Когда кончается детство? И что делать, если ничего не хочется? Евгений Гришковец отвечает на простые и в то же время сложные вопросы о жизни

Рано или поздно любой человек задается вопросами, над которыми философы ломают голову не одну сотню лет. Что такое лень и что такое детство? Нужно ли знать смысл жизни и как не бояться смерти? Вместе с издательством «Азбука-Аттикус» мы задали эти вопросы писателю Евгению Гришковцу: он любит размышлять на вечные темы и делает это в своей новой книге «Узелки», которая выходит 10 сентября. 

Почему дети счастливее взрослых?

Человек так устроен. Даже если детство проходит в тяжелых социальных или исторических условиях, оно все равно берет свое. Можно вспомнить фильм Тарковского «Иваново детство», где герой, несмотря на все, остается ребенком. Просто искалеченным. Он все время вспоминает, как он бежит с мамой. И это для него счастье. Он ребенок в войне. Он уходит за линию фронта, добывает сведения, но у него при этом есть детский азарт, для него это игра. Такова суть детства. 

В детстве все обострено. В детстве человек получает от еды гораздо больше радости, чем во взрослом возрасте. Больше радости от мороженого, от купания в море, от беготни. Например, в детстве я ощущал свой город Кемерово самым прекрасным. В шесть лет меня увезли в Ленинград, и я отчетливо помню, как сказал, что в Кемерово фонтан лучше, чем в Петергофе. Для ребенка то пространство, где он находится, оно прекрасно. Пусть даже это суровый Норильск. 

Самое главное ощущение в детстве — прекрасное самочувствие. Если у тебя все хорошо, то и вокруг все хорошо. Не получилось сейчас — завтра. Через год. А что такое год? Это много или мало? В детстве время неподвижно. Поэтому дети — бессмертные существа. Они не понимают и не знают смерти. Ребенок может довольно рано осознать смерть, но потом в процессе игры, счастья, радости это осознание уходит. 

У детей нет понимания, что такое деньги. Для них деньги — это то, что можно отдать и взамен получить радость. Со временем счастья в жизни становится меньше. Некоторые остаются безответственными, но это не значит, что они остались детьми. 

Когда кончается детство? И плохо ли быть взрослым?

Неправильно считать, что ребенок — это маленький человек, который потом становится большим. Дети живут в неподвижном времени. Ребенку воспрещается ценить время. Как только он начинает ценить время, он перестает быть ребенком. Дети — это особая раса и особая нация. Дети не взрослеют, дети исчезают. А у нас остаются о них только крайне смутные воспоминания. 

Этот переход может быть резким, а может затянуться. Нет ничего страшнее видеть, как первоклассник идет в первый класс. Он радуется, ему нравится его портфель. Он еще не знает, что столкнется лицом к лицу с государством. У меня трое детей — двое сейчас школьного возраста. На третий день школы оба сказали, что больше туда не пойдут. 

Для кого-то детство кончается в первом классе, для кого-то длится всю школу. Кто более взрослый? Нерадивый ученик, который убегает из школы, чтобы помочь отцу мыть машины, и зарабатывает деньги? Или отличник, который получает золотую медаль и совершенно не знает жизни?

Я считаю, нужно стараться создать условия, чтобы человек как можно дольше оставался счастливым ребенком. Условно говоря — верил в Деда Мороза. Чем дольше ребенок будет пребывать в этом состоянии, тем больше он зарядит свои жизненные аккумуляторы и тем дольше он проживет не несчастным человеком. Заряд, который человек получает в детстве, он расходует потом всю жизнь.

Человек не ощущает изменений и этапов. Мы живем ежедневно. Об этом как раз моя книга «Узелки». Ты не понимаешь, что ты взрослеешь. А потом вспоминаешь, что тебе страшно нравился один фильм. Он буквально тебя потрясал. Но ты пересматриваешь его через год и думаешь: «Что же это такое? Что произошло?» Кино осталось прежним, а взгляд на него изменился. 

