«Я тогда промолчала, сейчас другие девочки молчат, а ужас продолжается» Интервью бывшей участницы «Ранеток» Жени Огурцовой — о том, как девушки из группы терпели насилие и домогательства. И почему молчали об этом
В конце 2000-х «Ранетки» были одной из самых популярных подростковых групп России. На концертах они собирали тысячи фанатов, а сериал о жизни «Ранеток» шел в прайм-тайм по СТС. Но постепенно популярность сошла на нет, и «Ранетки» распались. В конце июня 2021 года бывшая участница группы Женя Огурцова выпустила автобиографическую книгу под названием «Ранетки. Счастливый билет в ад». В ней девушка рассказала о психологическом насилии и харассменте, которым систематически подвергались участницы группы (на тот момент несовершеннолетние) со стороны продюсеров и других людей из «руководящего состава». Ее слова подтвердили и другие участницы «Ранеток». «Медуза» поговорила с Огурцовой о харассменте в группе и о том, почему девушки много лет не решались никому рассказать об этом.
— Почему вы решили вернуться к теме «Ранеток» и написать книгу?
— Первое, что меня побудило, — это то, что до меня долетели истории девушек, которые работали у этих людей после «Ранеток». Как оказалось, ситуация там осталась прежней: такие же насильственные действия, приставания, алкоголь, шутки ниже пояса, весьма развратное поведение по отношению к девочкам. Каждый раз я спрашивала себя: виновата ли я в этом? Я же тогда промолчала, сейчас другие девочки молчат, а этот ужас продолжается. И я посчитала, что нужно об этом рассказать.
Помимо всего, книга сыграла для меня и еще для некоторых девушек терапевтическую роль. Когда я весь негатив выплеснула на бумагу и рассказала о нем открыто, меня отпустило. [До этого] я дважды проходила терапию у психологов, мне казалось, что эту тему я уже переболела и переработала, но тем не менее она внутри на меня давила, пока я не рассказала об этом публично.
— Кто все это делал с участницами группы?
— В основном это большие и влиятельные люди в сфере бизнеса: продюсеры, директоры. Не хочу вдаваться в конкретику и называть имена, потому что немножечко побаиваюсь, но там был замешан не один человек. В основном [с их стороны] было жесткое эмоциональное давление.
— По этой же причине вы не называете конкретные фамилии в книге?
— Честно говоря, да. Я даже пишу [в книге] о том, что мне страшно. В какой-то момент я все удаляла и думала: «А вдруг какой-нибудь кирпич на голову упадет?» Я знаю этих людей и не очень уверена, что они психологически здоровы, поэтому не исключаю такой возможности.
Несмотря на это, я написала [дополнительно] небольшую книжечку, в которой раскрываются все подробности, в том числе и фамилии — на случай, если кирпич все-таки упадет мне на голову. Но я очень надеюсь, что этого не произойдет.
— Вы говорите, что решили рассказать обо всем, так как насилие продолжается по отношению к другим девушкам. В чем смысл рассказывать об этом, не называя конкретных людей?
— Смысл в том, чтобы рассказать, как все может быть. Многие мечтают попасть в шоу-бизнес, выйти на сцену, видят идеальную картинку, когда по факту за кулисами происходят очень много непотребных вещей.
Если бы мне тогда сказали, что многие действия со стороны руководства — это эмоциональное насилие, то я бы для себя поняла это гораздо раньше. И эта проблема касается не только сцены — эмоциональное давление может оказываться и в спортивных секциях, поэтому родители должны очень внимательно относиться к таким вещам. Предупрежден — значит вооружен.
— Была ли мысль обратиться в суд?
— Я очень добрая, и у меня нет желания кого-то засудить. Мне очень хочется, чтобы они что-то поняли и как-то это уяснили. Сажать кого-то — нет. У них есть дети, и я бы не хотела, чтобы они росли в неполноценной семье. Перечеркивать их жизни мне как-то не хочется. Я считаю важным предупредить родителей других детей или обратить внимание непосредственно этих людей на то, что они делают. Возможно, это поможет.
