«Легенда о Зеленом Рыцаре» — любители средневекового первоисточника, скорее всего, будут в бешенстве Американский режиссер рассказывает европейскую историю о племяннике короля Артура

В российский прокат выходит «Легенда о Зеленом Рыцаре» Дэвида Лоури. В основе фильма — средневековый первоисточник, английская поэма неизвестного автора «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». Впрочем, американский постановщик, судя по всему, обошелся с ним слишком вольно. Главную роль в фильме сыграл Дев Патель, также роли исполнили Алисия Викандер и Джоэл Эджертон. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, что не так с этой экранизацией.

Зеленый Рыцарь явился в Камелот незваным под Рождество и бросил рыцарям Круглого стола вызов: кто решится нанести мне удар и принять ровно через год ответный? Вызвался сэр Гавейн, одним ударом срубивший наглецу голову. А тот ее поднял и уехал восвояси, оставив своего доблестного убийцу в задумчивости. 

Если вы любитель староанглийской поэмы XIV века «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» и не склонны при этом к садомазохизму, от просмотра новейшей экранизации лучше воздержаться. Ну, разве что только посмеяться. Бессмысленно рассуждать о верности духу или букве первоисточника (кажется, таких задач тут не ставилось) и обсуждать анахронизмы в архитектуре, костюмах или речи персонажей, дополнительно испорченной скверным переводом. Хотя дизайн корон короля Артура и королевы Гвиневры, к которым зачем-то приделали нимбы, все равно несколько ошарашивает. Но даже очевидные опорные точки канонического текста прочитаны Дэвидом Лоури («Пит и его дракон», «История призрака») крайне странно. 

Мультикультурность и слепой кастинг — штука хорошая, но каким образом родной племянник короля Артура, рыцарь Гавейн, мог оказаться этническим индусом Девом Пателем, как и его мать, сестра короля фея Моргана (Сарита Чоудхури)? Не говоря о том, что идея Гавейна как сына Морганы начисто разрушает всю архитектуру артуровского эпоса — на который, по всей очевидности, Лоури плевать, ведь он перенес на экран одну конкретную поэму.

Почему у героини Алисии Викандер коротко острижены волосы — она явно не готовится стать монахиней и, кажется, не разоблачена как прелюбодейка или секс-работница? И с какой стати та же актриса играет леди-соблазнительницу из замка, где Гавейн оказывается перед встречей со своей судьбой в Зеленой часовне? На что именно намекает это режиссерское решение: перед нами один человек? Или двойницы? При этом режиссер «забывает» сообщить зрителю, что гостеприимный барон (Джоэл Эджертон) — это и есть пресловутый Зеленый Рыцарь, на чем строится вся интрига поэмы. Впрочем, ее финал почему-то в фильме грубо обрублен, как голова заглавного персонажа, что окончательно лишает смысла происходящее. Зато дан зловещий намек на то, что Гавейн, предстающий в начале фильма как рыцарь-неофит (вообще-то он был старожилом Круглого стола), метит в наследники престола. 

У зрителя несведущего вполне может сложиться ощущение, будто исходный текст «Сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря» — плохо написанная средневековым анонимом приключенческая муть, в которой концы не сходятся с концами, и вот теперь ловкий голливудский режиссер-визионер сгладил углы при помощи мощных спецэффектов и тщательно прописанных галлюциногенных трипов (недаром на каком-то этапе Гавейн питается лесными грибами). Ничуть не бывало. Поэма — увлекательное, ироничное, парадоксальное и более чем внятное по посылу повествование, заслуженно получившее статус бестселлера на долгие столетия вперед. Это рассказ о рыцарской чести и верности данному слову, который к финалу неожиданно приходит к выводу о том, как трудна, почти неосуществима идеальная стойкость — даже для рыцаря без страха и упрека: под секирой дрогнет любой. 

В фильме эта прозрачная идея замутняется бесконечным набором совершенно невнятных, хотя снятых с впечатляющим размахом приключений. Каждое из них — чистая отсебятина. Вот Гавейн оказывается на поле битвы и с некоторым ужасом (что странно для средневекового рыцаря) рассматривает трупы. Тут же его обводит вокруг пальца бойкий малец-мародер (Барри Кеоган). Можно увидеть за этим аллюзию на другую, как раз крайне удачную и вдохновенную ревизию артуровского канона — роман Кадзуо Исигуро «Погребенный великан»: там тоже долины застилает густой туман, а Артур предстает как жестокий убийца и тиран. Однако дальше намека на параллель режиссер не идет, моментально забывая об этом эпизоде. 

Еще более обрывочно показана встреча Гавейна с таинственным племенем обнаженных великанш: зритель даже не способен понять, выполнили ли те его просьбу и перенесли ли рыцаря через долину. Недоумение вызывает встреча с некоей инкарнацией святой Винифреды, которую с историей Гавейна роднит исключительно мотив отрубленной головы. Вконец запутывает ситуацию говорящий лис (пока тот не открывает пасть, кажется, что это Винифреда и есть), пришедший, видимо, из японских легенд — в исходной поэме лис тоже был, но там его убили, выпотрошили и сняли шкуру, волшебных функций он был лишен. При этом не надейтесь, что за нелепыми авантюрами хотя бы скрыта авторская усмешка: преобладающая атмосфера «Легенды о Зеленом Рыцаре» — задумчивость, переходящая в напыщенность и изрядно утомляющая задолго до финала. Хочется, чтобы Гавейну уже поскорее бы срубили голову. 

С некоторым сомнением можно попробовать увидеть в фильме Лоури конфликт древнего языческого мира, за который выступает похожий на замшелый пень Зеленый Рыцарь с его секирой и ветвью дерева, и наступающего христианства, к которому при дворе Артура, впрочем, тоже относятся с подозрением, предпочитая заговоры и амулеты. Но более честным было бы другое описание: так американский режиссер представляет себе европейское Средневековье, о котором что-то слышал в колледже, но давным-давно позабыл. В библиотеке своего почему-то ренессансного на вид замка дама с вызовом говорит ошалевшему Гавейну: «Я прочитала эти книги, некоторые и написала. Иногда вижу, как сделать их лучше, и все меняю». Кажется, устами Алисии Викандер здесь говорит самоуверенный автор. А если зритель спросит его, как Гавейн Зеленого Рыцаря в момент экзекуции — «И что, это правда все?», то Дэвид Лоури ответит в тон своему деревянному герою: «А чего вы ждали?»