«Узелками» Евгений Гришковец называет самые яркие и красочные воспоминания жизни. Они могут быть не самыми важными и значимыми, но почему-то навсегда остаются в памяти. Воспоминания настолько яркие, что мы запоминаем все: запахи, звуки и свои мысли. В новой книге Гришковец вспоминает собственные «узелки». Для себя он называет эту книгу «Записками из остановившегося времени».

Я помню, как я перестал быть юным. Это мной описано в спектакле «Как я съел собаку». Меня привезли на службу, и я там лишился индивидуальности. Вообще, вытаскивание человека из детства начинается в школе. Там ты должен делать как другие. Ты выполняешь государственное задание, и государство не интересует твоя неповторимость. А в армии, на флоте, моя уникальность заключалась в том, чтобы подобрать мне правильный размер обуви и одежды. В мое время на флоте на рабочей одежде у всех был нашит боевой номер. По этому номеру всякий моряк может понять твою специальность, должность, в какой смене ты стоишь на вахте и другие данные. А твое имя и отчество, которые дали тебе родители, твоя фамилия, доставшаяся от дедов, никого не интересует. Там я не повзрослел — я перестал быть юным человеком и ребенком в одну секунду.

Быть взрослым довольно трудно. Бывает скучно, если ты не умеешь получать радость — а это тоже навык. И всегда в жизни взрослого человека есть много-много всяких огорчений. 

Что такое лень?

Лень — это договор с самим собой. Я сейчас ничего не буду делать, и ничего плохого не случится. Ничего хорошего тоже не случится, но зато мне сейчас хорошо, я могу поспать, поваляться, ничего не делать. Могу даже не думать. 

Я точно знаю, что самые работящие люди считали себя ленивыми. Они просто помнили те короткие моменты, когда они малодушничали, договаривались с собой и откладывали на завтра. И потом они страшно себя за это корили. 

Что делать, если ничего не хочется?

Когда ничего не хочется, тогда и не хочется жить. Это тяжело переносить физически, это недуг. Заставить себя в этот момент по-другому посмотреть на жизнь невозможно. Американцы очень любят психологов, и они им доверяют, но у нас нет такой культуры и института. 

Но что делать тогда с этим состоянием? Страдать, ничего не сделаешь. Все равно жить. Хотя человеку в таком состоянии жить невыносимо, и он порой невыносим. Невозможно сказать самому себе: «Все, я больше не страдаю». Человек, с которым ты расстался, или умерший человек, из-за которого ты страдаешь, достоин этого страдания. Твоя жизнь тоже достойна, чтобы пострадать и потом вернуться к жизни. 

Когда тебе так плохо, даже не верится, что этот этап закончится. Я много раз разговаривал с людьми, пребывающими в депрессии от возрастного кризиса, и они не слышали меня. Они так глубоко в своем страдании, что не видят никакого света в конце того самого тоннеля, не верят, что будет лучше. У меня самого такой кризис был дважды. Основные его признаки — это отчетливое понимание, что так, как я жил, я жить больше не могу и не хочу. А по-другому — не умею. 

Важно дать возможность себе помочь, тогда и кризис пройдет быстрее. В какой-то момент тебе становится важным понимать, что ты нужен. Мне больше всего помогла жена. Она не упрекала, была рядом и поддержала меня. Но я понимал, что не справляюсь с ситуацией и нужно что-то сделать. Что-то такое, что заставит меня действовать. Как лягушка, которая попала в молоко и взбила его в масло. И я из Кемерово, где у меня была налаженная жизнь, уехал в Калининград, где не знал ни одного человека. 

При всей налаженности жизни я умирал в Кемерово. У меня был театр, которым я руководил, и я видел, что он не может существовать на принципах, на которых он был создан. Все повзрослели, а театром занимаются по привычке. Я устал, я понял, что не могу управлять людьми, потому что я не руководитель. Я понимал, что в Кемерово погибну. 

