Тима Белорусских — один из самых популярных артистов в России. Сейчас ему грозит до пяти лет колонии за наркотики. Что вообще происходит? Мы попытались выяснить у его бывшего продюсера Александра Розниченко
В 2018 году Тима Белорусских выпустил песни «Мокрые кроссы» и «Незабудка» — и всего за несколько месяцев превратился из малоизвестного белорусского музыканта в одного из самых популярных артистов на постсоветском пространстве. Он собирал большие залы и зарабатывал на выступлениях миллионы рублей, однако в конце 2020-го внезапно объявил, что уходит с лейбла Kaufman, с которым добился успеха. А спустя месяц, в январе 2021-го, Тиму задержали в Минске с наркотиками. В конце марта артист признал вину. Сейчас он отпущен под залог, но ему грозит до пяти лет лишения свободы. Спецкор «Медузы» Александра Сивцова попробовала выяснить, что происходило с Тимой Белорусских в последние месяцы, и поговорила с его бывшим продюсером Александром Розниченко — основателем лейбла Kaufman.
Сам Тима Белорусских и его нынешние представители отказались общаться с «Медузой». Музыкант заявил, что сейчас не дает интервью, поскольку занят работой над новыми песнями.
— Где вы сейчас находитесь?
— Я в Москве. Мы [лейбл Kaufman] мобильная команда, нам нравится путешествовать. Пока есть работа и задачи, находимся в Москве. Когда они решатся, мы, наверное, поедем дальше.
— Когда плотно работали с Тимой, вы были привязаны к Минску?
— Были в Минске чаще, чем в Москве.
— Почему сейчас по-другому?
— Хочется больше, чем было раньше, — а Минск ограничивает действия. Мы очень плотно работали с Тимой, поэтому находились там. Сейчас меньше [работаем с ним] и можем позволить себе [быть где-то еще].
— Тогда вся команда занималась в основном Тимой?
— Да, конечно. Но мы неоднократно делали кастинг, в ходе которого нашли еще артистов. Ресурс [лейбла] распределился между Тимой, Гариком Погореловым, и была такая Катя Липа. Занимались тремя артистами, был большой хаус, мы жили вместе. Очень удобно: кто-то захотел написать песню, поднялся на второй этаж и сразу записал. Кто-то в это время снимает, кто-то пишет текст. Артисты вместе находятся, обмениваются опытом, силами, знаниями. Тима на них [других артистов], конечно, оказывал влияние, они брали с него пример.
— Как вы расстались с Тимой?
— Мы говорим про человеческое расставание или рабочие отношения?
— А произошло и то и другое?
— Где-то еще не произошло.
— А где произошло?
— Стоит чуть-чуть раньше начать — и рассказать, как формировались отношения с Тимой. И как формировалась команда вокруг него. Кто эти люди были — и есть. Это не нанятые люди с улицы, офисные сотрудники или кто-то, кого позвали работать по контракту: «Знакомьтесь, Тима, вот аранжировщик, он будет писать биты, этот человек будет записывать». Команда формировалась из знакомых и друзей. Ян, который писал Тиме музыку, — его одноклассник. Они лучшие друзья. Артем, который его записывал, тоже его друг.
Я тоже изначально не выступал в роли продюсера. Я был человеком, который знает Тиму еще с 16-летнего возраста — когда он выступал в клубах и мы там просто пересекались. Минск — маленькая деревня.
— Как же появился лейбл?
— В какой-то момент мне пришла в голову идея: почему бы в Минске не сделать площадку, чтобы развивать молодые таланты — и себя в том числе? Мне было непонятно, почему в Питере и Москве это есть, а у нас нет. Хотя на десять миллионов человек, проживающих в Беларуси, я уверен, найдутся один-два талантливых исполнителя.
Так и сформировался лейбл, после которого методом кастингов был найден Тима. Мы до этого уже пересекались, но тут сложилась музыкальная команда, начали писать музыку вместе. У Тимы был трек «Рассвет», который он пел на нашем кастинге. Трек оказался прикольным, мы поехали переписывать его и спросили, чья музыка [в песне]. Он рассказал про друга-одноклассника Яна. «Давай познакомимся?» Вот и познакомились.
