Человек без родины «Медуза» рассказывает историю Виктора Старухина — белоэмигранта, ставшего бейсболистом и «национальной легендой» Японии. Но совершенно неизвестного в России

Виктор Старухин, звезда японского бейсбола русского происхождения, погиб в Токио — вечером 12 января 1957 года. Сорокалетний Старухин сел за руль пьяным и на большой скорости поехал в район города, где обычно не бывал. В 22:40 машина врезалась в трамвай. Виктор умер на месте. Когда на следующее утро об автокатастрофе сообщили японские газеты, многие решили: это самоубийство.

За два года до этого Виктору Старухину удалось исполнить свою мечту: он стал первым питчером в истории японской бейсбольной лиги, одержавшим 300 побед.

«Помню, как в нашей гостиной собрались журналисты, — рассказывает „Медузе“ его старшая дочь Наташа Старфин (так японцы произносят фамилию Старухин). — Папа сказал принести ему три мяча, я так и сделала. Тогда он поместил их между пальцами одной руки, а мне позволил сесть к нему на колени и широко улыбнулся. Я тоже улыбалась. Журналисты сделали много снимков». 

Однако на 303-й победе спортивная карьера Старухина закончилась — контракт с ним расторгли, другие клубы брать к себе возрастного спортсмена не захотели. Бейсболист и раньше не раз сталкивался с дискриминацией. Но теперь все было серьезнее: никто из японцев не хотел связываться с русским, несмотря на то, что он бо́льшую часть жизни провел среди них (в Японию Виктор приехал ребенком, бежав с родителями из Нижнего Тагила от Гражданской войны).

«Мой отец несколько раз просил предоставить ему японское подданство. Хотя он много лет прожил в Японии и был звездой национальной бейсбольной команды, ему каждый раз отказывали», — рассказывает Наташа Старфин. 

«У него не было ни гражданства, ни национальности, — добавляет она. — У него не было родины».

Якю 野球

Голубоглазый мальчик со светлыми вьющимися волосами не был похож на детей Асахикавы. В этот город на самом северном острове Японии — Хоккайдо — семья Старухиных переехала осенью 1925 года. Въездные визы девятилетнему Виктору и его родителям — Константину и Евдокии Старухиным — дали не сразу. И только после того, как они доказали, что у них достаточно денег, чтобы жить без поддержки государства: 4500 иен на семью. Чтобы собрать эту сумму, Старухины продали единственное, что взяли с собой из России, — семейные драгоценности. 

От Гражданской войны в Японию бежали не только Старухины. В 1918-м там оказалось больше семи тысяч эмигрантов из Российской империи — еще два года русские были самой большой диаспорой в стране. Впоследствии она уменьшилась: в 1920-м в Японии оставалось чуть больше трех тысяч выходцев из России, в 1930-м — порядка полутора тысяч.

Все это время страна была озабочена перенаселенностью и вела строгую миграционную политику, приветствуя выезд японцев за границу, объясняет «Медузе» Александр Мещеряков, доктор исторических наук, профессор Института классического Востока и античности Высшей школы экономики. Гайдзинам — так в Японии называют всех иностранцев — в стране были не рады.

В Асахикаве, где Старухины поселились по решению японских властей, они быстро нашли работу: Константин торговал тканями, а Евдокия пекла хлеб — продавать его помогал сын. Вскоре семья открыла кафе «Белая Россия».

В отличие от родителей, Виктор легко осваивал японский язык и подружился с местными детьми. Однажды в парке они научили его играть в бейсбол.

Как играют в бейсбол?

Уже тогда бейсбол был одним из самых популярных видов спорта в Японии. «Так вышло исторически», — говорит японист Александр Мещеряков. Он объясняет, что именно американцы сыграли важную роль в «открытии» Японии миру.

То, что именно бейсбол полюбился японцам, иногда объясняют особенностями их культуры: считается, что коллективное они предпочитают индивидуальному. Мещеряков, в свою очередь, замечает: «В Японии лучше всего укоренялись бесконтактные виды спорта. Если мы посмотрим на успехи японцев в коллективных видах спорта, то это бесконтактные волейбол и бейсбол».

Впервые в бейсбол в Японии сыграли еще в 1873 году: тогда американец Гораций Уилсон, преподававший английский в одном из университетов Токио, обучил игре своих студентов. Вскоре играть в бейсбол, для которого придумали отдельное слово «якю», принялись и в других университетах и колледжах, а в 1879-м в стране появилась первая бейсбольная команда — «Симбаси Атлетик Клаб» (Shimbashi Athletic Club). 

