«Трое» — Константин Хабенский, Виктория Исакова и Юлия Пересильд в необычном фильме Анны Меликян о банальном любовном треугольнике
В прокат 3 декабря выходит мелодрама Анны Меликян «Трое» — фильм о паре успешных состоятельных москвичей и одной петербурженке, между которыми завязывается любовная интрига. Главных героев сыграли Константин Хабенский, Виктория Исакова и Юлия Пересильд. В кадре кроме них никто не появляется — за операторскую работу на последнем «Кинотавре» наградили снявшего картину Николая Желудовича. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, что интересного можно найти в этом классическом сюжете.
Название «Трое» может вызвать широкий спектр ассоциаций — от «Троицы» Андрея Рублева, к которой Анна Меликян обращалась в своем предыдущем фильме «Фея» (она покажет икону и здесь), до школьного советского анекдота: «Три, три и три, что получится? — Девять. — Неправильно, дырка». Но даже дырки бывают разными. Одни обзовут пустым местом сам фильм, другие зальются слезами, почувствовав дыры в сердцах его героев.
Для самой Меликян число три, несомненно, магическое. Самые знаменитые ее картины складываются в трилогию с очевидным автобиографическим подтекстом. В «Русалке», «Звезде» и «Фее» странные, не приспособленные к жизни девушки с переменным успехом пытались менять реальность под себя. В ромкоме «Про любовь», победившем на «Кинотавре», такой юной волшебницей притворялась сама Меликян, беззастенчиво и упоенно лакировавшая современную Москву для своих лирических нужд, публике на радость. «Трое» — уже взрослый взгляд на любовь, сложенный в простейшую геометрическую фигуру — треугольник. Притворяться маленькой больше не получится, автор выросла.
Мужчина по имени Саша (Константин Хабенский) работает ведущим в развлекательной телепрограмме. Его жена по имени Злата (Виктория Исакова) — популярный мотивационный психолог, зарабатывает тренингами и книгами. Оба бездетны, успешны, москвичи; тянет добавить «типичные», хоть это и несправедливо. Однажды он чуть не покончит с собой после очередной бессмысленной церемонии — премия станет камнем на шее, — но воспрянет к новой жизни, встретив другую женщину, Веронику (Юлия Пересильд). Она экскурсовод и поэтесса, живет в Петербурге. Между двумя столицами, как повелось с самой «Иронии судьбы» — или раньше? — отныне и будут разрываться все трое в тщетных поисках ответа на вопрос о финале этой банальной и вечной истории.
«Трое» — мишень легкая настолько, что неинтересно нацеливать в нее критические стрелы. Да, это история из мира богатых благополучных людей, живущих в своих информационных пузырях и ничего не желающих знать об остальном населении страны и мира (Вероника, конечно, чуть беднее и духовнее, она же из Питера, но и у нее дочь учится в Лондоне). Да, богатые тоже плачут и влюбленность, бездетность или измену переживают точно так же, как остальные. Да, «любовное настроение» Меликян отдает глянцем: иногда герои превращаются в эдаких фигурантов модной съемки в рапиде. Да, все трое актеров — суперзвезды, способные при необходимости вытянуть даже слабый материал. И все-таки «Трое» излучают необаятельное и тревожное, но живое и подлинное ощущение уязвимости как автора, так и ее персонажей. Оно делает фильм увлекательным и, судя по всему, личным, невзирая на очевидные недостатки.
На «Кинотавре» жюри присудило приз молодому оператору Николаю Желудовичу, до того снимавшему документальное кино. Это не просто вежливый кивок в адрес картины, которой не хватило достоинств для основных призов: операторская работа — та форма, которая определяет и содержание «Троих». Желудович и Меликян поставили и умудрились решить довольно оригинальную задачу: в кадре должны быть лица только трех главных героев. Остальные присутствуют урывками и фрагментами: фрагменты тел, затылки, размытые фигуры на заднем плане, закадровые голоса. Это относится к коллегам Саши по его телепередаче и даже ее гостям, аудитории Златы, экскурсантам или слушателям стихов Вероники — короче говоря, ко всем. Трюк, но в высшей степени осмысленный. Необычным способом Меликян концентрирует зрительское внимание на солипсизме трех влюбленных (каждый по-своему, каждый несчастлив), которые перестают видеть и слышать остальных.
Интересно, как это работает. По отдельности герои фильма вызывают понятное раздражение. Саша — несмешной балагур, усталый и зарапортовавшийся, его передача полна сексистских штампов (например, там есть безмолвная анимационная ассистентка-стюардесса Клава, которую ведущий хлопает по заднице). Злата лжет окружающим и себе, изрекая день за днем избитые общие места, еще и ухитряется на этом зарабатывать. Вероника, конечно, не такая прожигательница жизни, но и она вешает туристам на уши сусальную лапшу про Ксению Петербургскую и призрак Павла I в окне Михайловского замка. К тому же бесят ее стихи — старомодные вирши, каких сейчас не пишут. Раскрутка поэтессы через стихотворение, зачитанное влюбленным телеведущим в прямом эфире, тоже кажется сюжетным ходом из далекого прошлого (или, напротив, из Голливуда).
Однако Меликян и не ставит целью влюбить публику в своих героев. Напротив, фильм работает на преодоление недоверия. Уже не юные, тщеславные, слабые, несчастливые, в чем-то даже жалкие (никогда еще так безжалостно в кино не акцентировались невысокий рост и лысина Хабенского), — ведь они тоже влюбляются. И они-то беззащитнее всех. Во всяком случае, их беззащитность — материал особенно трогательный и в чем-то трагический. Ведь никакого разрешения конфликт не предполагает. Финал напомнит тупик «Осеннего марафона», к которому, как и к «Полетам во сне и наяву», Меликян отсылает вполне осознанно. Даже постер фильма стилизован под советское кино.
К слову, о поэзии: Вероника названа так не случайно — в кадре она читает стихи своей тезки Вероники Тушновой. «Вовеки нам встретиться не суждено, а мне все равно, а мне все равно!» «Есть в этом что-то… винтаж», — неуверенно формулирует Саша, услышав эти строки. Тушнова родилась до революции, первые свои эскапистские стихи о любви создала в годы Большого террора, популярность обрела в оттепельную пору, в 1965 году ушла из жизни — и уже посмертно стала всесоюзно знаменитой благодаря песням в исполнении Аллы Пугачевой и Софии Ротару. «Не отрекаются, любя» написала она. В сущности, «Троих» Меликян можно считать экранизацией этой строчки. Да, это поэзия иного стандарта, чем привычная культурной публике: здесь слишком много ритма, рифмы, наивного чувства. Однако любовь, по версии Меликян, приходит именно так. Человек стряхивает с себя социальный багаж, оставаясь нагим перед взявшим его в заложники чувством.
Будто испытывая наше терпение, «Трое» оставляют нас там же, где фильм начинался, — в холодной купели, где герою предстоит пройти крещение новой жизнью. За кадром надрывается другой советский шлягер, «Крылатые качели». Требуется некоторая отвага, чтобы признать, что и нам эта песня в детстве казалась самой красивой из созданных человечеством. Не исключено, что в болезненный момент мы тоже бессознательно будем напевать ее мелодию. Конечно же, про себя, иначе неловко.