Когда пришел успех, пришли и определенные задачи — и проблемы, которые нужно было решать по мере поступления. Задачи начали распределяться, команда — расти. Я начал заниматься переговорами и чтением договоров. Моя жена Саша стала менеджером Тимы. Мы нашли в Москве пиар-команду, которая занималась тем, чтобы Тима появлялся на различных передачах и радио. Плюс я был человеком, который помогал Тиме с текстами.
— Как помогали?
— Ян с Тимой вдвоем написали «Мокрые кроссы». Песня выстрелила, и остро встал вопрос, что делаем дальше. В какой-то момент Ян написал музыку, а я написал припев песни «Незабудка». Мы предложили Тиме ее исполнить. На что он ответил: «Мне не очень эта идея нравится». Потом послушал еще несколько раз и, наверное, убедился, что это круто. Он написал куплеты. Песня вышла — и результат мы все знаем.
Так продолжалось и дальше: «Витаминка», «Одуванчик», «Аленка», «Найду тебя», первый альбом. Тима сам написал несколько текстов к трекам, несколько написал я, а большая часть была написана совместно. Чаще всего я писал припевы, а после них цеплялась идея трека. Ян полностью писал музыку.
В какой-то момент Тима поехал в большой тур — концертов на 300. Мы не могли с ним ездить, потому что занимались работой в Минске: продолжали писать музыку Тиме и другим артистам, заниматься менеджерскими делами. Пока Тима ездил, он начал собирать [вокруг себя] людей, с которыми ему классно, удобно, комфортно. И в какой-то момент все перевернулось.
— Как?
— Тима пришел к нам на студию в августе 2020 года. Сел за стол переговоров. Посадил меня, Сашу, Яна, Артема и Сергея — концертного директора. Сказал, что дальше хочет двигаться сам. Мы спросили почему. Он сказал фразу из разряда: «Ну вот Ян пишет музыку, Артем сводит песни, а ты считаешь деньги». Естественно, меня эта фраза зацепила. Мы разошлись — я просто ушел в другую комнату под эмоциями, а он уехал со своими новыми друзьями к себе в дом. Это был последний раз, когда мы виделись.
— Почему?
— Естественно, переговоры не могли продолжиться в тот момент на фоне того, что Тима сказал про меня. Меня это очень сильно обидело. Мы перестали общаться.
Через какое-то время с ним продолжили держать связь Ян, Саша, Артем — все здорово. В какой-то момент Тима создал беседу в телеграм-канале, в которой были он, я, Саша и еще некая девушка Мария. Беседа называлась «Взросление Тимки».
Там был огромный текст, в котором [среди прочего было] написано: «Знакомьтесь, это Мария, и она теперь представляет мои интересы». И большое сообщение о том, как он — уже официально — хочет с нами разойтись.
Со своей стороны он предложил абсолютно несправедливые условия. Переговоры не удались, и я сказал, что если ты хочешь что-то решить, то нам нужно встретиться — чтобы все правильно сделать и чтобы никто не пострадал. Не просто по телеграмчику решили, написали «пока-пока», руки пожали и разошлись.
У нас огромный бэкграунд, много бумаг. Был огромный контракт с «Кока-колой», где есть требования по его исполнению. До июня 2021 года Тима не должен менять внешний вид, не должен пить «Пепси» — должен оставаться в том образе, в котором подписывался [контракт с ним]. Также на нас висит [запланированный] тур из 24 городов, есть и другие контракты.
Чтобы найти компромисс, как нам расстаться, нужно было встретиться. Мы тогда были в Москве. Уже была пандемия, но способ попасть в Москву есть. Тима же постоянно повторял, что выехать [из Минска] он не может.
