«Рука бога» — Паоло Соррентино рассказывает о своем неаполитанском детстве (это самый личный фильм режиссера) Марадона на экране не появляется, но играет решающую роль в сюжете

На Венецианском кинофестивале прошла премьера фильма Паоло Соррентино «Рука бога». Действие разворачивается в родном городе режиссера — в Неаполе середины 1980-х. Детали сюжета до премьеры держались в тайне, но из названия было ясно, что фильм как-то связан с Диего Марадоной. Какую роль звезда футбола сыграл в судьбе главного героя картины, тинейджера Фабьетто? И в судьбе самого Соррентино? Кинокритик «Медузы» рассказывает о самом личном фильме в карьере режиссера, после которого его продолжат сравнивать с Феллини.

Паоло Соррентино снял свой «Амаркорд». Эта мысль гарантированно будет повторяться в каждой рецензии на «Руку бога» — первый после двадцатилетнего перерыва фильм режиссера, показанный в конкурсе Венецианского фестиваля. Что ж, в самом деле сравнения Соррентино с Феллини стали общим местом. В его «Великой красоте» было слишком много отсылок к «Сладкой жизни», а в «Молодости» — к «8 ½», чтобы это игнорировать. Вся эстетика «Молодого папы» напрямую заимствована из сюрреалистического дефиле ватиканских священников из феллиниевского «Рима».

Другой вопрос, действительно ли и в каком именно смысле можно считать Соррентино сегодняшним воплощением Феллини (мысль, которая кажется аксиомой поклонникам режиссера и бесит его столь же многочисленных хейтеров). Так или иначе, в «Руке бога» Феллини еще и появляется собственной персоной. Точнее, звучит за кадром. Старший брат главного героя мечтает стать актером и записывается на кастинг в массовку, но гений отвергает его «слишком обыкновенное» лицо. Время действия — середина 1980-х, дело происходит в Неаполе, родном городе Соррентино. 

Здесь самое время забыть о навязчивых параллелях и иерархиях: в конце концов, Соррентино уже перевалило за пятьдесят, у него на счету каннские награды и «Оскар», он занял собственное место в современном кино и стал, пожалуй, самым знаменитым итальянским кинематографистом своего поколения. Поэтому логичнее видеть в «Руке бога» не очередную попытку состязаться с покойным авторитетом, а чрезвычайно личный, даже интимный фильм-автобиографию о «воспитании чувств». В этом Соррентино напрямую продолжает дело Альфонса Куарона, чью «Рому» тоже спродюсировал Netflix, выполнив давнюю мечту автора и позволив ему погрузиться в воспоминания о сокровенном. К слову, «Рома» взял главную награду Венецианского фестиваля, и почему бы Соррентино не повторить успех Куарона? Во всяком случае, золотых фестивальных трофеев на его счету пока нет. 

Если «Лоро» и «Новый папа», две предыдущие большие работы Соррентино, намекали на творческий кризис и грешили самоповторами, то «Рука бога» — кино абсолютно свежее и в чем-то даже простодушное, подобно его ясноглазому кудрявому герою-тинейджеру Фабиетто (юный Филиппо Скотти). По многим важным параметрам эта картина — отступление от характерного и моментально узнаваемого визуального стиля режиссера. Например, в «Руке бога» — верьте или нет — почти нет закадровой музыки. Фабиетто не расстается с кассетным плеером, но, когда он надевает наушники, Соррентино идет против клише: вместо ностальгического саундтрека (лучшей машины времени) включает тишину. Кроме того, «Руку бога» снимал не Лука Бигацци, чье имя долгие годы было неотделимо от визуального языка Соррентино, а Дарья ДʼАнтонио — оператор не менее виртуозный, что продемонстрировано умопомрачительной панорамой береговой линии Неаполя на начальных титрах, но и значительно менее манерный.

Мы, конечно, вновь встретимся с Тони Сервилло, любимым актером Соррентино, но на сей раз он отступает от привычного амплуа авторского альтер эго, уступив его новичку Скотти, и довольствуется ролью Саверио, обаятельного и непутевого отца Фабиетто. Его жену — властную, остроумную и страдающую от регулярных измен Саверио — сыграла Тереза Сапонанджело. Эти две роли в фильме важнейшие, хоть формально и не главные, о чем заранее догадается каждый, кто знаком с биографией Соррентино и знает что-то о его родителях (пусть для остальных это останется сюрпризом).  

Как и полагается итальянскому подростку, Фабиетто — часть гигантского живого организма-муравейника, состоящего из бесчисленных бабушек и дедушек, кузенов и кузин, дядь и теть (в одну из них, слегка безумную и непристойно красивую, он безнадежно влюблен). Сцены семейных конфликтов и сборищ незабываемы. Даже изменяя привычному формализму и приглушая гротеск, Соррентино смешит зрителя до слез, делая его свидетелем семейного знакомства с жизнерадостным женихом одной из уже немолодых тетушек.

Впереди другие сюрреалистические и вместе с тем узнаваемые эпизоды, утопая в которых ты почти не замечаешь, как интонация и жанр фильма меняются с нежной комедии на драму: игры в футбол в школьном дворе, ночные гонки на мотоцикле вдоль побережья, дружба с местным контрабандистом, походы в театр. Наконец, потеря невинности, поданная как своеобразный ритуал, в котором принимают то или иное участие сразу несколько окружающих Фабиетто женщин.  

«Рука бога» может и, пожалуй, хочет казаться хаотичным нагромождением фрагментов, запомнившихся автору из детства и юности, пропущенных через фильтр его уже взрослого, ироничного, но растроганного взгляда. Память действует как увеличительное стекло, переплавляющее фотографию в карикатуру, полузабытую реальность — в гротеск. Однако в «Руке бога» все-таки есть внутренний каркас, не позволяющий сценкам рассыпаться. Это не просто кинороман взросления, а история рождения режиссера.

Феллини не единственное знаковое для фильма имя, еще важнее для Соррентино был его первый ментор Антонио Капуано. Звучит имя Франко Дзеффирелли, цитируется «Пустыня Тартари» Дзурлини, сквозной линией проходит пылящаяся на видеомагнитофоне кассета с «Однажды в Америке», которую семейство никак не соберется посмотреть. Проступает замысел: Паоло Соррентино отдает Неаполю своего детства долг за то, кем он стал сегодня, и признает, что кинематограф рождается из миллиона незначительных мелочей и деталей, по тем или иным причинам оставляющих шрамы. Напрямую цитируя Феллини, режиссер формулирует назначение искусства вообще и кино в частности: отвлекать от реальности. И тут же противоречит сам себе, при помощи этого отвлечения возвращаясь к фактам собственной биографии. 

А как же Диего Марадона? Его цитатой открывается «Рука бога», к нему отсылает название. Он для Соррентино важнее любых Феллини, Дзеффирелли или Леоне. Легендарный футболист не появляется на экране, если не считать архивных кадров его старых матчей, но играет решающую роль в сюжете: Соррентино всерьез считает, что Марадона спас ему жизнь. Так что если считать футбол искусством, то, пожалуй, оно способно на большее, чем отвлекать и развлекать. Хотя можно взглянуть на это иначе: кино всегда будет оставаться делом сугубо человеческим, в отличие от футбола — спорта во многих отношениях божественного. Увы, жизнь чаще бывает похожа на кино, одновременно трагическое и смешное, чем на футбольный матч, которым управляет длань господня.