Дом Наркомфина построили как эксперимент, чтобы приблизить переход к коммунистическому быту. Теперь его отреставрировали и превратили в элитную недвижимость

Дом Наркомфина на Новинском бульваре — один из главных памятников конструктивизма и ранних советских экспериментов в Москве — не реставрировался долгие годы. Несмотря на это, в здании продолжалась культурная жизнь — здесь жили художники и музыканты, работали редакции журналов, проходили экскурсии, а на крыше занимались йогой. На данный момент здание почти отреставрировали, а небольшие квартиры-ячейки превратились в элитное жилье. «Медуза» рассказывает историю дома Наркомфина.

Жилищные эксперименты 1920-х

В 1920-е годы в СССР, несмотря на сложное экономическое положение, потребность в жилье стояла крайне остро. Архитекторам в своих проектах приходилось учитывать три важнейших условия: утопическую идеологию раннего СССР, экономическую ситуацию и потребность в больших объемах строительства. Строить нужно было «идейно», «дешево», «много».

Тогда же государство начинает политику «жилищного передела». Рабочих из казарм на окраинах города массово переселяют в доходные дома, конфискованные у буржуазии. В больших квартирах таких домов людей расселяли покомнатно, что способствовало появлению совершенно новой формы общежития в советском обществе — бытовой коммуны, в которой группа совершенно посторонних друг другу людей должна была разделить быт и ресурсы. По задумке, коммуне было суждено вытеснить семью и стать главной структурной единицей в советском обществе.

Следуя за социальными веяниями 1920–1930-х годов, архитекторы взялись за создание программы жилищ нового типа — «домов-коммун». Однако эксперимент оказался провальным: ЦК ВКП (б) посчитал его «вредной попыткой „одним прыжком“ перескочить через все преграды на пути к социалистическому переустройству быта». Необходимо было найти иные способы организации жизни, а следовательно, и иные типы жилищной архитектуры. 

Активным поиском новой системы организации быта занялась группа архитекторов-конструктивистов, работавших в Стройкоме РСФСР, которую возглавлял Моисей Гинзбург. Они хотели смоделировать плавный переход от индивидуального буржуазного образа жизни к общественному, который был в социалистических коммунах, так что придумали концепцию «домов переходного типа». В них советский человек получал минимальное по площади, но комфортное жилье — квартиру-ячейку, а также доступ в общественную зону, которая должна была подталкивать его к обобществлению быта.

Дом Наркомфина — самый известный проект «переходного типа», чья популярность быстро шагнула за границы советского государства. Однако в Москве есть еще несколько похожих домов. Каждый из них был создан для людей разного социального статуса: в Ростокино — для рабочих ватной фабрики, в Петровском парке — для преподавателей Института экспериментальной ветеринарии, на Гоголевском бульваре — для архитекторов, на Новинском бульваре — для сотрудников Народного комиссариата финансов (поэтому сокращенно — дом Наркомфина).

На строительной площадке дома Наркомфина сложилась уникальная ситуация, когда заказчик (нарком финансов Николай Милютин) и архитектор совпали в творческом видении. Милютин когда-то сам хотел стать архитектором, но из-за революции 1917 года не доучился в училище барона Штиглица в Петербурге. Нарком хорошо понимал современную архитектуру, что позволило Гинзбургу свободно работать над проектом.

Дом Наркомфина стал живым манифестом конструктивизма — одной из самых ярких архитектурных школ 1920-х годов. Конструктивисты придерживались главного принципа архитектуры XX века: «Форма следует функции». Так композиция дома Наркомфина состоит из разных геометрических объемов, каждый из которых соответствует своей задаче. Жилой блок в генеральном плане представляет собой параллелепипед, помимо него планировалось создать отдельно стоящее круглое здание детского сада, прямоугольную прачечную и кубический коммунальный корпус со спортзалом, читальней и столовой. Все блоки, кроме детского сада, удалось построить — в итоге дети заняли место спортзала в коммунальном корпусе. Отсутствие спортзала ничуть не смущало Гинзбурга, потому что по обновленной задумке физкультурой жители дома должны были заниматься на плоской крыше жилого блока.

Инженерные решения

Конструктивисты, борцы за современность в архитектуре, были поклонниками инновационных строительных конструкций. На строительной площадке дома Наркомфина постоянно искали нестандартные инженерные решения. Гинзбург работал вместе с инженером бюро «Техбетон» Сергеем Прохоровым — и их сотрудничество принесло плоды. Конструктивной особенностью здания стал несущий железобетонный каркас с сеткой круглых столбов — это позволило разместить на фасаде непрерывные «ленточные» окна и организовать в доме свободную планировку, не привязывая квартиры к несущим стенам (то есть на каждом этаже могла быть своя планировка). Кроме того, особый каркас позволил дому Наркомфина парить над землей на столбах.

В ходе реализации проекта применяли не только нестандартные инженерные решения, но и использовали новые материалы, например камышит. Впоследствии это породило миф, что дома эпохи авангарда разрушаются, потому что при строительстве архитекторы использовали траву и всякий органический мусор (это не так).