— Какая была реакция на книгу?
— Многие люди, которые работали рядом с нами, не всегда знали о том, что происходит. Внутри команды все было завуалировано — и как бы по-доброму. Например, у наc работала пиарщица — после выхода книги она написала о том, что ей очень жаль, что все так вышло. Она была в ужасе.
Очень поддержали бывшие поклонники «Ранеток». Их мнение разделилось: кто-то писал «мы так и знали», а кто-то был в полном шоке.
Что касается руководящего состава [продюсеры, директора и менеджеры], они очень нервозно себя вели в момент написания книги. Кто-то звонил моему папе и спрашивал: «А что там Женя пишет?» После выхода книги все замолчали. На мой взгляд, это единственная правильная тактика, потому что если кто-то начнет проявлять себя первым — будет [в глазах общественности] главным Карабасом-Барабасом.
— Если вернуться в самое начало, то как вы попали в «Ранетки»?
— У меня не было кастинга. Мой папа был очень хорошим другом продюсера «Ранеток» Сергея Мильниченко и всей этой огромной тусовки, которая работала в группе «На-На» у Бари Алибасова. С нашим продюсером я была знакома лет с четырех. Мой папа прекрасно знал, что он собирает группу, и попросил меня принять участие. Как я писала в книге, у меня были не очень хорошие отношения с отцом, и мне было проще согласиться поучаствовать, чем объяснять ему, почему я не хочу этого делать.
На репетиции я ходила ради общения, никаких мыслей о том, что мы станем популярными, тогда не было. Тем более, музыкой я заниматься вообще не планировала.
— До участия в группе вы никак не были связаны с музыкой?
— Я ходила в музыкалку, причем достаточно успешно. Все меня отправляли поступать в училище, но параллельно я занималась сноубордом и планировала попасть на Олимпийские игры — чего, естественно, не произошло. В тот момент я думала, что просто похожу на репетиции, поразвлекаюсь немножко и продолжу свои тренировки.
— Как получалось совмещать с этим обычную жизнь и учебу?
— Я всегда шутила, что в школе надо учиться ради выпускного, а в институте — ради общаги. В итоге у меня ни того, ни другого не было.
Нормально закончить школу я не смогла. Постоянно были репетиции, начались первые концерты, и я перевелась в экстернат, где заканчивала 10-11 класс за один год. По факту это выглядело так: нас просили принести реферат, и оценка выставлялась в зависимости от количества картинок в нем. Много цветных картинок — «пять», мало — «тройка». Но тут надо отдать себе должное: в школе я действительно училась, а вот в институте уже было сложнее.
Положа руку на сердце, у нас всех есть высшее образование, и все мы якобы закончили институт, но по факту высшего образования у нас нет. Я училась на режиссера-постановщика массовых шоу-программ, обучение проходило заочно, сессии переносились, постоянно писались какие-то отгулы, прогулы. Диплом есть, но его я видела один раз.
— В книге вы много рассказываете о руководящем составе «Ранеток». Как складывались ваши отношения?
— Отношения с продюсерами были семейными. Эту идею нам с самого начала вдалбливали в голову. Продюсер — «Папа-Ранетка». Он — самый близкий человек. Со всеми проблемами нужно идти только к нему. Доверять все секреты только ему. И никому ничего не рассказывать.
Мы свято в это верили. Если что-то произошло — я маме ничего не скажу, но пойду к продюсеру или к девочкам. На этой почве создался некий вакуум, за пределы которого вообще ничего не выходило. Мы все держали в тайне от всех, потому что это была своя «семья».
Все накладывалось на то, что у многих девушек из группы были семейные проблемы. Все были в поисках чего-то семейного, нам как маленьким девочкам этого не хватало. А тут вдруг нас называют «семьей». Здесь мы, конечно, попали и пропали.
— В чем заключалась «пропажа»?
— Было очень много прессинга. Спустя несколько лет, когда я была в гостях у Сергея Мильниченко и нашей гитаристки Наташи, в туалете я увидела книгу «Искусство манипулировать людьми» — мне тогда очень многое стало понятно.