Мы в итоге пошли навстречу. Саша поехала на переговоры в Минск. Попросили прийти Тиму, чтобы встретиться. Просто он и она — вдвоем, как старые друзья. Тима пришел со своим юристом. Юрист не дала сказать ни слова, не было конкретных предложений, все было странно. Опять разъехались. Мы хотели решить вопрос как старые друзья и после этого состыковать вопрос с юристами, но Тима решил все поломать.
— Вы больше не пробовали расстаться с Тимой официально?
— У нас на протяжении полугода никак не получается с ним разойтись бумажно, даже если есть желание. Его сторона всячески избегает с нами какого-либо контакта.
Сегодня он везде афиширует, что больше не участник лейбла и не имеет к нам отношения, но его трудовая книжка до сих пор у нас, до сих пор есть контракт. Поэтому частично он все еще здесь. Полная путаница — и разобраться нам в этом поможет только бог, наверное.
С коммерческой стороны тоже все в подвешенном состоянии. На переговоры он не идет и не планирует этого делать.
— Какие условия ставит Тима?
— Тима Белорусских хочет остаться Тимой Белорусских. Но, на наш взгляд, это неправильно, потому что Тима Белорусских — это проект, вокруг которого мы строили все, что относится к музыке и стилю. В ходе последних новостей и музыки, которую он сейчас делает, проект не соответствует тому, что мы пропагандировали раньше. Тысячи детей [его фанатов] не понимают, что происходит.
Он не может остаться Тимой Белорусских. Против этого человек, который писал музыку. Против человек, который занимался студийной записью. Против я, который писал 80% этих песен и который придумал ему этот никнейм, от которого он изначально отнекивался. Но теперь он хочет остаться Тимой Белорусских. Мы хотим это обсудить и найти компромисс.
Также он хочет соцсети [публичные официальные аккаунты]. Изначально он говорил нам, что они ему не нужны. А потом он махинациями ворует паблик во «ВКонтакте».
— Какой именно компромисс вы хотите найти?
— Пока не знаю. Он должен найтись в процессе переговоров. Нужно выслушать позицию всех сторон. Возможно, нужен нейтральный старший человек, к которому мы бы оба относились с глубоким уважением, чтобы он мог выслушать обе стороны и посоветовать, как поступить.
— Вы сказали, что тысячи детей не понимают, что сейчас происходит с Тимой. Что был один образ, а сейчас другой. Что изменилось?
— Начнем с того, что у него идет разбирательство по статье 328 УК РБ [Уголовного кодекса Республики Беларусь] — он был задержан с наркотиками, и вопросов от этого не становится меньше не только у детей, а в целом у всего шоу-бизнеса. Вопросы летят в нашу сторону, в его.
Конечно, удобно — Тима Белорусских включил телефон, навел фронтальную камеру и говорит: «Ребята, это все джоук, я не употребляю наркотики», — а потом все-таки признает вину спустя время. Но весь образ Тимы Белорусских — это мальчик, который не пьет, не курит и тем более не употребляет наркотики. Песни, которые звучат на радиостанциях, — это песни, под которые веселятся дети. Его ЦА [целевая аудитория] — дети, дети и еще раз дети. И мне, как человеку, который вкладывал одно в этот образ, сейчас эти вещи непонятны — и хочется это остановить.
— В марте Тима рассказал у себя в телеграм-канале, что изменился и что расставание с лейблом ему далось нелегко. Вы хотите чего-то другого?
— Он это сделал от себя, не обсудив с нами. Как будто он за всех все решил. Там так и написано: «С лейблом я разошелся». При этом с лейблом ничего не обсудив.
— Вы говорите, что все, что сейчас происходит, хочется остановить. Как?
— Внесением ясности для аудитории. С его стороны подается все так, будто ничего не поменялось. Но люди видят изменения: мне неоднократно писали и лично говорили, что Тима лицом поменялся, стал другим, холодным, темным.
Все бы решилось, наверное, в ходе переговоров за столом. Мы бы с ним и лейблом нашли компромисс, выложили фото, сказали бы, что проект «Тима Белорусских» закончил существование. И вот новые соцсети, кому Тима интересен как самостоятельный артист. Он бы сказал: «Там я буду вас подогревать новой музыкой с новым образом. Возможно, где-то выпью пивка, хе-хе-хе, все круто, ребят. Образа баблгам не будет».
