Перейти к материалам
Бритни Спирс, 2019 год
истории

«Теперь я говорю вам правду. Я несчастна. Я не могу спать. Я в депрессии. Я плачу каждый день» Речь Бритни Спирс в суде по делу о ее опеке — сокращенный перевод

Источник: Meduza
Бритни Спирс, 2019 год
Бритни Спирс, 2019 год
Axelle / Bauer-Griffin / FilmMagic / Getty Images

23 июня в Лос-Анджелесе певица Бритни Спирс впервые за два года выступила в суде. С 2008 года она находится под опекой своего отца Джеймса Спирса (среди опекунов есть и другие люди), который контролирует всю ее жизнь. Фанаты предполагали, что это происходит против ее воли, — и эта версия подтвердилась. В суде Спирс выступила с 24-минутным заявлением: она попросила прекратить опеку над ней и рассказала, что опекуны принуждали ее работать, принимать литий, ходить к незнакомым врачам — и что ей не разрешают удалить внутриматочную спираль, чтобы завести еще одного ребенка. После ее выступления суд взял перерыв, следующее заседание назначено на 14 июля. Полную расшифровку речи Спирс опубликовало издание Variety, «Медуза» приводит ее перевод с незначительными сокращениями.

Содержание речи кратко

Бритни Спирс попросила суд полностью прекратить опеку над ней — без оценки ее психологического состояния. По ее словам, опекуны, включая отца, а также ее команда принуждали ее к ежедневной работе даже во время реабилитации; они контролируют всю ее жизнь: финансы, возможность передвижения, личные отношения (они не разрешают ей завести ребенка). Ее держали на сильных препаратах, из-за чего она не могла себя контролировать. Спирс уверена, что доказала за 13 лет, что может жить без опеки, хотя до конца не хочет отказываться от терапии. Она считает, что ее отец Джеймс Спирс наслаждается ее страданиями и вместе с другими опекунами должен сидеть в тюрьме. Спирс призналась, что какое-то время назад утверждала, что у нее все хорошо, потому что боялась, что ей никто не поверит.

Вся речь Бритни Спирс

Спирс: Мне многое хочется сказать, так что наберитесь терпения. По сути, многое произошло за эти два года, с тех пор как я в последний раз была в суде.

Я буду говорить честно. В 2018 году я была в туре [Piece of Me Tour]. Меня заставляли… Мой менеджмент сказал, что если я не поеду в тур, мне потребуется адвокат…

Судья: Мисс Спирс, не хочу вас перебивать, но вас записывает стенографист, поэтому вам придется говорить немного медленнее.

Спирс: Конечно. Да. Хорошо. Я была в турне в 2018 году. Меня принуждали… Менеджмент сказал, что если я не поеду в тур, мне придется нанять адвоката — согласно контракту, менеджмент может подать на меня в суд, если я не сделаю этого. Когда я сошла со сцены в Вегасе, он вручил мне лист бумаги и сказал его подписать. Это меня напугало. Ведь у меня не было даже собственного адвоката. Так что я испугалась и в итоге поехала в тур.

После тура должно было пройти новое шоу в Лас-Вегасе. Я заранее начала репетировать — было сложно, я не выступала в Вегасе четыре года, нужен был перерыв. Но мне сказали, что мы не можем отклониться от графика. Я репетировала четыре дня в неделю. Фактически я сделала все шоу — поставила большую часть хореографии, я сама учила своих танцоров новым движениям. Я очень серьезно отношусь ко всему, что делаю. Есть множество видео с репетиций. Я была не просто хороша — я была великолепна.

Забавно слышать, как преподносят эту историю мои менеджеры. Все они говорят, что я не участвовала в репетициях и отказывалась от лекарств — хотя вообще-то я всегда их принимаю по утрам, а не на репетициях. Когда я отказалась репетировать один танец, я словно заложила огромную бомбу.

Мэм, я здесь не для того, чтобы быть чьей-то рабыней. Я могу отказаться от какого-то танца. Мой тогдашний терапевт, доктор Бэнсон, который умер [в 2019 году], сказал, что в тот момент ему позвонил мой менеджер — и заявил, что я отказываюсь сотрудничать и не следую инструкциям на репетициях. Еще он сказал, что я не пью лекарства — но это глупость, ведь на протяжении последних восьми лет каждое утро одна и та же женщина давала мне их. Это был полный бред.

Была неделя, когда они относились ко мне хорошо, — и я сказала, что не хочу этим заниматься… Они отнеслись с пониманием и сказали, что если я не хочу участвовать в новом шоу в Вегасе, то никто меня не заставит, ведь я сильно нервничала. В тот момент я как будто скинула с себя 200 фунтов — шоу давалось мне слишком тяжело. Я просто не могла это вынести.