Квартиры-ячейки

Главной инновацией в доме Наркомфина стали так называемые квартиры-ячейки. Архитекторы во главе с Гинзбургом работали в Секции типизации строительства при Стройкоме РСФСР. Они поставили перед собой задачу создать экономичный с точки зрения пространства и комфортный с точки зрения проживания формат квартиры. Результатом их трудов стало появление шести типов квартир: А, В, С, D, E, F. Четыре из них — B, D, E, F — были двухуровневыми. Использование двухэтажных апартаментов при проектировании позволило обустроить в жилом комплексе, который внешне имеет пять этажей, всего два коридора на уровне второго и четвертого этажей. Подняться на них можно по двум лестницам — главной и эвакуационной.

В центральной части дома на уровне второго и третьего этажей Гинзбург разместил восемь двухуровневых ячеек типа К (модификация D) для семей — их площадь составляет 90 квадратных метров. На уровне четвертого и пятого этажей — 28 малометражных ячеек типа F для малосемейных, рассчитанных максимум на двух человек. В торцах дома разместили большие нестандартные ячейки типа 2F. 

В двухуровневых ячейках архитектор развивал идею перетекающего пространства, используя сочетания разных высот, комфортных человеческому масштабу. Самой эффективной с этой точки зрения считалась ячейка типа F. Попасть в такую квартиру можно из коридора четвертого этажа, где на лестничной клетке соседствуют две двери: одна ведет в ячейку «F-верхнюю», другая — в «F-нижнюю». Сам коридор оказывается вписан меж двух квартир. Благодаря такому «тетрису» Гинзбургу, с одной стороны, удалось сэкономить пространство и сделать дом шириной всего 10,5 метра, с другой — не лишить жильцов комфортных площадей. Площадь малосемейных ячеек в среднем составляет 37 квадратных метров. 

Все окна в квартирах в доме Наркомфина выходят как на запад, так и на восток. За счет такой ориентации спальная зона обращена к восходу, а жилая — к закату. Естественный свет свободно курсирует по ячейке с открытым планом, где почти нет перегородок. 

В доме Наркомфина была одна квартира, которая отличалась от всех остальных, — двухуровневый пентхаус, созданный специально для заказчика проекта Николая Милютина. Нарком финансов сам выступил проектировщиком ячейки, создателем цветового решения и даже поработал в качестве мебельного дизайнера. В квартире Милютин прожил до самой смерти в 1942 году, а его семья продолжала жить в доме Наркомфина до конца 1970-х годов.

IKEA 1930-х

Занимаясь социалистическим переустройством быта, Гинзбург не остановился на создании жилья нового типа. Было решено, что в доме Наркомфина человек должен попасть в квартиру с уже готовым дизайнерским решением. Мебель для дома спроектировал архитектор и художник Эль Лисицкий, который преподавал на дерметфаке ВХУТЕИНа (Высший художественный технический институт), и его студенты. Они разделили пространство квартиры на три функциональные зоны — рабочую, столовую и спальную, — для каждой из них предназначалась группа стандартной мебели со своими особенностями. С одной стороны, мебель была частично встроенной, что позволяло экономить пространство, и могла трансформироваться, то есть обслуживать разные функциональные процессы. С другой стороны, мебель была типовой и модульной. Как и современная продукция IKEA, она состояла из стандартных элементов, которые житель мог собрать в разных комбинациях в зависимости от потребностей. Однако в массовое производство мебель Лисицкого не отправилась, в доме Наркомфина ее тоже не установили.

Для малометражной и самой распространенной ячейки типа F, в которой не предполагалось отдельного помещения под кухню, собирались устанавливать «кухонный элемент» — по сути, встроенный кухонный шкаф с минимумом оборудования. Он был оснащен мойкой, очагом (газовым или электрическим), разделочным столом, вытяжкой, холодильным шкафом, местом для посуды, термосом. Над проектами таких кухонных модулей работали архитекторы Соломон Лисагор и Михаил Барщ. К сожалению, в доме Наркомфина они так и не были установлены, однако такие кухонные шкафы в дальнейшем использовали в доме РЖСКТ «Показательное строительство» на Гоголевском бульваре.

Под новый тип мебели отдельно продумывали цветовые решения. Колористическую систему разрабатывал приглашенный в 1929 году «Малярстроем» из Баухауса немецкий художник Хиннерк Шепер в содружестве с Моисеем Гинзбургом. Они испробовали две гаммы — теплую и холодную — и изучали, как цвет стен в помещении будет воздействовать на психику человека. Гинзбургу было важно избежать яркого цвета в жилом пространстве, поскольку он якобы не дает жильцу отдыхать и плохо влияет на психическое здоровье. Яркие цветовые решения в ячейках оставили только для потолка, так как он не находится в поле зрения постоянно. Кроме того, Шепер использовал прием цветовой навигации. Например, двери ячеек на четвертом этаже чередуются по цвету. Черные двери ведут в ячейки «F-верхние», а белые — в «F-нижние». 

Как рассказывает Алексей Гинзбург, во время экспертизы в доме Наркомфина нашли оригинальные цветовые решения — в процессе реставрации их восстановят. В инстаграме дома уже можно увидеть ячейки, окрашенные в оригинальные цвета.