Все эмоциональное насилие шло от него [Мильниченко] на 99%. Например, он использовал прием дружбы против кого-то. Например, меня начинали опускать за то, что я якобы «заводилась», — тебя начинают ломать всей группой, чувствуешь себя ниже плинтуса. Тебя опустили, а потом берут другую девочку и начинают такую же работу над ней. Сегодня вроде как ты самый классный, а завтра тебя унизили. Эти качели продолжались все время. А тебе 16, переходный возраст, ты восприимчив к чужим словам. В итоге начинаешь делать все, лишь бы понравиться этому человеку.
Например, был момент, когда мы создавали собственную соцсеть, огромную платформу. Она не зашла, а виноватыми сделали нас. Ты и так пашешь, как конь, а на тебя оказывают давление. Плюс вечные шутки про секс.
— В книге вы рассказываете о домогательствах со стороны руководителей группы. Как ваш главный продюсер Сергей Мильниченко реагировал на это?
— В книге я описываю момент, когда один из членов руководящего состава приставал к Нюте [Байдавлетовой], барабанщице. Ее это очень напугало, и она обо всем рассказала продюсеру. Он ответил, что она все выдумывает.
Вообще взрослые всегда наоборот подначивали нас на более тесное взаимодействие со взрослыми мужчинами — так как зачастую это было удобно. В книге есть о том, как нам советовали влюбить в себя кого-то из продюсерского состава телеканала СТС или из концертных организаторов. Якобы симпатия этих людей к кому-то из девочек могла бы помочь работе.
Сергей Мильниченко прочитал, но не ответил на сообщения «Медузы» с просьбой о комментарии. В комментарии изданию РИА «ФАН» продюсер назвал слова из книги Огурцовой фантазиями и подчеркнул, что у него о Евгении остались «самые теплые воспоминания»
— Не было мыслей рассказать близким?
— Не рассказывала никому вообще. С мамой у нас очень хорошие отношения, но даже она ничего не знала.
Головой ты понимаешь, что это неправильно, но если я бы рассказала об этом маме, возможно, она бы меня оттуда убрала, и я бы лишилась этой «семьи». А тогда казалось, что жить без них невозможно, поэтому вся информация очень сильно фильтровалась.
Про все эти истории я маме рассказала года три-четыре назад. Конечно, она была в ужасе и очень расстроилась. Продюсера она ненавидела еще очень давно, но я, конечно же, ее не слушала, считала, что она не права. Никто не понимал, что происходит. Все шутки ниже пояса мы не воспринимали как какое-то поползновение в нашу сторону.
— Почему мама плохо к нему относилась?
— Любой адекватный взрослый не оценит такие близкие отношения с продюсером — а мы называли его «папой»! Ее всегда это напрягало. Как и многих других родителей. Моя мама считала его очень хитрым и лживым человеком.
Не сразу, конечно, но чем больше мы работали в «Ранетках», тем больше у меня возникало конфликтных ситуаций с мамой на тему продюсера. Но я ее практически не слушала, как и все девочки. «Папа-Ранетка» был для нас святым человеком.
— Участниц группы принуждали к сексу?
— Никогда не было такого, что тебя взяли за шею, наклонили, раздели и совершили акт сексуального насилия. Все делалось типа по любви. «Что-то случилось — я тебе помогу». «Ты боишься лишиться девственности — я тебе помогу». И ты реально думаешь, что это настоящая помощь.
К примеру, в 16 лет у меня появился молодой человек на два года старше. Было понятно, что с ним у меня случится первый секс. Я волновалась и поделилась переживаниями со своей «семьей». После этого мы уехали на гастроли в Самару, где мне человек из руководящего состава подарил фаллоимитатор и предложил после концерта прийти к нему в номер — посмотреть, как он занимается сексом, и, возможно, поучаствовать.
Когда я пришла, они закрыли в номере дверь и начали заниматься сексом. Я сидела, плакала, орала, просила меня освободить. Они настойчиво предлагали присоединиться третьей. В какой-то момент я успела схватить ключ и убежала в свой номер.