В Калининграде я остался один. У меня были только возраст, имя и фамилия. И я начал писать, хотя до этого ничего не писал. Я делал то, чего не умею. Дооформил спектакль «Как я съел собаку», тут же «Одновременно». Написал «Записки русского путешественника» и «Зиму». Следом — «Город». И потом со мной случился триумф на «Золотой маске». Я не мог написать эти вещи в Кемерово. Не потому что Кемерово плохой, а Калининград хороший, а просто потому, что в Кемерово у меня был театр. Закрыться в квартире и писать не получилось бы. Люди бы обижались, звонили бы мне. А я уехал на крайне западную точку страны — никто мне не мог ни позвонить, ни написать, у меня даже телефона тогда не было. 

Переезд меня спас. Когда я вышел из состояния депрессии, у меня было эйфорическое ощущение радости. Оказывается, еда вкусная, оказывается, приехать к морю — это огромное удовольствие. 

Говорят: где родился, там и пригодился. Это так? И надо ли чувствовать связь с родным местом и со страной, или это все придумали политики?

Пословица мне представляется очень русской. Не думаю, что ее аналог есть во французском или английском языке. Англичанин живет на острове, в великой морской державе. Он — путешественник, колонизатор, для него тоска по родине — это так… Вспомнить лондонский дождь или фиш-энд-чипс, когда ты сидишь в индийской колонии, — не более того. А ностальгия в том виде, в котором мы ее понимаем, это сугубо русское явление. Мне не очень оно нравится, но оно есть, мы таким образом устроены. 

Но в то же время пословица не касается тех людей, которые уехали реализовываться. Я знаю великолепного инженера из России, которого пригласили работать в автомобильную промышленность в Германию. И у него как у инженера не было возможности реализоваться в России. А те случаи, когда человек уезжал за границу, влекомый иллюзиями или жаждой комфорта, всегда оборачиваются крахом и остановкой жизни. По виду эмигранта можно понять, в каком году он уехал, потому что он ходит в той одежде, в которой переехал. Он остановился во времени. 

Эта пословица касается и малой родины. Я уехал в Калининград в 32 года и прожил там 21 год. Вся моя жизнь делится на до и после. Последние 20 лет мне кажутся такими скоротечными. Процесс начинает идти гораздо быстрее, он становится прямолинейным. В то же время период с 1988 года по 1998 год, когда я вернулся со службы и еще не уехал в Калининград, кажется мне периодом гораздо бОльшим. Я пережил первую настоящую любовь, женился, у меня родился первый ребенок, я сделал театр, мы выехали впервые за границу. Время после отъезда идет быстрее, потому что я оторван от малой родины. Вся жизнь поделена на до и после. То, что до, — это давно, а после — это недавно. Хотя на самом деле «после» стало уже вдвое больше, чем «до». 

Правда — это главная ценность в жизни? Может ли ложь быть лучше правды?

Правда не главная ценность, истина более ценна. Я знаю массу примеров, когда правда не является ценностью и ее лучше скрыть. Но в то же время ложь — чудовищное преступление. Если у тебя есть возможность утаить правду и не солгать и на это есть существенные причины, то это нужно сделать. Причины могут быть разные: например, сохранение отношений. Ты действуешь во благо человека, чтобы его сердце не разорвалось. Я знаю много случаев, когда от прекрасных стариков скрывают, что их дальние родственники умерли. Но все-таки, если есть возможность не лгать, лучше не лгать. Как только тебе придется на какой-то прямой вопрос солгать, все — после этого начнется разрушение. 

Обязательно ли искать и найти смысл жизни?

Это зависит от человека. Я давно могу жить с тем, чего я не понимаю. Я не могу понять и никогда не пойму, как террорист может убить себя и много людей вокруг. У меня нет категории сознания, которая позволит мне понять, почему наши политики действуют так. И как вообще человек становится политиком. Я не понимаю этих вещей, но я как-то с ними живу. 

