«Иччи» — хоррор о духах Севера Это уже третий якутский фильм за последние полгода в российском прокате. Еще в 2020-м представить такое было бы невозможно

27 мая в прокат выходит «Иччи» — якутский хоррор режиссера Костаса Марсана. По сюжету молодая семья оказывается в глуши у берега Лены. Пока они решают бытовые вопросы, вокруг сгущается тьма и оживают древние опасные духи. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, насколько страшным получился этот фильм.

Иччи в якутской мифологии — это духи-покровители, живущие в предметах, природных явлениях и самых разных местностях. Что-то наподобие японских ками — духов в синтоизме. Об этом, конечно, можно узнать в интернете, и все равно выносить столь специфическое понятие в название фильма — жест смелый, даже вызывающий. Режиссер Костас Марсан будто бы требует от несведущего зрителя видеть в его фильме нечто большее, чем простое развлечение, хоть в анонсе и заявлен «хоррор». В самом деле, «Иччи» не совсем пугалка. В первой половине фильма, вполне бытовой и житейской, не будет страшно; во второй станет жутковато, зато пропадет нарративная внятность. Финал же вместо того, чтобы расставить все по местам, предложит многозначительные (и очень красивые) символы, в которых аудитории тоже придется разбираться самостоятельно. 

Поразительно, но «Иччи» уже третий за полгода, после лауреата «Кинотавра» «Пугало» и победившего в Выборге «Черного снега», якутский фильм в общероссийском прокате. Еще год назад такое невозможно было бы себе представить. Скоро и вправду интересующаяся публика будет в курсе якутских мифов и верований, начнет разбираться в терминологии и перестанет видеть в разножанровых фильмах с Крайнего Севера чистую экзотику. Пока что же «Иччи» выглядит причудливо и непривычно, вызывая восторги одних и недоумение других, вполне законно обвиняющих создателей в двух противоречащих друг другу грехах: эксплуатации этнографического материала и нежелании его объяснять. 

Костас Марсан — первый режиссер, которому в новейшее время повезло оказаться в широком прокате по РФ со своим фильмом. Это был «Мой убийца», его дебютный триллер, переносивший на якутскую природу конвенции гонконгского и корейского жанрового кино. Вместе со своей неизменной соратницей, продюсером Марианной Сиэгэн («Иччи» и авторский, и коммерческий проект одновременно), Марсан пытается соединить бескомпромиссность подхода с универсальностью затронутых тем. Получается это с переменным успехом, однако следить за творческим процессом как минимум увлекательно. 

С такими же смешанными чувствами следит за происходящим на отдаленном хуторе — вокруг лес, рядом берег Лены — впервые туда попавшая Лиза, городская девушка с «большой земли». Ее роль играет замечательная Марина Васильева («Как меня зовут», «Нелюбовь»); кажется, это первое появление известной российской актрисы в якутском кино. Она — наши глаза и наш полномочный представитель в причудливом мире на границе цивилизации. Героиня замужем за Тимиром (Илья Яковлев), который впервые возвращается домой к родителям: он влез в долги и надеется, что те продадут дом и землю, чтобы спасти семью старшего сына (с Тимиром и Лизой приехал маленький Мичил, внук поможет смягчить сердца суровых стариков). За переговорами следит младший сын, живущий на хуторе с родителями, — недоверчивый и молчаливый Айсен (Борислав Степанов), привыкший во всем уступать старшему брату. Но пока они обсуждают финансовые и семейные вопросы, вокруг незаметно сгущается тьма: человеческий череп в глиняном горшке, случайно откопанный при возделывании поля, приведет к жилищу людей древние и опасные сущности. 

В «Иччи» заявлено несколько беспроигрышных конфликтов: противостояние города и деревни, безверия и суеверий, прагматизма и традиций, гаджета и молитвы или заговора. Ни один из них не развит в достаточной степени — но зато ни один и не ведет к какому-то нравоучительному выводу, как нередко бывает в хоррорах. Режиссер никого не поучает, предпочитая медленно дезориентировать зрителя. А тот чувствует себя беспомощным новичком, заблудившимся в тайге. 

Духи иччи не боги и не демоны — они принадлежат Среднему миру. Как, собственно, и люди. Вера в них — эквивалент признания иррациональных, неуправляемых и невидимых сил, присутствующих рядом с нами: считаться ли с ними — выбор каждого, но в диких краях за неверие можно жестоко поплатиться. Фильм Марсана строится по такому же трехэтажному принципу, что и якутская космогония. На «среднем» уровне, которому посвящена первая половина фильма, люди выясняют отношения друг с другом, спорят, лгут, ревнуют, подавляют волю тех, кто слабее. На «нижнем» конфликты давних времен выходят на поверхность, как найденный на поле череп, отражая, будто в зеркале (зеркало — важный образ в «Иччи»), человеческое несовершенство и наказывая живущих за грехи тех, кто давно умер. На «верхнем» же самый безгрешный и чистый душой из героев фильма, сам того не зная, осуществляет ритуал — возвращает в местность, оставшуюся без хозяина и отданную злу, иччи-покровителя. Дорогой ценой. 

Неизменно живописная (оператор Леонид Никифоренко), изысканно оформленная не замолкающей скрежещущей музыкой (композитор Андрей Гурьянов) и при этом раздражающе запутанная картина Костаса Марсана — яркий пример регионального кино в поисках всеобщего киноязыка, который позволил бы сохранять национальную и культурную самобытность. Другой вопрос — в том, как к этому отнесется аудитория: ведь одним «Иччи» наверняка покажется недостаточно оригинальным, а другим — попросту недостаточно страшным.