Что происходит на границе Беларуси и Евросоюза? В миграционном кризисе виноват Лукашенко? И откуда в Минске столько беженцев с Ближнего Востока? Объясняет белорусская правозащитница Алена Чехович
О резком росте потока нелегальных мигрантов, которые пытаются попасть в Евросоюз через Беларусь, заговорили еще в начале лета. В начале июля в Литве даже объявили режим чрезвычайной ситуации в связи с этим. А в конце августа Литва, Латвия и Польша заявили, что из-за потока желающих нелегально пересечь границу они собираются построить забор на границе с Беларусью. Однако все это не решило проблему — и число мигрантов только росло. В начале ноября на границе уже собралось несколько тысяч человек. Некоторые смогли силой прорваться через границу — но мигрантов арестовали польские пограничники и выдворили обратно в Беларусь. «Медуза» поговорила о происходящем с сотрудницей правозащитной организации Human Constanta Аленой Чехович, которая уже несколько лет занимается проблемой миграции из Беларуси в ЕС.
— Как давно вы занимаетесь помощью беженцам?
— С 2016 года, когда был кризис на польской границе в районе Бреста. Тогда я начинала на волонтерских началах: передавала какую-то гуманитарную помощь, делала глубинные опросы искателей убежища. Сейчас я возглавляю общественную приемную [Human Constanta] для иностранцев и лиц без гражданства в Минске, профильно работаю с этой группой людей в Беларуси.
— Когда к вам стали обращаться беженцы в связи с нынешним кризисом?
— Мы начали отслеживать ситуацию в конце весны — начале лета; уже было понятно, что что-то происходит на границе. Ну а первые обращения [от беженцев] начали поступать где-то в августе. Очень немногочисленные — в основном они были не от людей, которые находились в Беларуси, а от их родственников или друзей, с которыми они связывались, находясь в лесу [у границы]. К нам обращались с просьбой найти людей, помочь, чтобы как-то эту ситуацию [невозможность перейти границу Беларуси и Польши] разрешить.
— Вы можете составить какой-то коллективный портрет мигрантов, которые пытаются попасть в Европу через Минск?
— Люди очень разные. И мужчины, и женщины, и маленькие дети. И с семьями, и без семей — очень разные группы.
Мы в основном общались с курдами из Ирака. Но приезжают люди и из Афганистана, Сирии, Ирана, из нескольких африканских стран. А что касается курдов — это очень большое количество мужчин, которые едут [в Европу] из-за сильных притеснений в связи с их этнической принадлежностью. Плюс большая угроза террористических атак [в Ираке].
— Но они наверняка знают про пропавших без вести и погибших на белорусской границе. Почему их это не пугает?
— Их это пугает, но не останавливает. Оставаясь на родине, они рискуют больше. Плюс срабатывает психологический защитный механизм: «Окей, это случилось с кем-то, но не обязательно случится со мной».
— Что известно о маршрутах и способах пересечения границы?
— Про маршруты мы не спрашивали — для их безопасности и уменьшения наших собственных рисков. Что касается способов — в основном это [происходит в] ночное время, через лес, по каким-то уже известным им маршрутам, проложенным на карте.
Часто это заказ такси из Минска, которое довозит их до приграничной зоны, и оттуда они уже идут пешком. Можно говорить, что в Беларуси сейчас образовался очень большой бизнес по перевозке мигрантов. Также они [мигранты] говорили, что резко выросли цены на палатки, спальники и прочее [снаряжение, которое позволяет переночевать в лесу].
— Мигранты стремятся попасть через Польшу в Германию? Почему именно туда?
— Так сложилось в последние годы, что Германия — самая благоприятная страна для мигрантов. Там большой процент положительных решений по заявлениям с просьбой об убежище и другим формам защиты. За последние годы у многих людей, которые приезжают из Ирака, в Германии [уже] есть родственники, друзья, и понятно, что им удобнее находиться там, где есть какая-то база. Кто-то, кто им сможет помочь на первых порах.
— Мигранты уже несколько месяцев вынуждены были жить в палаточных лагерях в лесу. Что это за лагеря?
— Когда мы начали общаться с мигрантами напрямую, они сами начали рассказывать нам истории о том, что при неудачной попытке пересечь границу они возвращаются в лес. Иногда польские пограничники [поймав мигрантов] из рук в руки передают их белорусским пограничникам. Им не разрешают вернуться в город [в Беларуси], привозят их в этот импровизированный лагерь на белорусской территории в лесу, где они находятся под охраной пограничников. Единственный выход — это или сбежать оттуда на свой страх и риск, или снова и снова пытаться пересечь границу с Польшей.
— Что известно об условиях в этих лагерях?
— Условий там никаких нет, потому что это просто лес. Люди едут туда со своими спальниками, минимальным набором еды, воды. Ничего сверх [этого] от белорусских пограничников им не предоставляется.
Они [беженцы] вынуждены жить под открытым небом. Максимум — разжигать костры [чтобы согреться], и, собственно, все. Приходила также информация [от мигрантов] о том, что иногда белорусские пограничники забирают детей на ночь, чтобы они хотя бы ночевали в закрытых помещениях. Утром дети возвращаются обратно и проводят целый день на улице.
— Как мигранты общаются между собой? Как координируют действия?
— У них уже сложились свои чаты, где они договариваются. Но о той ситуации, которая сейчас происходит на границе (речь идет о большом количестве мигрантов, неожиданно собравшихся на границе Беларуси и Польши 8 ноября, — прим. «Медузы»), мы не знаем наверняка. Была ли это инициатива самих мигрантов или это какой-то вброс со стороны белорусских властей? Тут нет достоверной информации.