Правда, когда о бейсболе узнал Виктор Старухин, на профессиональном уровне в него еще не играли. Зато в Японии уже было два главных бейсбольных события, которые проходили ежегодно: чемпионат Большой лиги шести университетов Токио и турнир для старшеклассников на стадионе «Косиэн» (вблизи города Кобе в центральной части страны). К тому моменту бейсбольные команды появились во многих японских школах. Существовала команда и в начальной школе Асахикавы, куда Виктор пошел в апреле 1926 года. 

Языковые сложности и отсутствие какого-либо обучения, кроме домашнего, не мешали Виктору получать хорошие оценки. Особенно ему нравилось рисование — родители даже договорились о частных уроках для него с местным художником. 

Тогда же мальчик начал больше заниматься спортом. Несколько лет подряд он выигрывал соревнования по бегу и без труда получил место питчера в местной бейсбольной команде. Физически Виктор превосходил одноклассников (к 12 годам его рост был 180 сантиметров) и соревновался со старшими. О Викторе даже писали газеты — и вскоре о нем узнал весь Хоккайдо.

Летом 1931-го 15-летний Старухин участвовал в очередном турнире по бейсболу среди школьников. Там его заметил бейсболист из Университета Квансей Гакуин по имени Токухиса Камамура. Камамура был выпускником старшей школы Койо в городе Кобе, чья бейсбольная команда почти каждый год успешно проходила отборочные игры на престижный турнир на стадионе «Косиэн». Попасть на него хотел и Виктор.

Заручившись поддержкой бейсболиста, Виктор получил стипендию в Койо — и в конце марта 1932-го вместе с родителями переехал в Кобе. Там Старухины при содействии того же Камамуры и руководства новой школы поселились в большом двухэтажном доме с печью — и продолжили выпекать хлеб. Продавали его в кафе неподалеку, управляющим там стал Константин Старухин. 

Уже через несколько месяцев семья была вынуждена вернуться в Асахикаву. Директорам других школ префектуры Хёго не понравилось, что Койо тратит деньги на русских эмигрантов. Стипендию Виктора просто отменили.

Но мечту попасть на «Косиэн» он не оставил. Правда, сначала ему и его новой команде из старшей школы Асахикавы нужно было победить в турнире среди старшеклассников острова Хоккайдо. В 1932 году пройти отборочные команде не удалось. Вторыми школьники Асахикавы стали и на следующий год. 

Однако Виктора уже заботило другое. 17 июня 1933 года его отца приговорили к восьми годам тюрьмы — за убийство женщины.

С Марией (белоэмигранткой, чья фамилия неизвестна) семья Старухиных познакомилась в Кобе. Они быстро подружились, и, когда Старухиным пришлось вернуться в Асахикаву, Мария отправилась с ними — чтобы работать во вновь открытом кафе семьи. Теперь оно называлось «Байкал». 

Достоверно неизвестно, почему февральским днем 1933 года Константин Старухин убил Марию. По одной версии, они были любовниками и Константин заподозрил девушку в измене. Сам Старухин убеждал полицию, что зарезал Марию, потому что та была «советским шпионом».

Великий Сибирский Ледяной поход 凍てつくシベリア長征

Константин был единственным в большой семье Старухиных, кто не принял ни Февральскую революцию, ни последовавшую за ней Октябрьскую. От родственников он вообще сильно отличался. Те из поколения в поколение работали на нижнетагильских заводах; он к 1916 году получил звание полковника. 

О жизни Старухиных до Гражданской войны свидетельств практически не осталось. Известно, что они были крестьянами, а в Нижний Тагил, предположительно, перебрались в петровские времена — с появлением там первых заводов. И как минимум со второй половины XIX века жили на западном склоне Лисьей горы, одного из современных символов города. Там на улице Патракова (теперь — Гаева) им принадлежало несколько типовых домов в два этажа: каменный низ, деревянный верх. Неподалеку у семьи была лесопилка. Ничего из этого не сохранилось.

Покинуть дом у Лисьей горы Константин Старухин с женой Евдокией и тогда годовалым Виктором (единственным выжившим из четырех детей супругов; остальные умерли в младенчестве) решили летом 1917 года. 

В марте того года в Нижнем Тагиле состоялся митинг: многотысячная толпа приветствовала падение монархии и приход к власти Временного правительства во главе с князем Георгием Львовым. В июне в поселке (статус города Нижний Тагил получил только в 1919-м) появился первый отряд Красной гвардии. А в июле кто-то поджег конюшню Старухиных. 

Семья поселилась в Верхотурье, городе в 160 километрах от Нижнего Тагила, где служил Константин. Службу он оставил после Октябрьской революции, когда некоторые военные перешли на сторону Красной армии. Вскоре Старухин присоединился к белогвардейцам. 

Летом 1918-го армия адмирала Колчака подступила к Нижнем Тагилу. А осенью за поселок начались ожесточенные бои: красных было десять тысяч, белых — около шести. Белогвардейцам все же удалось взять поселок, но только на девять месяцев. 

