На митинг в Петербурге пришел журналист в форме полицейского и сделал репортаж «из-под забрала режима». Мы с ним поговорили
21 апреля по всей России прошли акции солидарности с Алексеем Навальным, который с 31 марта держал голодовку в колонии. В разных городах на митингах задержали почти 1900 участников, больше 800 из которых — в Санкт-Петербурге. Здесь же происходили самые жесткие задержания. На следующий день после акции журналист местного сайта 47news Виктор Смирнов выпустил репортаж «Взгляд из-под забрала режима. Как журналист 47news превратился в козла и гада», в котором подробно рассказал о митинге с точки зрения силовиков — и на акцию журналист пришел в форме сотрудника МВД. В его тексте не описана жестокость со стороны силовиков (например, удары протестующих электрошокером), но есть жалобы сотрудников полиции на неадекватных демонстрантов. «Медуза» выяснила у Смирнова, как и зачем он сделал этот репортаж, что думает о протестах и какую реакцию на свой текст ждал от читателей.
— Как пришла идея сделать репортаж с точки зрения полицейского?
— Есть сотни тысячи публикаций, репортажей и публицистики [о протестах]. Но все они со стороны митингующих. Я сам на митингах в январе ходил с толпой, делал репортажи, как коллеги из других изданий. И тут мы в редакции поняли, что нет репортажа со стороны полиции. Это просто новая тема. Решили сделать по-новому, на противоходе.
— Какую цель вы поставили сами себе перед написанием этого текста?
— Журналист пытается описать действительность — с одной или с другой стороны. Например, если у полицейского развязался шнурок, то это часть репортажа. Если у митингующего развязался шнурок, это тоже часть репортажа — но уже другого.
Принципы [журналистской работы] не менялись. Нельзя выносить суждения, так как это уже публицистика. Можно наблюдать и описывать. Цель репортажа, если он со стороны митингующих, — поместить человека в толпу. Со стороны полицейских наша цель была — поместить человека в оцепление.
— Как вам удалось договориться с правоохранительными органами?
— У полицейского ГУ МВД по Петербургу и Ленобласти, как и у других ведомств, есть задача каким-то образом освещать свою деятельность. Например, каждое утро журналистам приходит от них рассылка по происшествиям. Если кого-то знакового задерживают, то нам тоже сообщают.
Но силовики понимают, что их подача несколько официозна. А почему бы не попробовать, чтобы это сделал профессиональный журналист, а не тот, кто просто набивает сообщения о происшествиях?
Я считаю, что это хорошо. Потому что чем больше силовые ведомства будут привлекать [журналистов]: «Вот тебе площадка и бронежилет», — тем равновеснее будет мнение. Потому что сейчас у нас [в текстах] сплошной «кровавый режим и силовики». Я же на самом деле аполитичен, и мне был важен именно репортаж.
— То есть вы сами пришли к ним с идеей «очеловечить» работу силовых структур?
— Если постоянно писать одно и то же, то и читателю становится менее интересно, и журналисту. А тут новая грань, сторона, как развернуть этот кубик Рубика. Это и журналистика, и новая тема. Был совершенно прагматический подход.
— С кем именно вы договаривались?
— Связей с полицией нет, нет какой-то конспирологии. Мы обратились к официальной пресс-службе ГУ МВД [по Санкт-Петербургу и Ленинградской области]. Это нам пришла идея в голову, мы сказали: «Ребят, можно за ту линию оцепления встать и увидеть, что у вас происходит?» Те подумали и решились. Мы были убедительны с этой идеей, и поэтому нам удалось договориться. Может быть, глава МВД где-нибудь в Вологде тоже этого хочет, но к нему никто [из журналистов] не приходит.
— Вы проходили какую-то специальную подготовку к репортажу?
— Это не спецоперация. Никакой специальной подготовки не было. Да и не представляю, какой должна быть подготовка, чтобы не потеряться на митинге, если тебе просто сказали держаться рядом. Единственное — ты не должен падать от веса бронежилета.
Я просто спросил, во сколько быть на Дворцовой. Сказали приходить в 16:00. Я дошел до Дворцовой.
— Здрасьте.
— Здрасьте.
— Вы журналист?
— Да.
— Вот вам бронежилет, мы вас снарядим, а дальше прикрепим к подразделению.
— Все сотрудники знали, что вы журналист?
— 99,9% сотрудников состава не знали, что я журналист. На месте мне показали, какого командира и подразделения надо держаться и быть рядом. Потому что если некий полицейский, который не в курсе, догадается, что рядом не настоящий полицейский, то могут быть применены жесткие санкции, так как «ряженых» не любят. Я держался командира, который в курсе.
— Какие были ощущения во время митинга?
— Свои ощущения я постарался переложить в репортаж. Как все прошло? А как прошел дождь? Как прошел митинг? Моя задача была не давать оценку полицейским или митингующим. Задача была показать читателям, как выглядит происходящее со стороны полиции. Так, как никто еще этого не показывал. Я первый раз такое делал. И я погуглил и не нашел, чтобы делали что-то подобное.
— Что вас удивило за время работы рядом с полицейскими?
