В 2004 году 15-летний Алексей Птах был заложником в Беслане. Сейчас он российский контрактник на войне в Украине «Медуза» поговорила с его матерью
Первого сентября 2004 года террористы захватили 1128 заложников в бесланской школе № 1 — детей, родителей и учителей. В результате теракта, ставшего одним из крупнейших в истории России, погибли 333 человека, 783 получили ранения. Под 281-м номером в списке пострадавших, составленном бесланскими учителями сразу после штурма, был 15-летний «Алеша Викторович Птах». В 2022 году его имя появилось в другом списке — военнослужащих 34-й бригады из Владикавказа, которые, по данным украинского министерства обороны, участвуют в российском вторжении. Спецкор «Медузы» Светлана Рейтер поговорила с матерью Алексея Птаха Татьяной о том, как он оказался на войне.
— Сколько вашему сыну было лет, когда захватили школу в Беслане?
— Он был в девятом классе, ему было пятнадцать лет. Выжить ему удалось только благодаря друзьям, которые были вокруг, и учителям. Сила духа у него была, ангел-хранитель все три дня помогал.
Сложно ответить на вопрос, как он это вынес, — ну, мы научились как-то жить с этим дальше. Он продолжает общаться с одноклассниками, у него много друзей, к учителям ходит, к своей первой учительнице.
— А кто Алексей по профессии?
— Инженер-электрик. У него высшее образование, он институт окончил.
— А как в армии оказался?
— А вы у нас были в Осетии? Сколько у нас здесь работы, знаете? Сколько предприятий работает, знаете? Вот вам и ответ на вопрос.
Он окончил институт, пошел в армию, там и остался. Нет у нас тут работы толком, как и во многих городах в глубинке России. Он контрактник, по контракту служит — это его работа. Он до этого, до «спецоперации», подписал контракт на пять лет — если бы он контракт разорвал, то перестал бы себя уважать, это же его работа.
И потом многие дети из нашей школы стали либо военными, либо врачами. Чтобы больше такого, как тогда в их школе, не повторилось. И чтобы в стране было лучше, чем тогда, когда их школу захватили.
— А как вы считаете, его служба сейчас может помочь тому, чтобы в стране стало лучше?
— А это не нам с вами судить. Но он говорил так: «У меня деды служили в армии, прадед — орденоносец, мой отец служил, дядья служили. Почему я не должен идти в армию?»
Он посчитал, что он мужчина, что он защитник. Что он должен сделать так, чтобы не пришли какие-то товарищи — даже не товарищи, а изверги, — какие были в школе, на нашу землю.
— Государство ему, как пострадавшему в теракте в Беслане, помогало?
— Льготы были. Ему дали деньги, мы на эти деньги купили квартиру.
— И все время жили в Беслане?
— Мы живем прямо рядом с этой школой. У меня на глазах эту школу захватывали, когда сын был там. Мы все это своими глазами видели. Прямо с балкона видели. Как началось, я в школу побежала.
— Не было желания переехать, когда все закончилось?
— Нет, привыкли уже. Да и к нам тут хорошо относятся. Мы русские, живем в многонациональной республике, но я не ощущаю, как сказать, национального давления. У сына моего 90% друзей — осетины.
— Сейчас ваш сын служит в российской армии на территории Украины, я правильно понимаю?
— Тут мы вам никакие детали дать не можем, это вам лучше в штаб вооруженных сил звонить. Они вам точно скажут, где он конкретно находится. Мы только знаем, что он жив, здоров, и все.
— Связи с ним нет?
— Почти нет. Мы не мешаем ему, только молимся и ждем его домой.
— Часто получается узнать, как у сына дела?
— Недавно были в штабе — там сделали специальное помещение, ты набираешь [по телефону] с разрешения. Если он находится недалеко от «операции», тогда его зовут и мы разговариваем.
— Долго?
— Пять-десять минут. Жив, здоров, все в порядке. Больше ничего не говорит, да и мне как матери этого хватает.
— А какой он вообще по характеру, ваш сын?
— Человечный. Умный. Патриот. Он хороший семьянин, замечательный сын. Внимательный. У него недавно дочь родилась.
— А как вы сами относитесь к событиям в Украине?
— Как я могу относиться к фашистам?! К тем, кто мою мать во время Великой Отечественной войны в амбаре запирал и сжечь хотел? К тем, кто грудных детей хватал и кровь брал? Чем сейчас этот фашизм отличается от того, что было в 1945 году?
— А вы видели новости о военных преступлениях российских солдат в Буче и Мариуполе?
— Я в это не верю. Зная своего сына, он последним куском хлеба поделится, и его товарищи такие же. Это провокации, мой сын никогда не будет стрелять в ребенка, не будет стрелять в женщину, я просто это знаю. Вы уверены в своих детях? Я в своем сыне на сто процентов уверена.
Я хорошо помню, как после теракта нас с ним отправили на отдых и восстановление в Кисловодск. Там была свадьба — ну, армянская свадьба. А такие мероприятия на Кавказе бывают со стрельбой вместо салютов. Нас об этом не предупредили. Сыну тогда было пятнадцать лет, с нами были детки — его ровесники, помладше. И когда началась стрельба за забором санатория, Леша один не побежал в укрытие. Он схватил под руки двоих детей и потащил их от забора.
То есть он уже прошел эту школу, когда у него на глазах расстреливали мужчин. И вы хотите сказать, что он мог… никогда не поверю! У него совершенно другое отношение к этому.
— Как вы сами узнаете новости о ходе «операции» в Украине?
— По телевизору. А как вы узнаете? Вам кто-то специально сообщает? Вы хотите сказать, что мой сын будет звонить мне и говорить: «Мама, как мне плохо, как мне тяжело»? Он — воин. Я знаю, что он будет до последнего сражаться, чтобы защитить свою Россию. Это его Родина, его мать, для него это однозначно.
Беседовала Светлана Рейтер