Этим же летом Константин решил отправить жену и сына из Верхотурья в Красноярск — там у Старухина были знакомые, которые могли позаботиться о семье.

Драгоценности, немного денег, еды и воды — все, что взяла в дорогу Евдокия. На телеге, запряженной лошадью, она с Виктором отправилась в сторону Тобольска. Остановившись на ночь в поселковой церкви, Евдокия лишилась транспорта: телегу (вместе с лошадью) кто-то украл. Путь Старухиным, как и многим беженцам в то время, пришлось продолжить пешком.

Сначала — 200 километров до Тюмени. Там — переполненная железнодорожная станция и такие же переполненные поезда; сесть ни на один из них не удалось. Затем — больше 600 километров до Омска. До города Евдокия и Виктор дошли только в октябре, спустя три месяца пути. 

«В Омске скопилась масса беженцев, которая увеличивалась с каждым днем, — описывал город осенью 1918-го Николай Телесницкий, как и Евдокия с сыном, бежавший от большевиков. — На тупиках железнодорожной станции, из брошенных на произвол судьбы замерзающих вагонов раздавались мольбы о помощи, женщины и дети погибали от холода и голода. Завывала свирепая сибирская пурга, заглушающая слабеющие крики умирающих». 

Евдокия не знала, жив ли ее муж. Но в июне 1919 года решила продолжить путь. На этот раз им с Виктором удалось сесть на поезд в Красноярск — по утверждению биографа Ричарда Паффа, тот был полон больными тифом. В городе мать и сын были через месяц. А в сентябре их нашел Константин. 

Той же осенью белые потеряли свою столицу — Омск — и начали отступать на восток; позднее это отступление получило название Великого Сибирского Ледяного похода.

Решили бежать и Старухины. Как и адмирал Колчак, следующим пристанищем они выбрали Иркутск. Но и этот город спустя несколько месяцев взяли красные. 7 февраля 1920 года Колчака расстреляли. Старухины выбрались из Иркутска на повозке с трупами, притворившись мертвыми. 

Как многие отступавшие, семья оказались в Чите. Затем — в Харбине, городе в северо-восточном Китае, основанном рабочими и переселенцами из России в 1898 году в качестве станции Китайско-Восточной железной дороги. 

Харбин был центром русской эмиграции на Востоке — к концу 1920-х годов выходцы из России составляли почти половину его населения (при общей численности более миллиона человек). Здесь было 16 русских школ, шесть университетов и 26 православных церквей. «Милостью Божией Харбин на четверть века продолжил нормальную дореволюционную русскую жизнь», — писал епископ Русской православной церкви за границей Нафанаил, живший в Харбине в 1920-е.

В мае 1924 года Китай официально признал советскую власть. Впрочем, это обстоятельство, по воспоминаниям архиепископа Нафанаила (как и «передача в советские руки железной дороги со всеми правами» и «появление в Харбине эмиссаров Москвы»), «только поверхностно изменило уклад жизни» эмигрантов. Многие из них после падения Российской империи оставались «лицами без гражданства» — в том числе Старухины, имевшие только нансеновские паспорта. 

В том же году Старухины предприняли первую попытку получить визы в Японию. К моменту, когда им это удалось (в 1925-м), страна тоже признала СССР. «Лицами без гражданства» Старухины остались на всю жизнь.

Токийские гиганты Ёмиури 読売ジャイアンツ

Мацутаро Сёрики было 28, когда в 1913-м он, в прошлом — успешный дзюдоист, пошел на службу в токийскую полицию. В 39 лет Сёрики занялся медиабизнесом, купив ежедневную газету «Ёмиури Симбун» и изменив ее в духе «демократии Тайсё» — периода расцвета свободы и либеральных идей. Сенсационные истории об изменах соседствовали с фотографиями девушек и рекламой клиник, лечивших венерические заболевания («Перед вечеринками под конец года нужно сначала разобраться со своей гонореей», — гласил один из слоганов). Тиражи «Ёмиури Симбун» росли.

В 46 лет Мацутаро Сёрики решил, что ему нужно вложиться еще и в бейсбол, пользовавшийся популярностью у японцев. Сам Сёрики не был фанатом игры, но надеялся использовать ее, чтобы привлечь внимание к своей газете.

К тому моменту в Японии по-прежнему не было профессионального бейсбола. Но уже в 1931 году Сёрики привез бейсболистов из США, организовав серию игр между двумя странами. Среди участников этих матчей был игрок главной американской бейсбольной лиги MLB Фрэнсис Джозеф ОʼДоул по прозвищу Левша, впоследствии сыгравший важную роль в становлении профессионального бейсбола в Японии. А в 1934-м к команде присоединился и Джордж Герман «Бейб» Рут-младший, легендарный аутфилдер «Нью-Йорк Янкис» (New York Yankees) и один из пяти бейсболистов, которые первыми вошли в американский Зал славы бейсбола. 