Тогда я жила с нашей басисткой Леной [Третьяковой] и рассказала ей о случившемся. Это не воспринималось все как домогательство, у меня не было ни одной такой мысли. В итоге мы все перевели в шутку, якобы они действительно хотели помочь.
— Почему вы не готовы назвать фамилию человека, который это с вами сделал?
— Первая причина — это страх. Также в этом участвовал третий человек, который, как и я, не до конца осознавал всю суть происходящего. Из уважения к личной жизни этого человека я не называю имен.
— Были ли еще подобные случаи?
— Еще была очень неприятная ситуация, когда Лене капали на мозги, что она нравится одному человеку из руководящего состава. Ее принуждали быть с ним — принуждениями занимался в том числе и Сергей Мильниченко. В итоге она сдалась и попыталась построить какие-то отношения, но от них она была в адской депрессии. Когда это закончилось, ей еще очень долго говорили, какая она идиотка. В какой-то момент Лена думала, что она действительно ненормальная.
— Были ли в руководящем составе люди, которые пытались вас защитить?
— Руководящий состав был большой. Адекватные люди там были, но они были не в курсе самых стремных моментов. С нами всегда работали пиарщицы, они часто менялись, но практически ни одна из них не знала о домогательствах. Мы же не болтали об этом на каждом шагу. А жаль!
— Вы говорите, что одновременно со всем этим вам приходилось очень много работать. Как это было устроено?
— Если говорить про гастрольную жизнь, то у нас бывали туры на 30 дней и 36 концертов. Было такое, что мы играли по три концерта в день. Каждый день — новый город.
При этом мы всегда летали в эконом-классе, нам не оплачивали стирку в номерах. Мы отыгрывали концерт, приходили в номер и стирали свои вещи сами.
Поначалу нас кормили нормально, но потом начали выдавать по 1500 рублей в день на человека. Это было абсурдно: одна из самых крутых групп в стране, а нам даже не организовывали питание.
Еще мы не получали ни рубля с продажи мерча. Как нам объяснялось, права на все это у канала СТС, а на СТС говорили, что права у рекорд-лейбла. Как это все было на самом деле, мы знать не могли. Получали деньги только с концертов.
— Какие были гонорары?
— Для нашего возраста мы вполне нормально зарабатывали. Например, в сериале нам платили за месяц работы среднестатистическую зарплату по Москве. Хотя актерам второго плана платили такую сумму за один съемочный день. Недавно Лена [Третьякова] брала выписку о доходах у канала СТС. По документам значится, что мы зарабатывали гораздо больше. При том, что около 30% от зарплаты мы отдавали нашему продюсеру.
По концертам бывало такое, что мы зарабатывали 30 тысяч за выступление, но это бывало не часто и только на больших площадках. Продюсер по договору получал ровно столько же, сколько и мы. То есть он был как шестой участник группы, но по факту там были совершенно другие суммы.
— Сколько вы заработали за время участия в группе?
— За все время участия в группе мы заработали около пяти-шести миллионов рублей. Продюсер утверждает, что [участницы получили] гораздо больше. Конечно же, я не берусь утверждать, что Мильниченко воровал лично, я его за руку не ловила. Но в книге я подробно рассказываю о многих рекламных кампаниях, где нам вообще не платили или платили не более, чем среднестатистическая семья тратит на поход в магазин. Хотя при этом мы были на лидирующих позициях по заработку, по мнению журнала «Форбс».
— Какая концертная площадка была самой большой?
— Концерт в «Олимпийском» в 2009 году на 16 тысяч человек. Сколько мы там получили, я вообще не помню. Но самый главный прикол этого концерта был в том, что нам на каждую выдали по десять билетов для родственников и друзей. Я говорила: «Ребята, я хочу пригласить туда минимум человек 40». За что мне устроили истерику, что я неблагодарная тварина. В итоге я за свои деньги покупала билеты, чтобы мои друзья пришли на меня посмотреть. Очень показательная ситуация.