— Еще до того, как попасть в оцепление, я предполагал, что все будет как с журналистами, которые в курилке обсуждают не только рабочие вещи. Как с поварами, которые готовят и обсуждают что-то свое. По факту я это и услышал — совершенно житейские вещи.
Замкомандира явно звонит жена и выносит мозг: «Купи батон». Другой жалуется, что обмундирование не дали, или [рассуждает] «ипотека не ипотека». Третьи обсуждают девушек. Четвертые — проблему, как накопить и починить машину. Я не услышал от них обсуждения политики: хороший Навальный или плохой.
А мы-то, смотря на «космонавтов», видим только агрессию. Может, кто-то из них есть патологически «заряженный» на это, но я думаю, что это погрешность. Для митингующих акция протеста — это событие, а для них это работа. Не каждый день это митинги, но каждый день они дежурят в ночь, разруливают что-то и задерживают [пьяных] на Думской улице. Здесь [во время митинга] просто больше движуха, больше задач и координации.
Силовики — это не демоны, которых в подвалах «заряжают», чтобы они всех хватали, били и убивали. Как ни парадоксально, но люди ходят на работу и делают ее. И я попытался показать это через житейское.
— Почему вы не написали, например, про электрошокеры, которыми активно били протестующих?
— Про шокеры я не писал в репортаже, потому что не видел их, и мне его не выдали. Я сам за два дня до митинга писал, что полиции выдали шокеры — порядка 200–300 штук. Но применения я сам не видел. Если бы видел, написал. Но это репортаж, нельзя выдумывать.
— Те, кто вас окружал, не использовали шокеры?
— Может, [это] связано с тем, что я был больше в районе Невского проспекта, а туда не пускали через ограждения. Но как я могу придумывать? Накалить ситуацию и сказать: «А я слышал, у них есть электрошокеры!» Это не журналистика, это хайп ради хайпа.
— Как вы относитесь к действиям силовиков во время этого митинга?
— Во время митинга я немного отходил в сторону. Мне удалось посмотреть работу не только подразделения, к которому меня прикрепили, но и тех, что были рядом. Но жесткости при мне не было.
— Какой реакции ждали на этот текст и с какой в итоге столкнулись?
— Читательский отклик был и предсказуемый, и непредсказуемый. Крайне оппозиционно настроенные люди говорили: «О, журналист, негодяй! Куда мы катимся?» А часть читателей оценили, что так еще не показывали [протесты]. Я получил массу откликов о том, что это интересно и необычно. Это и есть та цель, ради которой был сделан репортаж. А все остальное: «Да будьте вы прокляты, да журналисты негодяи», — это фон и спам, который неизбежен.
— Из-за этого материала вас среди прочего обвиняют, что вы встали на сторону тех, кто избивает и протестующих, и ваших же коллег. Что вы думаете об этом?
— Человеку, который увлечен одной стороной или идеей, допустимо так размышлять. Мне, как журналисту, недопустимо быть увлеченным одной идеей. Я не могу представить, что если мы делаем материал о корпоративном конфликте, то не позвоним двум сторонам [конфликта].
В любом материале (политического характера, убийство, происшествие) надо спрашивать все стороны. С точки зрения протестных акций и митингов мы увидели перекос. Да, системно мы не можем освещать митинги со стороны силовиков — для этого в полиции должен быть свой сотрудник. Но в первый раз это интересно и нужно. До других мнений мне нет дела.
— Как вы сами относитесь к протестам?
— На уровне ощущений мне неинтересна политика у нас в стране. Например, в Великобритании политика зажигательная, а у нас неинтересно — ни с одной стороны, ни с другой. Журналист, который сказал, что кто-то хороший, а кто-то плохой, — он уже перестает быть журналистом. Или когда он дает 99,9% [места в публикациях] только одной стороне — это журналистика убеждений. Но убеждение к описанию не имеет никакого отношения.
— На митинге 21 апреля — в форме полиции — вы чувствовали себя защищенно? Ведь вас точно не задержат, так как вы на стороне тех, кто задерживает.
— В этот раз, находясь в полицейской форме, я чувствовал себя даже менее защищенным, чем на стороне митингующих. Потому что были инциденты, когда задерживали переодевшихся шутников. И это происходит неласково. Поэтому было ощущение опасности. Ведь если выяснится, что меня занесло в другое подразделение и люди с дубинками и бронежилетами поймут, что в их строю явно чужак и к тому же чужак — журналист, то…
— А раньше вас не задерживали при работе на митингах?
— На прошлом митинге в январе меня задержали. Снимал на телефон, как бодро задерживают человека, и омоновцам показалось, что я участник акции. Хотя у меня был нарукавник с надписью «Пресса». Меня провели в автобус. Я там был час — и сделал оттуда репортаж. Ироничный репортаж из автобуса, без воплей, ахов и соплей.
Так мне бы, конечно, не хотелось, чтобы журналистов задерживали на митингах. Но вода мокрая, небо голубое, а журналистов задерживают. Но журналистов не нужно задерживать — они делают свою работу так же, как полицейские свою. Ведь было бы странно, если бы журналисты напали на полицейских и мешали им делать свою работу. Тут все зеркально.
Беседовала Александра Сивцова