Японию представляли бейсболисты местных университетов и любительских клубов. С каждым матчем они играли увереннее, хотя все же значительно уступали соперникам. Мацутаро Сёрики это не устраивало, и он начал собирать новую команду. Заполучить в нее Сёрики хотел и Виктора Старухина — иностранца, отличавшегося высоким ростом (1 метр 93 сантиметра при весе 104 килограмма), силой и выносливостью.

До окончания старшей школы Асахикавы Виктору оставался всего год. Он хотел воспользоваться последним шансом попасть на «Косиэн», а затем продолжить учебу в Университете Васэда, чья бейсбольная команда участвовала в чемпионате Большой лиги шести университетов Токио. 

Почему Виктор в итоге принял предложение Мацутаро Сёрики, неизвестно. По версии Ричарда Паффа, агенты Сёрики угрожали семье Виктора депортацией в СССР и обещали сократить тюремный срок его отца. А биограф Джон Берри пишет, что Виктор пошел на это из-за трудного финансового положения, в котором оказалась его семья. После ареста Константина Евдокии пришлось закрыть кафе «Байкал», и Старухины жили на школьную стипендию Виктора, которая была невелика. 

Из Асахикавы, как утверждает Берри, Виктор в сопровождении матери и агента Сёрики уезжал ночью, втайне ото всех. Вскоре Константину Старухину действительно изменили приговор: вместо восьми лет он должен был провести в тюрьме четыре с половиной года (почему, доподлинно неизвестно).

А Виктор уже во время первого матча с американцами, прошедшего в Киото в ноябре 1934 года, показал хорошие результаты. Он провел один иннинг и не пропустил очков, отправив в аут в том числе знаменитого «Бейба» Рута и Чарли Герингера, еще одного будущего члена американского Зала славы бейсбола.

«Токио Ёмиури Джайентс» (Tokyo Yomiuri Giants) — такое название команда Мацутаро Сёрики получила с подачи «Левши» ОʼДоула, игравшего в 1933–1934 годах за «гигантов» из Нью-Йорка. Японские «гиганты» напоминали американских и формой — белые рубашки с черно-оранжевой надписью. Отличалась только аббревиатура: YG вместо NY. 

В отличие от Сёрики, далеко не все японцы были рады американским спортсменам. После вторжения Японии в китайскую Маньчжурию в 1931-м отношения двух стран стали по-настоящему напряженными. Особенно предприимчивого владельца газеты «Ёмиури Симбун» критиковали за то, что он позволил иностранцам «осквернить» своим появлением стадион «Мэйдзи Дзингу» в Токио, построенный в честь императора Мэйдзи. А в феврале 1935 года участник одного из радикальных движений (под названием «Общество бога войны») напал на Мацутаро Сёрики, воткнув ему в шею катану. Сёрики провел в больнице больше месяца — и все-таки выжил. 

«Гиганты» Мацутаро Сёрики вскоре стали самой успешной командой Японии. А газета «Ёмиури Симбун», ради которой все и затевалось, — одной из самых читаемых в стране. 

Голубоглазый японец 青い目の日本人

Сотрудник миграционной службы долго объяснял 18-летнему Виктору Старухину, что у него нет оснований для нахождения в стране. Виктор в ответ только улыбался и кивал. Он не понимал ни слова по-английски. Шел февраль 1935 года — «Токио Ёмиури Джайентс» впервые отправились в США. 

В отличие от других игроков «гигантов», у Старухина не было никакого паспорта, кроме нансеновского. Американские таможенники и сотрудники миграционной службы подобный документ видели впервые. Впустить русского эмигранта в страну они согласились только после вмешательства менеджера команды. 

В ту поездку «гиганты» выиграли 93 матча из 102 (правда, их соперниками в основном были любители). А Виктор получил предложения сразу от нескольких американских клубов Главной бейсбольной лиги. Ни одно из них он не принял (почему, неясно). А вернувшись в Японию, впервые попросил о гражданстве. Ему отказали без объяснения причин. 

В США «гиганты» играли и на следующий год, а по возвращении вошли в только что созданную профессиональную японскую бейсбольную лигу. Там они одержали 18 побед в 27 матчах с семью другими клубами — и стали чемпионами Японии. Большинство подач в том сезоне сделал Эйдзи Савамура. 

Савамура, как и его напарник по команде Виктор Старухин, бросил школу, чтобы профессионально играть в бейсбол. В отличие от Виктора, он был японцем — и когда в 1937-м страна вступила в войну с Китаем, отправился на фронт.