Через три дня после отказа участвовать в шоу в Вегасе мой терапевт сказал, что ему поступают звонки о том, что я не репетирую и не принимаю лекарства. Это была ложь. На следующий день он внезапно посадил меня на литий. Он отменил мои обычные лекарства, которые я принимала уже пять лет. Литий — очень-очень сильнодействующий препарат и совершенно не похожий на те, к которым я привыкла. Вы можете стать умственно отсталым, если переборщите с ним, если будете пить его больше пяти месяцев. Но он назначил мне его — я была словно пьяная. Я действительно даже не могла позаботиться о себе. Я не могла говорить с мамой и папой. Я сказала ему, что меня это пугает, — и мой врач приехал ко мне домой, остался и стал контролировать реакцию на новое лекарство, которое я вообще не хотела принимать. В доме было шесть медсестер — они не разрешали мне садиться в машину и ездить куда-либо целый месяц.

Мало того, что моя семья ни черта не сделала с этим, мой отец был только за. Все это было с его одобрения. Вся моя семья не сделала ничего.

Во время отпуска какая-то женщина приходила ко мне домой на четыре часа каждый день — усаживала меня напротив и проводила психологический тест. Это длилось целую вечность. Мне сказали, что я должна это делать. Потом позвонил папа и сказал, что я провалила этот тест или что-то такое. «Извини, Бритни, ты должна слушать своих врачей. Они планируют отправить тебя в домик в Беверли-Хиллз на реабилитацию. Ты будешь платить за это 60 тысяч долларов в месяц». Я час плакала ему в трубку и он наслаждался каждой минутой.

Контроль над кем-то столь могущественным, как я, ему нравился, ему нравилось управлять собственной дочерью на сто тысяч процентов. Он это обожал. Я собрала чемоданы и уехала туда.

Там я работала семь дней в неделю без выходных — единственное похожее явление в Калифорнии называют секс-рабством. Это когда заставляют кого-либо работать против их воли, забирают все их имущество — кредитную карту, наличные деньги, телефон, паспорт — и помещают их в дом с людьми, с которыми нужно работать. Они все жили вместе со мной — медсестры, круглосуточная охрана. Они наблюдали, как я переодеваюсь каждый день, — и даже видели меня голой — утром, днем, ночью. Мое тело… У меня не было двери в комнату. Я сдавала восемь ампул крови в неделю.

Если бы я не проводила никаких встреч и не работала с восьми до шести вечера, то есть по 10 часов в день, семь дней в неделю, без выходных, я не могла бы видеться с детьми или парнем. Я не могла влиять на свое расписание. Мэм, скажу честно, сидеть в кресле по 10 часов в день, каждый день, это не так уж весело…

Вот почему два года спустя я все это повторяю. После того, как я солгала всему миру и сказала: «Я в порядке и счастлива». Это ложь. Я думала, что если я так скажу, то, возможно, стану счастливее. Я была в шоке. Это была травма. Знаете, притворяйся, пока не сможешь сделать это (fake it till you make it). Теперь я говорю вам правду. Я несчастна. Я не могу спать. Я так зла, это просто безумие. Я в депрессии. Я плачу каждый день.

Я говорю все это вам сейчас, потому что не понимаю, как штат Калифорния мог иметь все эти записи, судебные документы с моего предыдущего выступления — и не сделать абсолютно ничего. Просто нанять на мои же деньги другого человека и оставить в деле отца. Мэм, мой отец и все, кто причастен к этому опекунству, мой менеджмент, который участвовал в моем наказании, хотя я говорила «нет», — мэм, они должны сидеть в тюрьме.

Мое драгоценное тело, которое работало на моего отца последние 13 гребаных лет, старалось быть хорошим, красивым. Таким совершенным. Я делаю все, что мне говорят, а штат Калифорния позволил моему отцу — моему невежественному отцу — забрать его собственную дочь и сделать это со мной. У людей, с которыми я работала, слишком много контроля.

Мне посоветовали просто пройти [реабилитацию] и покончить с этим. Они так сказали. Я даже не употребляю алкоголь — хотя стоило бы, учитывая то, через что они заставили меня пройти. Я занималась в учреждении Бриджес. Если бы я этого не сделала, они бы поработили меня и наказали.

В прошлый раз, когда я говорила с вами, будучи под опекой отца, я чувствовала себя мертвой — как будто я не имела никакого значения, как будто со мной ничего не сделали против моей воли. Вы думали, что я врала или что-то в этом роде. Я еще раз заявляю это — потому что я не вру. Я хочу, чтобы меня услышали. Возможно теперь вы сможете понять глубину ущерба, который мне нанесли.

Я хочу изменений. Я заслуживаю их. Мне сказали, что меня снова должны оценить, если я хочу выйти из-под опеки. Мэм, я не знала, что могу подать прошение в попечительский совет о прекращении опеки. Простите за мое невежество, честное слово, я этого не знала. Но честно говоря, я не думаю, что кто-то должен меня оценивать. Я сделала предостаточно. Не думаю, что я должна находиться в одном помещении с кем-то, кто может меня оскорбить, пытаясь поставить под сомнение мои умственные способности, вне зависимости от того, необходимо мне быть под опекой или нет.

Я ничего не должна этим людям — я та, кто кормил всех этих людей во время туров. Почему я никогда не говорила об этом открыто? Честно говоря, я не думала, что мне кто-то поверит. Рассказ Пэрис Хилтон о том, что с ней сделали в той школе, — я вообще ему не поверила. Теперь мне жаль.