— Ваша книга называется «Ранетки. Счастливый билет в ад». Какой случай был самым «адским» за все время работы?
— У меня ситуация в принципе была не очень веселая. В 16 лет я сильно заболела острым отечным панкреатитом и с постоянными приступами ездила на гастроли. Мне ставили укол обезболивающего перед концертом. У меня была жуткая анемия, я ничего не могла есть, во время концерта падала в обморок раза три-четыре. У меня был техник, который бегал все время рядом и меня ловил, давал нашатырь. А после концерта мне ставили еще один укол, и на следующий день все повторялось. Когда мне стало совсем плохо, я сказала, что хочу уйти, на что мне ответили: «Поговорим завтра». На следующий день для меня просто поставили стульчик возле сцены, и я работала дальше.
— Несмотря на все это, вы были в составе группы до самого конца. Почему?
— Я больше скажу, я верила в него [проект] до самого конца. Когда уже все посчитали, что продюсер нас кинул, я находила ему оправдания. Когда девочки резко объявили о своем уходе, я была в шоке и их осуждала. Тогда я была на стороне продюсера и не поддержала их решение.
Когда я пошла на терапию к психологу, то только тогда поняла, насколько они были правы. До этого я осознавала, что он крадет деньги, но считала, что даже если он что-то и берет, то в тысячу раз меньше, чем брал бы любой другой продюсер. Тогда мне было все равно, даже если мне за концерт вообще не заплатят.
— Как «Ранетки» распались окончательно?
— Все случилось из-за денег, мы держались в топе три года [с 2008 по 2011 годы]. Потом, как правило, у артистов все идет на спад. Если в этот момент ты не сдох как артист, то потом все снова поднимается. У нас произошел этот спад, весьма логичный. Но, как я уже говорила, мы зарабатывали только с концертов. Соответственно, ездить в туры мы перестали, концерты отвалились, и мы оказались без средств к существованию. Заработок был нулевым, при этом на нас продолжали давить и говорить, что все неудачные проекты были из-за нас. Этот прессинг и отсутствие денег побудил девочек просто уйти.
Через некоторое время после этого у меня случился нервный срыв. Я ехала в метро и между станциями у меня началась паническая атака. Я просила, чтобы меня выпустили из вагона, поезд в это время был в туннеле. Дядечка, который стоял рядом, попытался меня успокоить, но я от него отмахивалась так сильно, что случайно разбила ему нос. На перроне меня уже ждали полицейские, они взяли с меня обязательство обратиться за психологической помощью, что я впоследствии и сделала.
Помимо этого, у меня были проблемы с едой, пару раз меня кормили через зонд, мне прописали транквилизаторы, у меня резко разрушилась семья. Я вообще потерялась. Я не понимала, кто я есть, потому что думала, что если я не Женя «Ранетка», то вообще кто? Когда я начала все это рассказывать терапевту, она была в шоке. Дала мне свой номер телефона и сказала, что я могу звонить в любое время. Она говорила, что то, что совершили со мной, — это безумство, и таких людей надо наказывать, но сама я пришла к этому только спустя десять лет.
— Как сложилась ваша жизнь после распада группы?
— Я продолжила работать сольно. Не могу сказать, что это приносило мне какие-то деньги. А если и приносило, то очень маленькие.
Тогда я вернулась к маме и начала опять жить с ней. Года три пыталась выйти из сложившейся ситуации и депрессии. В итоге пошла работать в секс-шоп продавцом-консультантом. Устроилась в большую сеть, у нас был бутик метров на 150, постоянно организовывались встречи с изготовителями этих товаров, я очень погрузилась в эту тему и какое-то время хотела открыть свой собственный магазин. Двое суток я работала в секс-шопе, а еще на двое суток уезжала в мини-туры типа Питер — Тверь [с сольным проектом]. На ноги я смогла встать к 2014 году, вышла замуж, а в 2015 ушла в декрет и с тех пор живу нормальной жизнью.
— В тот период вас узнавали поклонники?