— А о числе пропавших и погибших что-то достоверно известно?
— Говорить о статистике смертей мы можем только по сообщениям СМИ. Что касается пропавших без вести, то поступают очень разрозненные запросы от иностранных организаций и от родственников пропавших — их сложно свести в единую таблицу, подвести статистику. Часто запрос об одном и том же человеке приходит из разных источников. Или изначально приходит запрос об очень большой группе людей. Например, был запрос о ста пятидесяти людях, местонахождение которых неизвестно. И непонятно, они потом нашлись или их еще продолжают искать.
Отсутствие действенного механизма сбора информации со всех источников и замалчивание со стороны властей не позволяют представить полную картину. Но это очень большие цифры [пропавших без вести]. Очень хочется верить, что они потом находятся.
— То, что происходит на границе, было ожидаемо?
— Это не было неожиданностью. С другой стороны, обидно, что, хотя мы [и] ожидали подобной ситуации, к ней не было возможности подготовиться — и сейчас [у нас] нет эффективных механизмов оказания помощи людям.
В ближайшее время ситуация вряд ли разрешится, стороны настроены решительно. Вряд ли Польша пропустит людей на свою территорию и примет у всех заявление на защиту (заявление на предоставление убежища необходимо чтобы получить статус беженца, — прим. «Медузы»). С другой стороны, вряд ли Беларусь прекратит эту практику, пока на нее не надавят — она будет продолжать эту политическую игру.
— Польша законно защищает свою границу?
— Я бы тут не говорила про законные действия Польши, которая незаконно не принимает прошения об убежище. Более того, согласно и польскому законодательству, и нормам ЕС, и международным нормам, прошение об убежище может быть предоставлено в устной форме. Когда люди подходят к пункту пропуска и говорят, что они хотят получить защиту в Польше, им должно быть предоставлено такое право и такая возможность. То есть в данном случае идут нарушения с обеих сторон [польской и белорусской].
Но что касается распределения [мигрантов и беженцев] между другими странами Евросоюза — это уже внутреннее дело Евросоюза. Это большой вопрос политической воли: захочет ли Германия принять этих людей? Но чисто формально, пересекая границу с Польшей, люди обязаны подавать заявление на убежище именно в Польше — первой стране их въезда. То есть в этом случае Польша не может сказать: «Окей, мы пропускаем вас транзитом, но, какая-нибудь другая страна Евросоюза, примите этих людей».
— Но ведь эти люди ломают забор и, кажется, ведут себя довольно агрессивно.
— Этих людей не пустили к КПП белорусские пограничники. Изначально они [мигранты и беженцы] направлялись к пограничному пункту, где могли напрямую обратиться к польским пограничникам. Белорусские пограничники развернули этих людей и направили к той части границы, где колючая проволока и забор. На мой взгляд, это провокация со стороны белорусских властей. Люди здесь как разменная монета. Когда тебя сопровождают люди в форме и с оружием — не будешь особо выбирать [способы перейти границу].
— Вы знаете, что прямо сейчас происходит с мигрантами и беженцами, собравшимися на границе?
— Да, с нами связывался один из мигрантов, с которым мы общались еще в Минске. Сейчас он в этой группе людей. К сожалению, никакой полноценной информации мы не получили, в основном эмоции. Люди в большом волнении, они не понимают, что происходит, они напуганы выстрелами в воздух и применением слезоточивого газа.
Люди понимают, что их не пропускают ни туда, ни туда — и им придется как-то жить в лесу. Это, конечно, может на них влиять и способствовать обострению ситуации. Потому что среди них много детей и женщин, которые физически не смогут долго находиться в таких условиях.
— Что можно сказать об официальной позиции Минска, который не видит проблемы в том, что мигранты всеми способами стремятся пересечь границу?
— Формально, когда человек приезжает по визе [в Беларусь], а потом пытается пересечь границу [Беларуси] и Беларусь ему не препятствует — это уже нарушение. То есть Беларусь изначально начала халатно относится к своим обязательствам по охране государственной границы.
Второй момент — это большое количество людей, которые уже неоднократно пытались пересечь границу с Польшей. Грубо говоря, [они] «зависают» в Беларуси, у них истекает срок белорусской визы, и формально при проверке документов их должны задерживать и выдворять из страны. Но было несколько случаев, когда у людей проверяли документы, у них были истекшие визы и это не имело никаких последствий.
— Что Human Constanta может сделать, чтобы помочь людям, которые застряли в лесу?
— К сожалению, физически — немного. Точнее — ничего. Мы больше не зарегистрированы [как юрлицо в Беларуси], это влияет на спектр наших инструментов. Плюс в целом политическая ситуация в стране опасна для правозащитников и любых людей, которые хотят быть вовлеченными в ситуацию и помогать. Все, что мы теперь можем, — оказывать правовые консультации. Мы связующее звено между мигрантами и организациями, которые еще могут оказывать поддержку, — например, Красный Крест, «Врачи без границ» или Управление верховного комиссара по делам беженцев ООН.
— Если людям, которые собрались на границе, придется вернуться на родину, им грозит серьезная опасность?
— В данном случае оценивать что-то не наша задача. Это делают миграционные службы, которые принимают заявление на защиту.
Если смотреть с позиции обывателя — мы можем посмотреть новости, узнать о положении курдов в Ираке и сделать свои выводы. Или вспомним, сколько белорусов выехало из страны по известным причинам. Люди вправе хотеть лучшей жизни и пробовать получить эту лучшую жизнь.
Беседовала Мария Чабор