Я думала, что люди будут смеяться надо мной. Что скажут: «Она лжет, у нее есть все, это же Бритни Спирс». Я не лгу, я просто хочу вернуть свою жизнь. Прошло 13 лет, этого достаточно.

Я не хочу с кем-то встречаться и видеться. Я виделась с достаточным количеством людей не по своей воле. Я задолбалась. Все, что я хочу, — владеть своими деньгами, чтобы это все закончилось. Чтобы мой парень отвез куда-нибудь меня на своей долбанной машине. Я правда хотела подать в суд на свою семью. Еще я хотела рассказать всему миру о своей истории — рассказать, что они со мной сделали, не скрывать этого, чтобы это принесло пользу.

Моя семья открыто врет обо мне и дает интервью любому желающему — и выставляет меня в глупом свете. А сама я ничего не могу сказать.

Прошло два года. Мой адвокат Сэм (Ингхэм) очень боялся, что я пойду напролом. Он сказал не говорить о том, что я была перегружена работой в этом реабилитационном центре, — иначе центр подаст на меня в суд. Он сказал, что я должна держать язык за зубами. С Сэмом мы разговариваем примерно три раза в неделю, вроде как мы выстроили отношения, но я его не выбирала. Я бы хотела самостоятельно выбрать адвоката.

Главная причина, почему я здесь, — я бы хотела прекратить опекунство без дополнительных тестов. Меня долго исследовали, мэм. Многие судьи прекращают опекунство без этих доказательств. Они не делают этого только в том случае, когда обеспокоенный член семьи говорит, что делать этого нельзя. Учитывая, что моя семья 13 лет жила за мой счет, не удивлюсь, если кто-то так и скажет: «Не надо прекращать, ей нужна помощь». Особенно, если мне выпадет шанс их на самом деле разоблачить.

У меня три встречи в неделю, на которых я обязана присутствовать. Мне говорят делать что-то, даже если я больна. [Профессиональный] опекун Джоди [Монтгомери] говорит, что я должна видеться с тренером Кеном, даже если я плохо себя чувствую. .

Судья: Мисс Спирс, стенографист просит говорить помедленне.

Я не должна быть под опекой, если я зарабатываю деньги, обеспечиваю себя и других — в этом нет смысла. Законы нужно менять. В каком государстве люди могут владеть деньгами другого человека и приказывать ему, что делать?

Мэм, я работаю с 17 лет. Вы должны понять, насколько все худо, — я каждое утро просыпаюсь и знаю, что не смогу никуда пойти, если не встречусь с незнакомыми людьми. Это опекунство оскорбительно. Мы можем сидеть здесь и говорить, что опекунство помогает людям. Но есть тысячи опекунов, которые злоупотребляют своим положением.

Я не чувствую, что могу жить полноценной жизнью. Я не обязана делиться проблемами с чужим человеком [психотерапевтом], я даже не верю в терапию — мне всегда казалось, что с этим можно обратиться к богу. Мне нужен терапевт раз в неделю — я просто хочу, чтобы он пришел ко мне домой, я не хочу ехать на терапию в Вестлейк, меня смущают все эти мерзкие папарацци, смеющиеся мне там в лицо, пока я плачу.

Я не знаю, как вы принимаете решения, мэм. Но для меня это единственный шанс немного поговорить с вами. Мне нужна ваша помощь.

Кроме того, во время пандемии я целый год не ухаживала за собой. Она сказала, что все сервисы были недоступны. Она лжет, мэм. Мне год не делали маникюр — ни причесок, ни массажа, ни иглоукалывания. Ничего в течение года. И при этом я каждую неделю видела горничных в моем доме с новым маникюром. Она заставила меня почувствовать себя так же, как это сделал мой отец.

Я хочу встречаться с терапевтом один раз в неделю, а не два. Я понимаю, что мне нужна небольшая терапия. (Смеется.) Я хотела бы постепенно двигаться вперед — я хочу иметь возможность выйти замуж и родить ребенка. Прямо сейчас опекуны мне сказали, что я не могу выйти замуж или родить ребенка, у меня внутри внутриматочная спираль, поэтому я не забеременею. Я хотела бы удалить ее, чтобы попытаться завести еще одного ребенка. Но мне не разрешают пойти к врачу, они не хотят, чтобы у меня еще были дети. В общем, это опекунство приносит мне больше вреда, чем пользы.

Я работала всю свою жизнь. Я заслужила перерыв. Но я чувствую, что меня опекают, надо мной издеваются, я чувствую себя обделенной и одинокой. Я устала от этого. Я заслуживаю тех же прав — иметь ребенка, семью, все это и многое другое. Это все, что я хотела вам сказать. И большое вам спасибо за то, что позволили мне поговорить с вами сегодня.

Судья: Мисс Спирс, пожалуйста. Кроме того, я просто хочу сказать вам, что я, безусловно, сочувствую всему, что вы сказали, — и тому, что вы чувствуете. Я знаю, что вам потребовалось много мужества, чтобы сказать это все. Суд действительно ценит то, что вы поделились своими чувствами.

Пересказала Наталья Гредина