Перейти к материалам
истории

«Для меня Марадона — божество, умирающее на кресте и воскресающее потом» Выходит «Рука бога», фильм о неаполитанском детстве Паоло Соррентино. Он рассказал нам о своей самой личной работе

Источник: Meduza
Rick Madonik / Toronto Star / Getty Images

На Netflix 15 декабря выходит новый фильм Паоло Соррентино «Рука бога», получивший «Серебряного льва» за лучшую режиссуру на Венецианском кинофестивале в 2021 году. Действие разворачивается в родном для режиссера Неаполе середины 1980-х. Город ждет приезда знаменитого футболиста Диего Марадоны, но в жизни главного героя — молодого человека Фабьетто Скизе (Филиппо Скотти) — вдруг случается трагедия. Кинокритик Антон Долин поговорил с Паоло Соррентино об этом, самом личном в его карьере, фильме.

— В «Руке бога» вы напрямую рассказываете о своем детстве и потере родителей. Что заставило вас обратиться к теме, которой до сих пор вы не касались?

— Для людей моей профессии подобный фильм — обязательный этап. Можно бесконечно откладывать поход к дантисту и бояться его, но рано или поздно ты идешь. В моих фильмах всегда были спрятаны маленькие личные детали. Сейчас, когда мне перевалило за пятьдесят, я решился говорить о себе открыто. Это невероятно: мне уже полвека! Так я и отважился преодолеть свой страх и рассказать эту чрезвычайно личную историю, которая вполне заслуживала того, чтобы стать фильмом. 

— Чего вы боялись больше всего?

— Того, что этот фильм ничего во мне не сможет изменить. Прошло много лет, и я до сих пор не смог смириться со смертью родителей. У меня те же психологические проблемы, что и тридцать пять лет назад. Будет грустно, если даже такой мощный психотерапевтический инструмент, как кино, никак не повлияет на мой нрав и мою личность — я по-прежнему нестабилен, иррационален, легко возбудим. Хочу надеяться, что «Рука бога» будет моей терапией. Но я в самом начале пути, а картина совсем недавно закончена. Обычно это работает так: я одержим чем-то и не могу успокоиться, пока не сделаю об этом фильм, — и [после его выхода] полностью освобождаюсь от одержимости. С другой стороны, легко отделаться от мыслей о Джулио Андреотти и несколько сложнее — от переживания смерти родителей. Посмотрим, сработает ли трюк. 

— Расскажите о выборе актера на главную роль, Филиппо Скотти. 

— Он отличный артист, а еще он похож на меня. Точнее, на чуть более красивую версию меня. Тем лучше для него! Я выбрал его на пробах, вглядываясь в молодых актеров и думая — был ли я таким в 17 лет? Выбор делал почти вслепую, но, кажется, не ошибся. 

Тони Сервилло и Филиппо Скотти в фильме «Рука бога»
Netflix

— А что насчет Тони Сервилло, вашего постоянного актера и любимца?

— Он давно стал для меня фигурой… не отцовской, но своего рода старшим братом. Кого же еще было звать на роль отца?

— Как много в фильме вымышленных персонажей и поворотов сюжета?

— Кое-что полностью правдиво, многое выдумано. Правдиво само мое ощущение этого момента в жизни. Разумеется, справиться с его воссозданием было возможно только при помощи фантазии. 

— А с семьей вы обсуждали сценарий и сам проект? Ведь ваши брат, сестра, другие родственники — герои фильма. 

— Не особо. Разумеется, я их предупредил, что снимаю такой фильм, но не утверждал с ними сценарий. Сестра сказала мне, что я все запомнил неправильно, однако я предпочту доверять своим воспоминаниям, а не ей. Однако на экране вы видите не выдуманную семью: это именно моя семья, и каждый эпизод восходит к чему-то реальному. 

— И молочный суп вашей мамы? Что это вообще такое?

— Очень-очень простой рецепт. Теплое молоко, туда покрошить хлеб — и ешь себе на здоровье. Моя мать всегда кормила меня им, когда ей было неохота готовить. 