— Узнавали часто. Поначалу было немного некомфортно из-за этого. Люди были в шоке, а потом я начала кайфовать от работы. Очень забавно, когда тебе вибратор продает бывший кумир. Была ситуация, когда к нам в магазин зашла женщина, которая работала администратором на съемках сериала «Ранетки» , но мы сделали вид, что не знаем друг друга.
— Вы же пытались перезапустить «Ранеток». Почему это так и не произошло?
— В 2017-2018 годах я пыталась собрать «Ранеток». В первый раз после долгого перерыва нас пригласил продюсер Илья Островский на фестиваль «Кубана» — это был последний год, когда этот фестиваль проводился. Мы собрались, выучили заново всю программу, но выступление сорвалось, потому что у Ильи Островского были жуткие финансовые проблемы, а без предоплаты мы, как и любые артисты, отменили выступление и разошлись.
В следующий раз мы пытались собраться в 2019 году. Дело дошло до переговоров с продюсерским центром. Тогда мне сказали, что реюнион невозможен, потому что «Ранетки» никому не интересны.
Тогда мы решили делать все напрямую сами: собрать «Ранеток», выучить программу и заявить о концерте. В это же время девочки сказали, что они не будут работать с Сергеем Мильниченко и что в проекте его быть не должно. Мы хотели, чтобы все это было внезапно, но наша гитаристка Аня [Руднева] позвонила бывшему продюсеру и зачем-то все рассказала. На этом наше второе воссоединение рассыпалось.
— С тех пор все разговоры о совместной работе прекратились окончательно?
— Когда у нас не получилось снова собрать «Ранеток», мы решили податься в блогеры и создали канал на YouTube. Когда мы еще играли в группе, то шутили, что в старости будем называть себя «Курагой» — так появилось название для канала. Изначально нас было четверо, но потом гитаристка начала снова общаться с продюсером [Мильниченко] и перестала с нами работать.
Один раз он мне позвонил сам и сказал, что нам нужно избавиться от барабанщицы и снимать видео о том, как мы отлизываем друг другу. Такие предложения у него были всегда.
С ютьюба мы перешли в инстаграм. Сначала мне было некомфортно называть себя блогером, но сейчас я чувствую себя вполне неплохо.
— В последнее время о проблемах насилия и нарушения границ говорят больше, чем раньше. Насколько это важно?
— Такие ситуации происходят сплошь и рядом: в школах, в спортивных секциях, в музыкальных школах — и люди продолжают закрывать на это глаза. Когда ты начинаешь рассказывать эти истории, многие видят в них себя и начинают по-другому к этому относиться. Я сама получила очень много благодарностей за то, что люди [узнав об истории «Ранеток»] начинают понимать, что такое личные границы. Я считаю, что чем больше мы об этом говорим, тем больше людей отстаивают их. Если бы не начались активные признания [о случаях харассмента], не факт, чтобы я тоже решилась на это.
— Как вам кажется, возможен ли вообще шоу-бизнес без эксплуатации?
— Многие журналисты зацепились за историю о Бари Алибасове, которую я рассказывала в книге. При встрече он у нас спросил: мастурбируем ли мы? Сейчас эта тема активно мусолится, на днях вышла статья о том, что сын Бари Каримовича говорит о том, что это нормальный вопрос для юных девочек. В такие моменты кажется, что шоу-бизнес — это клоака адская.
При этом я смотрю на некоторых артистов, и мне становится приятно, хочется верить, что все может быть нормально. Яркий пример — Рита Дакота: я смотрю, как она работает, смотрю, что у нее в жизни происходит. Для меня это пример того, каким шоу-бизнес должен быть.
— Если суммировать все плюсы и минусы, вы можете назвать счастливыми годы существования «Ранеток»?
— Я могу. В этом плане я неадекватно позитивный человек. Несмотря на то, что у меня были ужасные проблемы, это было круто. Возможность попробовать себя в киношной карьере, собирать огромные залы. Мы ездили с концертами в Лондон, в Голландию. Но есть девочки из группы, которые считают это самым ужасным периодом в жизни.
«Медуза»