— Чем вы объясняете то, как Тима изменился?
— Я могу только догадываться. Но если брать мое предположение и предположения тех, с кем Тима дружил и плотно общался, причиной стало общество, которое его сейчас окружает. Люди, которые вокруг него…
Например, у нас [у Тимы Белорусских] сейчас должен быть большой тур из 24 городов. В каждом городе куплено в среднем больше тысячи билетов. Хорошо, ты уходишь из лейбла, ты пишешь пост, что пошел двигаться дальше — напиши хотя бы слово, концерты будут или не будут? Ты же любишь своих подписчиков.
Окей, он не пишет. Мы берем это на себя. Начинаем вести переговоры с «Яндексом» — нашим рекламным генератором всего этого события — о том, как сохранить концерты. Или как это закончить, чтобы никто не пострадал. Мы находим какие-то компромиссы и пытаемся выйти на Тиму, что-то предложить. В это время Тимка сидит дома, играет в Fortnite и веселится с новыми друзьями, его ничего не волнует.
Выходим на юриста, так как Тима не отвечает. Его юрист вместо того, чтобы разбираться с проблемой по туру, просит у нас трудовой договор, который мы оформляли с Тимой. Мы отправили договор, юрист просит еще отправить его по почте бумагой. Окей, отправили. Мы отправили этот контракт, чтобы она удостоверилась, что Тима наш сотрудник. Хотя юрист об этом давно знает. Идет намеренное затягивание времени.
Мы спрашиваем у нее, что делаем дальше? Никакого предложения нет. Вот такое отношение. Потом мы с «Яндексом» возвращаем все предоплаты [за билеты], возвращаем огромную сумму денег обратно. А мне через какое-то время перезванивают и говорят: «Ребята, мы все-таки хотим, чтобы эти концерты состоялись». Но звонит мне не Тима, а его нынешний организатор концертов. Он говорит: «Мы поговорили с Тимой, Тима не против».
Только проблема в том, что петь песни эти он не может.
— Не может петь свои песни?
— Конечно, он же не один их написал. Если бы он один написал, то мог бы. Но музыку писал Ян, слова — я, без нас он их петь не может.
— То есть все песни, которые были записаны, когда Тима был на лейбле, он сейчас не имеет права исполнять?
— 90% из них. Например, «Витаминка», «Одуванчик» — это что касается только текстовой части. Если мы говорим про музыку, без разрешения аранжировщика он тоже не может ее исполнять.
Недавно в Минске был концерт группы «Руки вверх!», пел Сергей Жуков. Мне рассказали, что Тима должен был быть на разогреве. Он, чтобы схитрить, решил попробовать найти местный бенд — чтобы петь под живую музыку. Но, как я понял, ему объяснили, что так сделать не получится. Выступить он не смог.
— А если он будет исполнять эти песни? Какие последствия?
— Насколько мне известно, по законам как России, так и Беларуси — от административного до уголовного наказания. Потому что это пользование чужим произведением в рамках коммерческой деятельности.
— Вы сейчас говорите про окружение Тимы так, будто у вас в голове есть цельный образ этих людей. Кто это, на ваш взгляд?
— Для многих людей, кто сегодня окружает Тиму, это классный способ классно жить. Ведь когда мы начинали, никто не знал, каким будет успех. Делалось все исключительно на огромнейшей любви к музыке. И, конечно, когда пришел успех, пришли деньги, все стали вкуснее кушать, лучше одеваться, лучше жить.
Тима имел 30% дохода во всем, с чем связан проект. Это было придумано на самом старте — и это большой процент, с учетом того, что он сам не [полностью] писал музыку и тексты, не придумал [даже свой] псевдоним.