Netflix

— Судя по всему, вообще в детстве вас сформировали женщины — из семьи и не только. 

— Это часть неаполитанской культуры: женщины правят в семье и обществе. Войдите в любой семейный магазин или ресторан на юге Италии, вы сразу это почувствуете. Так было всегда, с древних времен. Женщины у нас притворяются подчиненными мужчинам, но в реальности управляют ими. 

— Похоже, ваше детство и юность были тесно связаны с кинематографом — от Феллини до Серджио Леоне, упомянутых в «Руке бога».

— Да, кино моего детства — важное действующее лицо фильма, на меня оно значительно повлияло. Феллини, Бергман, Фассбиндер. В мои 18 лет они помогли мне открыть для себя кинематограф. Но профессионально я этому не учился, просто не вылезал из кинотеатров. Мои кинематографические университеты весьма случайны.

А с «Однажды в Америке» все обстояло именно так, как я показал. Брат принес домой кассету, все ужасно обрадовались: «Когда же мы уже его посмотрим?». Но по каким-то таинственным причинам никак не могли усесться за просмотр. Три часа! Длинновато для фильма. И кассета покрывалась пылью. Потом, конечно, я посмотрел эту картину много раз и выучил наизусть. 

— Как вышло, что впервые в вашем фильме так мало музыки?

— Эта картина вообще принципиально отличается от остальных, которые я делал. Первоначально в сценарии было указано, что музыки не будет вовсе. Потом появилось кое-что. Но в те годы я вправду жил без музыки. Ее роль была для меня очень низка, я почти не помню, что слушал. Хотя кассетный плеер помню хорошо. Обычно я, как и все режиссеры, использую закадровую музыку, чтобы усилить эмоцию. Но этот материал и без того был для меня предельно эмоциональным. Так что я решил, что музыка ему не нужна. Наверное, главная причина в этом. 

Рука Бога | Официальный тизер | Netflix
Netflix Russia

— Обычно фильмы о прошлом нуждаются в музыке для создания ностальгического эффекта.

— Я хотел обойтись без этого. Как и без акцента, характерного для Неаполя. У меня была другая задача: не ностальгическое кино о 1980-х, а драма мальчика, чья жизнь была веселой, а потом вдруг стала чрезвычайно грустной — и о том, как у него появилась мечта снимать кино. Эпоха как таковая интересовала меня меньше всего. Это повлияло и на саундтрек, и на работу художника-постановщика, и на прически или костюмы. Потому что обычно люди пускаются в собственные воспоминания и забывают о персонажах. 

— Судя по всему, — это отражается и в названии фильма — Марадона был очень важен для вас. 

— Это так до сих пор. Трагедия, что его не стало. Моей мечтой было показать ему «Руку бога». Он был моим самым важным зрителем. В фильме сказано, и это правда, что он спас мою жизнь. Понимаете, в моей семье вообще не очень любили кино! Первым искусством, которое я узнал в детстве, был футбол, а первым великим художником — Марадона с его уникальной способностью вырываться за рамки возможного. Марадона познакомил меня с существованием иного мира, иной реальности. Кроме того, все мои фильмы — о падении человека и его вознесении, а Марадона именно такой человек и герой. Его жизненная история трагична. Для меня он — божество, умирающее на кресте и воскресающее потом. И для всех неаполитанцев, думаю, тоже. 

Паоло Соррентино в фильме «Рука бога»
Capital Pictures / Scanpix / LETA

— Это фильм еще и о Неаполе. Как вы решали, что показать, а что утаить, как избежать туристических клише?

— Совсем просто. Неаполь — мой родной город, я прожил там до 37 лет, и я знаю только один Неаполь: тот, который я и показал в фильме. Никакого другого для меня не существует вовсе. Места, люди, вещи — все, что я знал, принес на экран, не задаваясь вопросом, клише ли это. Я вернулся [в город] после огромного перерыва и не знаю, многое ли принципиально изменилось — не мне судить. Меня вели мои воспоминания.  

Беседовал Антон Долин