Жизнь до реставрации      

В середине 1930-х годов дом Наркомфина перестал находиться в ведомстве Наркомата финансов и стал вторым Домом Совета народных комиссаров РСФСР (первый — Дом на Набережной).

Постепенно дом заселяли не только сотрудники Наркомата, но и самые разные представители советского общества. Среди известных жителей комплекса оказались хирург Александр Александрович Вишневский, семья народного комиссара здравоохранения РСФСР Николая Семашко и большевик Николай Крыленко. Но самым известным жильцом дома в советское время был не представитель партийной номенклатуры, а художник Александр Дейнека, который занимал сначала квартиру № 7 (ячейка типа К), а потом апартаменты № 35 (ячейка типа «F-верхняя»). На старте продаж ячеек уже после реставрации первой купили квартиру Александра Дейнеки.

Советская история дома была очень непростой, и самые разные факты приходится собирать по крупицам. В доме много лет проводят экскурсии, на которые часто приходят бывшие жители и делятся воспоминаниями. Например, потомки семьи Семашко рассказали, что в 1970-е в доме Наркомфина установили лифт. Также известно, что столовая проработала только до конца 1930-х: жильцы предпочитали уносить еду с собой в ячейки, несмотря на замысел Гинзбурга. В период сталинских репрессий несколько чиновников, проживающих в «доме переходного типа», расстреляли.

Несмотря на насыщенную историю и, казалось бы, элитный статус, дом Наркомфина быстро перестал интересовать городские власти и партийную верхушку. После войны в здании организовали коммуналки, появились квартиры на первом этаже (где изначально были колонны) и на балконе. В своих воспоминаниях о доме Екатерина Милютина писала: «…квартиры для одиночек заселили семьями, семейные сделали коммунальными. Вместо закрытой столовой (коммунальный корпус) на пятом этаже сделали коммунальную кухню с рядами плит и корыт. Детский сад закрыли, коммунальный корпус превратился в типографию. Прачечная сохранилась, но она постепенно перестала обслуживать жильцов».

Больше восьмидесяти лет дом стоял без капитального ремонта и к 2000-м годам сильно обветшал. Еще в 1980-е потомки Моисея Гинзбурга пытались отреставрировать здание. Сначала проектом занимался сын архитектора Владимир, в середине 1980-х к делу подключился внук Моисея Гинзбурга — Алексей. Однако осуществить планы не удалось из-за отношения в России к конструктивизму (дом Наркомфина признали объектом культурного наследия только в 1987 году) и нелюбви к авангарду бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова.

Очень медленно дом Наркомфина начинал оживать уже в XXI веке, когда с 2006 года Александр Сенаторов (компания «Коперник») начал выкупать квартиры. В 2014 году в здании разместился офис «Коперника». У Александра Сенаторова были амбициозные идеи, связанные с реставрацией, но реализовать их не удалось. Однако компания «Коперник» сделала очень важную вещь для дома — привлекла к нему внимание москвичей.

Со временем дом Наркомфина стал популярным. В разное время здесь можно было заниматься йогой на крыше, есть фалафель, заниматься английским, пить чай в бывшем пентхаусе Николая Милютина, слушать лекции об истории архитектуры. В дом водили регулярные экскурсии — за одну неделю его могло посетить более ста человек.

В доме жили и работали журналист Антон Носик, художники из студии графического дизайна Ermolaev bureau, Арсений Афонин и его архитектурное бюро «СофтКультура», вокалист «Седьмой расы» Александр Растич и многие другие заметные москвичи. Здесь же располагались редакции N+1 и Colta.

«Я думаю, что самое интересное и важное здесь то, что изначальная идея Гинзбурга о социалистической утопии, человеческом общежитии, в итоге реализована, — рассказывал в 2015 году Антон Носик. — Не в 1930-е, когда сюда в приказном порядке поселили людей из министерства. Они не стали братьями, не хотели проводить вместе время. А именно сейчас, когда сюда один за одним подъезжали творческие деятели, креативные люди. Здесь сложились замечательные отношения, деловое партнерство, все друг другу помогают».

Несмотря на активную жизнь дома, история с реставрацией сдвинулась с мертвой точки только в 2015 году. Компания «Лига прав» выкупила дом у «Коперника» и всерьез взялась за продвижение научной реставрации. Важным шагом стал аукцион, запущенный властями Москвы летом 2016 года, когда компания «Лига прав» выкупила нежилые площади дома, ранее принадлежащие городу.

Авторский надзор за реставрацией ведет внук Моисея Гинзбурга Алексей и его компания «Гинзбург Архитектс». Главная цель проекта — провести научную реставрацию, максимально сохранить и восстановить детали здания в соответствии с оригинальным проектом, снова сделать дом жилым.

В 2020 году реставрация дома находится на завершающей стадии. На данный момент все ячейки проданы. В конце 2018 года цены на жилье в отреставрированном доме начинались с 22,7 миллиона рублей (за ячейку площадью 28,7 метра) и заканчивались 120 миллионами рублей (за пентхаус Милютина площадью 98,2 метра).