в шпионаже на спецслужбы. Параноик и педант Стассера боится ответственной миссии и ни на секунду не верит в возможность засудить всесильных генералов и полковников.
Когда от него отворачиваются все опытные коллеги, а дедлайн по предоставлению доказательств неумолимо приближается, единственным выходом становится поиск новой команды. Она состоит исключительно из молодых энтузиастов под руководством Луиса Морено Окампо (Петер Ланзани) — выходца из респектабельной семьи военных, сознательно идущего против своего окружения ради достижения справедливости. Неизбежный символизм самой жизни: похоронить прошлое способны лишь те, кто в ответе за будущее.
«Аргентина, 1985» ведет зрителя по всем жанровым перипетиям, не отступая от консервативного канона. Чванливые обвиняемые заранее убеждены в победе, пронзительные свидетельства о случаях насилия склоняют суд на сторону обвинения. Мать, чья похищенная дочь так и не была найдена, беременная женщина, родившая прямо во время допроса, — частные истории, лица и голоса оказываются важнее и в чем-то доказательнее статистических данных. Скрупулезность Стассеры и глухая, но растущая с каждым днем народная поддержка дают понять, что возврат тирании невозможен. Произнесенная сухо финальная речь прокурора не оставит равнодушным никого: в том числе потому, что она подлинная. Как и исход процесса.
Финалы в случае обеих судебных драм особенно важны. По итогам Киевского процесса двенадцать немецких офицеров были повешены на центральной площади столицы УССР. Лозница беспощадно включает в фильм кадры смертной казни: ритуал выглядит угрожающе и безнадежно, напоминая о том, что суд вершит государство, выстроенное на неправедных судах и расправах (неминуемо вспоминается «Процесс» того же автора). Хотя формально это хэппи-энд: преступники получили по заслугам.
В «Аргентине, 1985» все иначе. Наказаны отнюдь не все основные виновники похищений и расправ над несогласными с режимом — кто-то получил символические сроки, а пожизненно за решетку отправились только двое, фактические руководители государства с 1976 по 1983 год, Хорхе Рафаэль Видела и Эмилио Эдуардо Массера. Формально вердикт не дает ощущения триумфа. Тем не менее в Аргентине с середины 1980-х был установлен демократический режим, и возврата к военной диктатуре, которого боялись многие, не случилось. Водоразделом стал именно открытый судебный процесс.
Важны не столько сами приговоры, сколько обстоятельства двух судов. Одно дело — сталинская машина, уничтожающая поверженного врага, который признал свою вину, и совсем другое — попытка переломить доминирующее в обществе мнение элит, согласно которому диктатура была оправданна и полезна для поддержания порядка, а выносить сор из избы не стоит. Недаром, думая, к кому обратиться за поддержкой, Стассера перечисляет авторитетных юристов и приходит к безнадежному выводу: большинство из них или сторонники хунты, или молчуны. Невзирая на это, ему удается одержать победу. Ключевыми факторами остаются государственное устройство и соблюдение принципа разделения властей. Плюс хрестоматийное «а судьи кто?».
Впрочем, нелишне помнить, что любые аналогии приблизительны — как между событиями двух судебных процессов, так и между прошлым и сегодняшним днем, когда большая часть мира с нетерпением ждет подобного процесса. И, держа это в уме, пытаться выучить горькие уроки истории, чтобы когда-нибудь выйти из мертвой петли бесконечного повторения.
Антон Долин