Со смыслом жизни так же. Я давно понял, что нет никакого конечного смысла в жизни. Но есть люди, которые находят в своей деятельности и работе много смысла. Они не простраивают длинную цепочку. Вот сделал ты эту работу — а дальше? Дальше — вот эту. А дальше? А какой смысл? У некоторых такой вопрос не возникает. 

В юности найти смысл жизни часто физически необходимо, но потом это желание проходит. Я много раз говорил, что человеку необходимы дети. Наличие детей все упрощает: ты просто должен о них заботиться. Если ты не находил в жизни большой любви к кому-то и любил себя, то с рождением ребенка удивительным образом жизнь берет свое. И как только он родился, ты его тут же любишь. Часто до беспамятства. Может быть, в этом смысл жизни, но ты все равно знаешь, что самый прекрасный, ангельский, юный и любимый чудесный ребенок тоже умрет. И тогда в чем смысл?

Я вообще об этом обычно не задумываюсь. Но знаю людей, которые знают смысл жизни, они его нашли. С ними даже бессмысленно пытаться спорить. 

Можно ли не бояться смерти?

Вот не знаю. В Греции я общался с монахами — настоящими отшельниками. Один из них больше 15 лет живет в отшельничестве. Он очень прозорливый, умный, без всяких химер, прозрений и чудес. Имеет истинную веру, живет в келье, беспрерывно занят своими простыми делами, восстанавливает монастырь, в котором на досках висят портреты предыдущих монахов. Сначала на холсте, потом черно-белая фотография, потом цветная. И он прекрасно понимает, что его фотография будет следующей. Я верю ему, когда он говорит, что не боится смерти. 

После общения с ним мне удается какое-то время не думать о смерти. Я устал от бесконечных размышлений о смерти. Мне говорили: когда перевалишь за 50, будешь думать меньше. Не сработало. Теперь сказали, после 60 будет полегче. Вот жду, надеюсь. Все эти мысли крутятся вокруг одного факта. Человек не может принять и постичь свое отсутствие. Мы не можем себе представить отсутствие своей души. 

Постоянная рефлексия ужасно выматывает. Что с этим сделать? В этом самоедстве есть что-то хорошее и полезное?

Самопознание — вещь полезная, а самоедство — плохая, но где разница? Я не считаю себя самокопателем. Я даже интеллектуалом себя не считаю, но знаю, что я умный человек. Потому что иногда мне удается написать такие соображения, которые мне не принадлежат, потому что я даже не думаю на таком уровне. Эти соображения гораздо глубже или сильнее, мудрее, чем я мыслю и живу. Лучше, чем то, что может создать мой образ жизни. 

А есть очень умные люди, которые занимаются внутренними приключениями. Им интересно с самими собой. Они погружены в себя, и там происходят удивительные мыслительные процессы, которые никаким образом не вырываются наружу. А некоторые люди проживают всю жизнь, ни разу не отрефлексировав ничего. Таких людей очень много, и они проживают хорошую, веселую, насыщенную жизнь. Они хорошие люди, но с ними этого не случилось — это не хорошо и не плохо. Однако если с тобой это случилось, нужно развиваться в этом направлении. 

Если от мыслей становится плохо, нужно говорить себе: «Хватит! Стоп, я пошел в бар». Нужно останавливать себя, потому что порой можно добраться до такого, куда лучше не добираться. Вот я не могу сказать «стоп» своим мыслям про смерть. Эти мысли настигают меня в разные моменты: когда мне плохо или когда остро хорошо.

Еще больше размышлений Евгения Гришковца о жизни, ее устройстве и моментах, которые запоминаются нам лучше всего, вы найдете в книге «Узелки». Она выходит 10 сентября в издательстве «Азбука-Аттикус». Узнать больше о книге можно здесь.