Раньше Тима работал в кафе официантом с телефоном-раскладушкой. Это был человек, у которого жена и ребенок, которые нуждаются в постоянном обеспечении, а он зарабатывал около семи долларов в день. В то время почему-то этих [нынешних] друзей не было. Потому что зачем им нужен парень, который зарабатывает семь долларов в день? Зато когда пришел успех, людей стало больше.
Потом Тима купил дом, туда начали приезжать люди. Имен много было — разного достатка, разного уровня, разного мировоззрения. Каждый ехал со своей целью. Все, кто знают Тиму давно, прекрасно знают, какая у него была жизнь раньше, какие были трудности с теми или иными веществами и какой итог мог случиться, если бы не наша встреча и не музыка.
В какое-то время человек был антидисциплинирован, он мог найти десять тысяч причин, чтобы что-то не делать. Это было тогда. Потом работа, потом прошел тур, человек завел дом. И я стал неудобен, ведь я заставляю ехать его на студию и работать.
— Он общался в том числе с другими музыкантами. Возможно, он почувствовал в себе силы развиваться без лейбла? Или решил работать с другими?
— Мы ведь не против. Пожалуйста, если ты почувствовал, что дальше сам, мы готовы. Но делай что-то новое: музыку, образ. Хочешь курить — кури. Хочешь пить «Пепси» — пей «Пепси», даже если контракт с «Кока-колой». Но ты не можешь это делать в нынешнем образе, вводя в заблуждение людей. Это не мальчик-баблгам, витаминка или незабудка — это что-то совсем другое. Нужно закрыть этот проект [Тима Белорусских], дать комментарии, придумать себе новый никнейм. Это будет справедливо по отношению ко всем.
— Вы добиваетесь именно этого — закрытия проекта?
— Это было бы логичным исходом. Чтобы все остались довольны: и я, и саунд-продюсер, и звукорежиссер. Все, кто участвовал в создании этого проекта. Увековечить, поставить статуэтку в музей «Тима Белорусских, 2018–2020».
— Судя по тому, что вы говорите, для вас не было неожиданностью, что у Тимы нашли гашиш.
— Мы были в это время в Адлере с командой и работали с нашей новой артисткой Просто Лерой. Мы где-то слышали, мельком просачивалась информация, что это произошло. Но все это было ожидаемо, потому что мы знали, какое у него окружение. Все было очевидно, вопрос времени.
Интересно получилось: люди, которые его окружали изначально и давно, были [во время работы] нами от него отодвинуты подальше, чтобы такие ситуации ни в коем случае с ним не происходили. Как только мы от него далеко отошли, эти люди появились снова, что спровоцировало волну того, что произошло.
— Что значит «люди отодвинуты»? Вы ему запрещали с кем-то общаться?
— Нет, просто мы сменили вектор, куда уходила его энергия. И он вовлекся в это. А потом для каждого артиста это становится определенной рутиной. Поэтому, когда все получилось, оно, может, обезвкусилось.
— Думаете, Тима попадет в тюрьму?
— Я бы не хотел, чтобы это произошло, потому что в первую очередь это отразится на его семье. У него дочь, жена, он — главный кормилец. Да и не место ему там, все это прекрасно понимают. Желаю, чтобы эта ситуация закончилась для него положительно.
— Человеческие отношения у вас с Тимой закончились?
— Тот человек, какой он сегодня, — для меня его нет, он умер.
— Если Тима сейчас выйдет с вами на связь и предложит помириться, продолжить делать музыку, вы согласитесь?
— Тяжело. Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Я не знаю, что бы я испытал, услышав это от него. Все зависит от того, с каким настроением он это скажет. Может, он позвонит в дверь и извинится. Конечно, мы все люди, [в таком случае] все пообщаются — и, наверное, к чему-то мы придем.
— Что вы сейчас чувствуете?
— Наверное, обиду. Ну да, это обида, просто обидно. Было бы вам обидно, если бы вы сделали человека долларовым миллионером, который попал в список Forbes, а он бы у вас потом начал воровать соцсети и выставлять вас идиотом?
— А чего вы хотите от него сейчас?
— Чтобы к нему вернулась человечность.